Роберт Лесли - Медведи и Я

• Название: Медведи и Я
• Автор: Роберт Лесли
• Издательство: Гидрометеоиздат
• Жанр: Природа и животные
• Год: 1988

История о том, как в лесах Канадского Севера человек вырастил трех осиротевших медвежат.

Автор, Роберт Франклин Лесли, — прекрасный натуралист, великолепно знает природу и животный мир Канады. Написана книга увлекательно, с любовью и добрым юмором. Лесли наполовину индеец, и его отношение с природой носит отпечаток давнего и полного единения с природой, так присущего когда-то обитателям Североамериканского континента.

---

Знай я о медведях побольше, я бы распознал опасный симптом болезни в том, что медвежонок отказался от лососевой икры. Я же решил, что Расти просто наелся ягод. Когда он посмотрел на меня с выражением неподдельного страдания и застонал, я взял его на руки, отнес в дом и уложил в постель. Почуяв что-то серьезное, Дасти и Скреч тихонько сидели рядышком посреди комнаты. К девяти часам вечера состояние Расти стало угрожающим. Его маленькое тело обмякло, и он не реагировал, когда я его трогал. Глаза остекленели, пасть пересохла и была широко раскрыта, дыхание стало шумным и неровным. Один раз он попытался подняться, но беспомощно упал на спину и больше не двигался. Я старался не поддаваться отчаянию, без конца кипятил воду и прикладывал горячие полотенца к животу Расти; так продолжалось до полуночи. И тут его вырвало. Когда я увидел, чем, то решил, что наутро у меня останутся два медвежонка. Он наелся ядовитых грибов аманита, есть которые, как я понимаю, мамы-медведицы запрещают своим малышам. В три часа Дасти и Скреч залезли на лежанку и пристроились рядом с Расти, который лежал, не двигаясь и не открывая глаз. До утра я поддерживал яркий огонь в очаге и вытирал белую пену, текущую из пасти медвежонка.

Когда оранжевые полосы рассвета превратились в день, мне показалось, что я уловил слабую перемену к лучшему. Расти уже не лежал, беспомощно вытянувшись между Дасти и Скречем, а перевернулся на живот, аккуратно подтянув лапы и положив голову на краешек моей подушки. Но глаза у него были еще остекленевшие и открывались только наполовину. Когда он, наконец, ровно дыша, погрузился в глубокий сон, я решил приготовить завтрак. Дасти и Скреч прошли за мной на кухню, но сидели в углу неподвижно, как два столбика, пока я варил овсянку. С тех пор как Расти заболел, они не издали ни звука. Вместо того чтобы после завтрака, как обычно, отправиться в залитый солнцем лес у озера на утреннюю прогулку, оба медвежонка тихонько легли рядом с Расти. Сестра с полчаса лизала ему морду.

В полдень Расти сделал мучительную попытку слезть с лежанки. Когда я спустил его на пол, он доковылял до своей миски на кухне и вылакал чуть ли не кварту воды. Я предложил ему поесть, но он не захотел, поковылял к двери; он с трудом выбрался из дому и у него случился приступ поноса. Когда он вернулся в дом, на его печальной мордашке было написано желание поскорее лечь в постель. К середине дня его умненькие глазки обрели былой блеск и стали следить за тем, как я убираю в доме. Поддавшись радости, я подхватил его под мышку и настоял на прогулке по сверкающему пляжу.

— Ах ты, маленький негодяй! — пробормотал я, поставив его на песок. — Из-за тебя я напрочь забыл про самородки, которые нашел вчера, а они стоят не меньше ста долларов!

Сначала он ковылял с трудом, внутри у него все болело, и каждые несколько шагов он спускался к воде попить; но рядом с ним так веселились и проказили Дасти и Скреч, что в конце концов к нему вернулась та живость, которая отличает молодых медведей, и наконец он стал резвиться, почти как раньше. Чтобы отпраздновать его выздоровление, я в порядке исключения разрешил ему гоняться за охрипшим кроншнепом по болотистому торфянику.

Сигналы опасности

С каждым днём медвежата значили для меня все больше и больше. По мере того как росло их значение в моей жизни, укреплялась моя решимость обучить их полной самостоятельности. Да и чисто практически ни одному работяге-старателю, думающему об учебе в колледже, не под силу без конца нянчить трех диких медведей. Чтобы не навредить медведям — и отчасти оправдать доверие, которое оказала мне старая медведица, — я решил по утрам вместо работы брать медведей в регулярный обход нашей территории и стал учить их находить личинки, полевок и хомяков, переворачивая камни, отдирая кору с бурелома и приподнимая мох сфагнум, которого было всюду полно. Я погружал лапы медвежат в муравейники, вынимая самых крупных муравьев и их яйца. К важным муравьям-солдатикам, которые в самую жаркую пору дня вышагивали взад-вперед по берегу под кусочком листика, как под зонтиком, медвежата вначале отнеслись с подозрением; но, отведав однажды из любопытства этих насекомых, они уже не упускали случая пройти следом за длинными шеренгами муравьев, движущимися навстречу друг другу, подбирая их языком и выплевывая листочки-зонтики.

