Роберт Лесли - Медведи и Я

• Название: Медведи и Я
• Автор: Роберт Лесли
• Издательство: Гидрометеоиздат
• Жанр: Природа и животные
• Год: 1988

История о том, как в лесах Канадского Севера человек вырастил трех осиротевших медвежат.

Автор, Роберт Франклин Лесли, — прекрасный натуралист, великолепно знает природу и животный мир Канады. Написана книга увлекательно, с любовью и добрым юмором. Лесли наполовину индеец, и его отношение с природой носит отпечаток давнего и полного единения с природой, так присущего когда-то обитателям Североамериканского континента.

---

Какой-то янки рассказывал, что стрелял по трем медведям, которые чуть было не бросились вплавь за его лодкой. Там был большой черный самец и два других — помоложе. Он говорил, что подстрелил одного, с белым пятнышком на груди. Раненый медведь стоял и крутил головой, как будто хотел ему что-то сказать. Говорил, что ранил еще и второго, тот упал ничком, но потом поднялся и поковылял прочь. Он разрядил им вслед целую обойму, пока они не скрылись в кустах. Как по-твоему — похоже это на твоих медведей?

Я был так поражен, что не сразу ответил.

— Никакого сомнения! — сказал я наконец. — Для этих медведей вид лодки означал веселую прогулку по озеру с купанием и рыбной ловлей.

Теперь я по крайней мере знал, что случилось с медведями:

— Завтра же отправлюсь на тот берег, если только ветер утихнет.

После ужина мы долго сидели у очага, курили трубки и, кажется, были злы на весь свет.

— Ларч теперь работает инспектором Охотничьей комиссии, его контора находится в Форт-Сент-Джеймсе. Он просил меня заглянуть по дороге к тебе и рассказать, что билль об устройстве охранной зоны для диких животных не прошел в парламенте. Но ты, как видно, и без меня узнал об этом на собственном печальном опыте. Компания Гудзонова Залива и Департамент национальных парков и рекреаций потерпели полное поражение, верх одержали лесопромышленники, владельцы рудников, трапперы и торговцы спортивным инвентарем.

— Среди индейцев на озере Бабин, — продолжал он, — идут волнения, все недовольны. Лесопилка уже два раза горела. Некоторые так прямо и говорят, что ее спалили за то, что Северо-Западная лесопромышленная компания больше всех противилась принятию билля о провинциальном парке и, уволив индейцев племен бабин и бобров, наняла со стороны китаматов.

Перед тем как уехать, Марк оставил мне пятнадцать килограммов вяленой лосятины и пять килограммов колбасы и пеммикана.

— Это прислал тебе Ларч, — сказал Марк. — Он сам приедет к тебе с припасами, как только сумеет получить три-четыре дня отпуска. Послушай, переезжай-ка ты ко мне на озеро Палисейд, перезимуешь у меня. А в верховьях Таклы найдется хорошая скво.

— Спасибо, Марк! Я бы с удовольствием, но сперва надо съездить на тот берег, а там будет видно. Может быть, я даже уеду в Южную Калифорнию, буду отогревать свои промерзшие кости среди апельсинов, инжира и финиковых пальм.

— Я однажды попробовал апельсина. Необыкновенно вкусно.

Прежде чем я рискнул отправиться через озеро на каноэ, пришлось пережидать три дня, так как не переставая дул сырой ветер, с неба то и дело капало, словом, как говорят лесорубы, началась мокреть. Чтобы как-то унять свое нетерпение, я на всякий случай конопатил щели в стенах, поправил крышу, наколол дров — вдруг все-таки придется зимовать.

Наступило безветрие, и я без всяких приключений переплыл через озеро. Вокруг хижины Ларча было много медвежьих следов, один побольше — в четырнадцать дюймов, два других — по десять. Я звал медведей — свистел и кричал, покуда не охрип, обегал весь берег, прошел две мили вверх по пологому бурому склону каньона в сторону Скалистых гор — но ни разу не встретил свежих следов. Тогда я вернулся домой и стал готовить ужин. Я надеялся, что медведи придут на острый запах елового дыма, бобов, лука и кофе. С наступлением ночи в лесных просторах воцарилась нерушимая тишина; казалось, что осенняя тьма заглушила все звуки канадского севера.

Обыкновенно я вставал рано, даже во время суровых пятидесятиградусных морозов не изменяя этой привычке. Однако на этот раз, уж не знаю почему, наверно, от физической усталости и пережитых в последнее время треволнений, я проспал допоздна; был уже день, когда меня разбудило осторожное царапанье и тихое повизгивание, раздавшееся под дверью. Одним прыжком я выскочил из спального мешка и стал дергать задвижку; задвижка у Ларча ходила туго из-за того, что дверь снаружи была утеплена лосиной шкурой.

