Оскар Лутс - Осень

• Название: Осень
• Автор: Оскар Лутс
• Издательство: VE
• Жанр: Классическая проза
• Год: 2003

Впервые на русском языке книга классика эстонской литературы Оскара Лутса, написанная им в 1938 году и изданная на родине в 1988-м. “Осень” продолжает написанную до Первой мировой войны книгу “Весна” (“Картинки из школьной жизни”) с тем же героем — Тоотсом, где изображаются реалии жизни в Эстонии 30-х годов.

---

— Глядите-ка! — Волосатый поселенец отступает на шаг. — Вот идет еще один — интегесно, чего этому надо? Эг-ге-е, тепегь я понимаю: вы пгишли вместе. Один вошел в дом, дгугой остался на улице высматгивать, не идет ли кто со двога. Видать, у вас, господа, недобгое на уме. Но вот что я скажу вам пгямо, как только вы начнете выделывать тут свои штуки, я сгазу жахну. Плевать мне, что у нас палки, меня, стагого солдата, этим не запугаете. Линда, — кричит он в другую комнату, — пгинеси быстгенько сюда мой гевольвег, к нам пгишли два подозгительных типа!

Кийр до того пугается этих слов, что не соображает даже поздороваться.

— Святый Боже! — всплескивает руками Киппель. — Как это вам могло прийти в голову, будто мы задумали недоброе? Да оградят нас силы небесные от злых помыслов! Я бродячий торговец из Тарту, а мой спутник занимается портновским ремеслом тут же, в Паунвере. Может быть, вы слышали, что в Паунвере проживает мастер-портной Кийр? Перед вами стоит его старший сын, тоже бывший солдат.

— Как же, как же, — поселенец качает головой, — говогить-то вы мастега! Линда, гевольвег!

И вот уже Линда, толстая, с лоснящимся лицом и запитыми волосами, стоит на пороге задней комнаты, «гевольвег» в руке.

— Да отойди же наконец от них подальше, старый остолоп! — резко кричит она мужу. — Что ты стоишь у них перед носом! Пусть они знают, если припрет, так я и отсюда могу пальнуть.

— Не злитесь, дорогие хозяева! Мы вовсе не те, за кого вы нас принимаете. Между прочим, у нас и удостоверения личности при себе.

— Что мне ваши удостовегения личности! Может, вы их где-нибудь стибгили. Ну, допустим вы, мешочник, пгишли из Тагту, чтобы пгодать свое багахло, но объясните мне, в таком случае, зачем околачивается тут этот погтной… если он и впгавду погтной?

— Он зашел спросить, не продаете ли вы случаем свой хутор.

— Ой, святые силы! — вскрикивает вооруженная хозяйка. — Ишь, чего захотели!

— Кто послал вас сюда? — спрашивает поселенец жестким голосом.

— Никто, мы сами пришли… только по собственному разумению.

— Но пгежде чем пгийти сюда, вы, небось, куда-нибудь заходили?

— Не только куда-нибудь, сегодня мы уже побывали в нескольких местах, но нигде не угрожали нам огнестрельным оружием.

— Хогошо, уматывайте отсюда! Вся эта ваша болтовня не стоит и двух пенсов.

— Разумеется, умотаем. Что же нам еще остается, если вы нас черт знает в чем подозреваете. Всего доброго!

Киппель хочет шагнуть через порог, однако Кийр протискивается вперед, чтобы не выходить последним.

— Аг-га! — с издевкой говорит им вслед поселенец. — Как только увидели гевольвег, так сгазу наутек — готовы один дгугому на спину влезть! — И, обращаясь к жене, добавляет: — Чегт подеги! Я все же дал маху, надо было отвесить тому и дгугому пагу затгещин по цифегблату.

— Так поди догони их и поддай как следует, — советует хозяйка со злорадной усмешкой. — На, прихвати с собой револьвер.

— Добго, я выпущу пгямо во двоге загядик в воздух, поддам им пгыти, чтобы в дгугой газ сюда не совались. Ишь, чегт, газве же погтной может покупать хутог! Кто такое пгежде слышал?

Поселенец выбегает во двор и действительно выпускает «загядик».

Кийр, который успел со своим спутником отойти от этого ужасного дома лишь на два-три десятка шагов, кидается лицом вниз на землю. Он в свое время слышал от солдат-фронтовиков, что при вражеском обстреле рекомендуется ложиться; так он теперь и поступает.

— Ложитесь, Киппель! — шепчет он «боевому товарищу». — Ложитесь быстро на землю, не то он застрелит нас насмерть!

— Ну, с какой стати этому г….ку меня убивать, — предприниматель извлекает из кармана новую сигару. — А если и застрелит, что с того? Я уже достаточно пожил на свете. А вы — давно ли вы ничуть не пеклись о моей жизни, чего же теперь-то впадать в панику? Но, черт подери, — торговец осматривается, — откуда это несет такой страшной вонью?! Выпачкался я где-нибудь, что ли?..

Киппель осматривает свои бока и штанины, старается оглядеть даже спину — но что невозможно, то невозможно.

— Будьте добры, господин Кийр, — обращается он к все еще лежащему на земле портному, — поглядите на мою спину, не испачкана ли она чем-нибудь вроде дерьма.

— Угомонитесь, — мычит портной. — Не стану я поднимать голову под таким страшным обстрелом.