Примерно в полумиле к югу от нашего дома была трясина, где медвежата разрыли не один акр болотной травы в поисках корней ириса и луковиц разных лилий. В середине июля земляника и крыжовник налились сахарной сладостью, а корни цикория, жеруха и стручки крокуса помогали заполнять бездонные желудки подрастающих медвежат. К августу наши продовольственные экспедиции охватывали восемь километров.

Мне не доводилось видеть малышей, столь жизнерадостных, как Расти, Дасти и Скреч. В первые дни своего сиротства они испытали страх и растерянность, но теперь каждый день радостно открывали для себя мир, выказывая удивительную приспособляемость и жизнеспособность. Я знаю, что в то первое лето медвежата живо помнили свою мать, потому что временами они становились грустными и задумчивыми, забирались на свою высокую пихту и озирали озеро, тихонько плача; это был ритуал, прервать который могла только перемена в настроении. Казалось, они чувствовали, что какая-то важная часть их жизни кончилась. После нашей утренней вылазки они проводили день рядом со мной у речки, боролись друг с другом, кувыркались в тростнике, скатывались со скользкого обрыва над рекой и пожирали мелкую рыбешку, головастиков, лягушат и жуков.

Однажды Расти, который первым пускался в авантюры, поймал водяную змею полметра длиной и проглотил ее. Поразмыслив минуту, он понял, что не все ладно. Он поднялся на дыбы, широко раскрыл глаза, так что они едва не вылезли из орбит, заколотил по брюху лапами и, наконец, отрыгнул извивающуюся змею. Дасти и Скреч смотрели, застыв от ужаса и удивления, как змея билась у кромки воды, а потом уплыла. После этого эксперимента водяные змеи, по-моему, перестали для них существовать. Однако я вскоре узнал, что для медведей отрыгивать столь же естественно, как и испражняться.

Хотя эти трое и любили поиграть, к купанию они относились серьезно. По-моему, они понимали, что ни один паразит долго под водой не выдерживает. Клещи, блохи, вши и прочие насекомые отцеплялись и всплывали через пять минут. Поскольку порошок от блох моим медведям не подходил, мы для борьбы с паразитами каждый день вечером купались. Посидев в воде, они обычно плыли к устью тихой речки Наггет-Крик, забирались в мой промывочный канал и шутки ради устраивали мне душ, изо всех сил встряхивая свои мокрые тела. Плавали они, работая в основном только передними лапами, и делали более длинные гребки, чем собаки.

Для удобства я обучил их отзываться на кличку. Раздавая им молоко (запасы которого таяли на глазах) и кашу, я ставил миски на край кухонной лавки. В разгар поднимающейся у моих ног возни, давки и визга я звал Скреча. Вначале он не реагировал, но вскоре научился распознавать зов и получал свою миску. Второй всегда была Дасти, что очень не нравилось Расти. Будучи лидером, он полагал, что должен быть первым во всем, и в еде тоже. Он запомнил свое имя с того раза, как ко мне в канал заплыли саламандры, и я позвал его. Чтобы два похожих имени не путались, я сильно раскатывал «р» в его имени. Даже среди самых шумных игр каждый из медвежат научился прибегать на мой зов; правда, тут же прибегали и остальные, как бы проверяя, не завел ли я любимчика. Однако по-настоящему я мог проверить, как они отзываются на кличку, когда они сидели на дереве: в каком бы порядке я их ни звал, ни разу не возникло путаницы.

Семи месяцев от роду, если считать, что медвежата родились в январе, они обладали очень развитыми зрением, обонянием и слухом. Как-то утром, когда мы искали на склоне холма сочные стебли папоротника, все три медвежонка вдруг бросились ко мне, как безумные, карабкаясь мне на плечи, разрывая одежду. Как-то свойственно диким животным, это паническое бегство совершилось мгновенно. Они так больно поцарапали меня своими когтями, так тяжело повисли у меня на плечах, что я не сразу сообразил, в чем дело. В другой раз это могло бы стоить мне жизни. Я не раз замечал, что медведица, какой бы неуклюжей она ни была на вид, реагирует на все мгновенно.

Сидя у меня на плечах — не очень надежное убежище, — медвежата с фырканьем напряженно вглядывались в заросли осины. В следующее мгновение оттуда вырвался взрослый медведь, ревом выражая свое возмущение тем, что мы вторглись в его угодья. Чтобы не упасть под тяжестью трех медвежат, каждый из которых стремился оказаться на самом верху, я оперся на альпеншток и мысленно пытался внушить себе, что медведь (как утверждают зоологи), если его не дразнить, совершенно не опасен, что психологически медведь куда ближе к человеку, чем другие звери, и что медведь-самец обязательно скроется, почуяв детенышей, потому что боится грозной мести их мамаши. Теория, что взрослые медведи очень близоруки, тоже отчасти подтвердилась, потому как, вдруг почуяв нас, медведь испуганно рявкнул, повернулся и помчался с холма.