Генрик Сенкевич - Пан Володыёвский

• Название: Пан Володыёвский
• Автор: Генрик Сенкевич
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1993

Историческую основу романа «Пан Володыёвский» (1888 г.) польского писателя Генрика Сенкевича (1846–1916) составляет война Речи Посполитой с Османской империей в XVII веке. Центральной фигурой романа является польский шляхтич Володыёвский, виртуозный фехтовальщик, умеющий постоять за свою любовь и честь.

---

И в этом замке, средь летящих ядер, огня, клубов пыли и дыма, маленький рыцарь кидался от пушки к пушке, от стены к стене, от угла до угла, сам разрушительному пламени подобный. Казалось, он двоился, троился; был повсюду, ободрял, наставлял; где падал канонир, он заменял его и, влив бодрость в сердца, вновь куда-то мчался. Его порыв передался солдатам. Они поверили, что это последний приступ, а затем придут спокойствие и слава, вера в победу переполняла грудь их, ожесточение и гордость — сердца; безумство боя овладело умами. Крики и ругань так и рвались из глоток. Иные, обуреваемые яростью, порывались выскочить за стены, чтобы там схватиться с янычарами.

А те дважды под прикрытием дыма плотной массой подступали к пролому и дважды, устелив телами землю, откатывались в панике. В полдень на подмогу им двинуты были ополченцы и ямаки, но эта плохо обученная толпа, хотя и побуждаемая сзади копьями, знай себе выла во весь голос, не желая идти на замок. Прибыл каймакам — не помогло. Нависла угроза всеобщей, почти безумной паники, так что людей в конце концов отозвали, и только орудия трудились без устали, меча свои громы и молнии.

Так протекали часы. Солнце спустилось уже с зенита и теперь взирало на битву — багровое, задымленное, как бы подернутое мглою.

Около трех часов пополудни грохот орудий достиг такой мощи, что за стенами нельзя было услышать ни слова, даже если кричали в самое ухо. Воздух в замке стал горячий, как в печи. Вода, которой поливали раскаленные пушки, шипела, превращаясь в пар, он смешивался с дымом, заслоняя свет, но орудия гремели непрестанно.

В три часа с минутами были разбиты две тяжелые турецкие кулеврины. Чуть позднее стоявшая подле них мортира разорвалась от прямого попадания ядра. Канониры гибли как мухи. С каждой минутой становилось все очевиднее, что этот неистовый дьявольский замок берет верх в битве, что он перекричит турецкие громы, что за ним последнее слово…

Турецкий огонь стал ослабевать.

— Скоро конец! — крикнул что есть мочи Володыёвский в ухо Кетлингу, чтобы тот его услышал среди грохота.

— Похоже, что так! — ответил Кетлинг. — До завтра или на дольше?

— Быть может, и на дольше. Виктория нынче за нами.

— И благодаря нам!

— Об новой мине надобно поразмыслить.

Турецкий огонь ослаб еще более.

— Продолжать орудийный обстрел! — крикнул Володыёвский.

И помчался к канонирам.

— Огня, ребята! — крикнул он. — Пока последняя турецкая пушка не заглохнет! Во славу господню и пресвятой богородицы! Во славу Речи Посполитой! Огонь!

Солдаты, видя, что и этот приступ близится к концу, отозвались громким радостным криком и с еще большим рвением стали бить по турецким шанцам.

— Вот вам вечерняя ваша молитва, сукины сыны! — кричало множество голосов.

Вдруг произошло нечто странное. Все турецкие пушки словно по волшебству разом смолкли. Умолкла и ружейная трескотня в новом замке. Старый замок какое-то время еще грохотал, но в конце концов офицеры, переглядываясь, стали спрашивать друг друга:

— Что такое? Что случилось?

Кетлинг, немного обеспокоенный, тоже приостановил стрельбу.

Один из офицеров громко сказал:

— Не иначе как мина под нами, сейчас взрыв будет!..

Володыёвский пронзил говорящего грозным взором.

— Мина не готова, а хоть бы и готова была, взорвется только левая стена замка, а мы в руинах будем сражаться, пока кровь течет в жилах, ясно тебе, сударь?

Затем наступила тишина, не нарушенная ни единым выстрелом — ни из города, ни из шанцев. После грома и грохота, сотрясавших стены и землю, было в той тишине нечто торжественное, но вместе зловещее. Все напряженно всматривались в шанцы, но из-за облака дыма ничего не было видно.

Вдруг с левой стороны послышались мерные удары кирок.

— Я же говорил, они еще только подводят мину! — вскричал Володыёвский.

И обратился к Люсьне:

— Вахмистр, возьми двадцать человек и пойди взгляни, что там в новом замке.

Люсьня быстро выполнил приказ, взял двадцать человек и минуту спустя исчез с ними в проломе.

Снова наступило молчание, прерываемое только хрипами да икотой умирающих и стуком кирок.