— Да обстрелом-то и не пахнет! Это не выстрел был, а всего-навсего салют… в честь нашего ухода.

Предприниматель втягивает носом воздух, морщит нос и пожимает плечами.

— Знаете ли, господин Кийр, сдается мне, что вонь идет оттуда, где вы лежите. Постойте, я зайду с наветренной стороны — поглядим, откуда несет. Погодите, погодите! Теперь уже лучше, правда, немножко-то попахивает, но не так сильно, как прежде. Что бы это значило?

Тем временем поселенец вбегает в дом, останавливается смертельно бледный посреди комнаты и хриплым го-юсом говорит жене:

— Знаешь, Линда, что я наделал?

— Ну что? Всыпал им по первое число?

— Д-да-а! — Муж надрывно охает. — Только вот — больше, чем по пегвое. Одного ненагоком застгелил… этого, котогый помоложе, котогый вгоде бы погтной из Паунвеге.

— Да, я слышала выстрел, но где мне было знать, что ты прямо в них выстрелишь. Ведь обещал только паль-муть в воздух, как же это ты?..

— Ох, Боже пгавый, я и сам не понимаю, как это вышло! Я в них вовсе и не целился. Есть только два объяснения: либо у меня гука дгогнула, либо пуля сгикошетила, но как только газдался выстгел, этот погтной упал, как подкошенный. Нет, не гикошет был: ведь не могла же пуля отскочить от неба да еще и вбок. Наверное, дгогнула моя ганеная гука. Ох, Линда, Линда, и за каким чегтом сунула ты мне в гуку этот гевольвег! Тепегь пгидется мне не один долгий год отсидеть! А то еще и гасстгеляют. Как знать?

— Что за чушь ты мелешь? Кто это тебя расстреляем или посадит! Просто-напросто объяснишь, что тебе не было никакого резона в них стрелять, а ты всего-навсего испытывал револьвер: в порядке ли он еще. Не будь дураком!

— Да кто же в это повегит? — Поселенец снова охает. — Был бы он один, тогда еще куда ни шло, мол… Но оставшийся в живых тогговец сгазу докажет, что мы им уже тут, в доме, уггожали гевольвегом. Нет, нет, догогая Линда, пгопала моя жизнь! А ведь мы могли бы так хогошо. так мигно жить! Ой-е-ей! Может, и они были вполне мигные люди, а мы набгосились на них, как бешеные собаки.

— Ну что ты охаешь и ахаешь! Лучше пойдем поглядим в дверную щелку, что этот торговец делает с телом убитого.

— Какой тепегь толк от этого поглядения! Решительная женщина все же выпроваживает своего впавшего в отчаяние муженька в прихожую, приоткрывает входную дверь и осторожно выглядывает наружу.

— Где же они? — спрашивает жена шепотом.

— Там, по ту стогону оггады.

— Гм… Я что-то не вижу там ни живых, ни мертвых.

— Но они там! — поселенец вытирает потный от страха лоб.

— Ну так иди покажи, где они! — Для лучшего обзора Линда приоткрывает дверь еще пошире.

— Они там, там… — муж тычет дрожащей рукой в пространство, а затем все же набирается смелости, чтобы и самому выглянуть на улицу. — Что это значит? — спрашивает он все тем же хриплым голосом. — Их и впгавду там уже нет. Неужели… неужели тогговец так быстро сумел его утащить? Стганно!

— Ха, что в этом странного. Хочешь увидеть, где сейчас твой торговец и застреленный портной?

— Что, что?

— Погляди туда, ты, дурень! — жена показывает рукой. Поселенец напрягает зрение и видит такую картину: двое мужчин, уже довольно далеко от его дома, торопливо шагают к большаку.

— Ну, что ты теперь скажешь? — говорит хозяйка, подбоченившись. — Разве не самое время отвесить тебе самому пару горячих по твоей глупой образине?! Чтобы неповадно было меня пугать!

— Подождите меня здесь, — с кислым лицом произносит воскресший из мертвых Аадниель Кийр, как только путники входят на большак. Мне надо зайти в лес.

— Да, идите, идите! — Киппель кивает. — И сделайте все мало-мальски возможное, потому что т а к и впрямь ни в коем случае нельзя появляться среди людей. Это добро — не добро. Жаль, снегу сейчас маловато. Зато сырого мха и лесу сколько угодно.

Слышит ли вообще портной последние слова своего спутника — неизвестно, так как уже торопливыми шагами направляется к лесу. Киппель снимает со спины мешок, кладет на край канавы и сам присаживается тут же. «Уф», произносит он, задирает бороду и с наслаждением почесывает кадык и шею. Затем предприниматель вытаскивает из кармана кошель, чтобы поглядеть, сколь велик его денежный запас. «Неплохо», — бормочет торговец. Если его коммерция, думает он, еще два-три дня продержится на том же уровне, можно будет, пожалуй, с миром и назад в Тарту вернуться; стряхнуть с себя дорожную усталость и пополнить свой отощавший заплечный мешок новым товаром. Неплохо, дело спорится!

По неровностям большака, приближаясь, тащится какой-то хуторянин, на телеге его — мешки. Само собой, он возвращается с мельницы, потому что на мельницу так поздно не направляются, — скоро уже начнет смеркаться.