На крыльце, махая лапами, точно голодный пудель, и повизгивая, как вернувшаяся из самовольной отлучки овчарка-колли, сидел не кто иной, как милый мой приятель Скреч. Обняв медведя, я вопил, стонал, рыдал и хохотал от восторга и, только продрогнув, опомнился. Кое-как я заманил его в тепло и сварил ему большой горшок такой же овсянки, как в тот день, когда приемная мамаша оставила его на мое попечение на озере Бабин: я набухал туда двести граммов маргарина, чашку коричневого сахару и три банки сгущенного молока, позаимствовав все это из неприкосновенного запаса Ларча. А потом с нетерпением ждал, когда Скреч кончит завтракать, чтобы поскорее отправиться с ним в лес.

Делая ставку на то, что, следуя природному инстинкту, Скреч скорее всего приведет меня к Дасти и Спуки, я побросал, что попалось под руку, в рюкзак и пустил Скреча вперед, надеясь, что его нос выведет нас, куда следует. Скреч даже не стал принюхиваться, а сразу взял след и, не раздумывая, двинулся вверх по каньону в сторону Скалистых гор. Скреч еще прихрамывал на ту ногу, которая побывала в капкане, но это было, судя по всему, единственное его увечье. В воздухе чувствовалась морозная свежесть. Дыхание вырывалось с паром, и в бороде у меня скоро образовались маленькие сосульки, а у Скреча вся грудь и плечи покрылись белым инеем; мы мчались по пустынной тропе, мимо темнеющих мерзлых деревьев, и без остановки проделали несколько миль. Сделав в полдень привал, мы уже через пятнадцать минут продолжили наш путь, еще засветло одолели склон и очутились на вершине.

Перевалив через нее, мы начали спускаться, как вдруг Скреч остановился и с разбегу сел на землю. Я присел рядом, обнял его за шею, а он лизнул меня в ухо. Внизу лежала долина озера Первис, а на пути к ней, примерно на высоте двух километров над впадиной, в которой покоится озеро, находилось болото. Оттуда, из зарослей ивняка, вышли два медведя и стали рыть землю, откапывая клубни квомаша.

Учуяв издалека наш запах, Спуки встал во весь рост и повернул к нам голову. Дасти насторожилась и быстро скрылась в густых зарослях ивняка. Оба медведя хромали, и видно было, что они стараются полегче ступать на передние лапы.

Я стал звать Дасти, послал за ней Скреча, но она убежала вслед за Спуки со всей поспешностью, какую ей позволяла больная лапа: скоро они скрылись в густом ельнике, которым были покрыты горы, окружавшие озеро с юга. Я ждал, сидя на поваленном дереве на краю тропы, которая снизу огибала болотце, и через некоторое время ко мне вернулся Скреч.

Он пошел со мной назад к хижине Ларча, но, как мне показалось, довольно неохотно.

Обоюдоострый топор

Вернувшись в хижину Ларча, мы со Скречем допоздна засиделись в тот вечер возле очага. Я гладил Скреча по голове, чесал ему за ушами и под подбородком, а сам думал о том, как сложится отныне судьба Дасти. Благодаря тому, что она успела нагулять достаточно жиру, она сможет — с помощью Спуки — прожить независимо от человека. Ее могучий рост, стремительность и сила должны внушать почтение всем животным, кроме медведя-гризли, а полученное ранение тем более заставит всех держаться от нее на почтительном расстоянии. Из всех животных самое опасное — раненый медведь. Хотя меня и беспокоила ее рана, но делать было нечего, пришлось вернуться в хижину и предоставить Дасти и Спуки (а если Скреч захочет к ним присоединиться, то и Скреча) самим себе, полагаясь на то, что они научены горьким опытом опасаться человеческого коварства.

На следующее утро, когда я стал снаряжать свое каноэ в обратный путь, Скреч кинулся бежать в сторону каньона, словно бы он решил вернуться к своим сородичам. Я уже примирился было с этим его решением, убедив себя, что оно соответствует природе вещей и для Скреча это будет наилучшим исходом: ведь не могу же я до бесконечности нянчить даже одного медведя! Но тут он медленно вышел из леса. Вместе с ним на опушке показалась Дасти. Услышав мой голос, оба замерли, как вкопанные. Скреч лизнул сестру в нос, галопом прискакал ко мне и вскочил в каноэ. Дасти нерешительно повернула в чащу, но вдруг остановилась в полусотне метров от Спуки, который поджидал ее на тропе, повернула к нему морду, поглядела, потом оборотилась к нам и потянула ноздрями воздух; мы со Скречем уже оттолкнулись от берега.

Следующая неделя пошла в бешеной гонке, надо было покончить со всеми хозяйственными хлопотами, прежде чем нас застигнет врасплох холодное дыхание Арктики, которое вот-вот должно было обрушиться на озеро. У меня еще ничего не было готово. Я лихорадочно пилил, колол дрова, складывал поленницу, ставил переметы в устье Отет-Крика, наловил сотни две лососей и форелей, прокоптил весь улов и надежно спрятал его в тайнике. Все это время Скреч не отходил от меня ни на шаг. Когда не было клева, я уходил в лес за дровами. Скреч довольствовался короткими вечерними прогулками, так как нажировался за предыдущие месяцы. Я уже мог с удовольствием думать о предстоящей зимовке, заранее радуясь приезду Ларча, который обещал привезти припасы.