Ожидали долго, наконец вахмистр воротился.

— Пан комендант, — сказал он, — в новом замке ни души.

Володыёвский удивленно воззрился на Кетлинга:

— Ужель от осады отказались? — Сквозь дым ничего увидеть невозможно!

Но дым, разгоняемый ветром, редел, и наконец завеса его прорвалась над городом.

И в ту же минуту с башни раздался нечеловеческий, исполненный ужаса вопль:

— Над воротами белые флаги! Мы сдаемся!

Услышав это, солдаты и офицеры повернулись к городу. Лица их выразили страшное изумление, слова замерли у всех на устах, сквозь полосы дыма смотрели они на город.

А в городе, на Русских и Ляшских воротах, в самом деле трепыхались флаги, и далее был виден еще один — на башне Батория.

И тут лицо маленького рыцаря сделалось бело, как эти колеблемые ветром флаги.

— Кетлинг, ты видишь? — шепнул он, обернувшись к другу.

Кетлинг тоже побледнел.

— Вижу, — сказал он.

И они посмотрели в глаза друг другу, сказав взглядом все, что могли сказать два этих рыцаря без страха и упрека, ни разу в жизни не нарушившие слова и поклявшиеся перед алтарем скорее погибнуть, нежели сдать замок. И вот теперь, после такой обороны, после такой битвы, напоминавшей збаражские деяния, после отбитого приступа, после победы им велено было нарушить клятву, сдать замок — и жить!

Как перед тем зловещие ядра проносились над замком, так ныне зловещие мысли толпой проносились в их голове. И скорбь, бездонная скорбь сжимала сердца их, скорбь по двум возлюбленным существам, скорбь по жизни и счастью, и они смотрели друг на друга как безумные, как мертвые, а временами обращали полный отчаяния взгляд свой к городу, как бы желая убедиться не обманывают ли их глаза и в самом ли деле час их пробил.

Вот со стороны города зацокали конские копыта, и чуть погодя примчался Хораим, молодой стремянный генерала подольского.

— Приказ коменданту! — крикнул он, осаживая бахмата.

Володыёвский взял приказ, прочитал его молча и, помедлив, средь гробовой тишины обратился к офицерам:

— Ваши милости! Комиссары переправились на челне через реку и уже пошли в Длужек, чтобы подписать там соглашение. Сейчас они воротятся этим путем. До вечера надлежит нам вывести войско из замка, а белые флаги водрузить ____________________ немедля…

Никто не отозвался. Слышно было только тяжелое дыхание и сопенье.

Наконец Квасиброцкий проговорил:

— Надо флаг вывесить, сей момент людей соберу!..

Тут и там раздались слова команды. Солдаты встали в ружье. Мерный шаг и бряцанье мушкетов будили эхо в безгласном замке.

Кетлинг приблизился к Володыёвскому.

— Пора? — спросил он.

— Обожди комиссаров, узнаем условия… Впрочем, я сам туда спущусь.

— Нет, я спущусь, я лучше знаю, где и что там в подземелье.

Дальнейший их разговор прервали голоса:

— Комиссары возвращаются! Комиссары!

Вскорости три злосчастных парламентера показались в замке. То были: судья подольский Грушецкий, стольник Жевуский и хорунжий черниговский Мыслишевский. Они шли, понуро свесив головы. На спинах их переливались блестками парчовые кафтаны, полученные в дар от визиря.

Володыёвский ожидал их, опершись о теплое, еще дымившееся жерло пушки, направленной в сторону Длужка.

Все трое молча его приветствовали, а он спросил:

— Каковы условия?

— Город не будет разграблен, жителям обеспечивают безопасность жизни и имущества. Всякий волен выехать из города, куда заблагорассудится, волен и остаться.

— А Каменец и Подолия?

Комиссары понурили головы.

— Султанские… на веки веков!..

Затем комиссары удалились, но не прямо по мосту, который запрудили уже людские толпы, а через боковые южные ворота. Сошедши вниз, они уселись в челн, который должен был доставить их до Ляшских ворот. В теснине у реки уже показались янычары. Людской поток устремился из города и заполнил площадь напротив старого моста. Многие хотели бежать в замок, но выходящие оттуда полки удерживали их по приказу маленького рыцаря.

А он, отправив войско, подозвал к себе Мушальского и сказал ему:

— Старый друг мой, прошу тебя об одной услуге: ступай тотчас к моей жене и скажи ей от меня… — У него перехватило горло. — И скажи ей от меня: это ничего! — торопливо добавил он.

Лучник ушел. За ним поспешно выходило войско. Володыёвский, сидя на коне, наблюдал за его выступлением. Замок пустел, но медленно — путь преграждали обломки и щебень.

Кетлинг подошел к маленькому рыцарю.

— Я спускаюсь! — стиснув зубы, проговорил он.

— Иди, но обожди немного, покуда войско не выйдет… Иди!