Роберт Лесли - Медведи и Я

• Название: Медведи и Я
• Автор: Роберт Лесли
• Издательство: Гидрометеоиздат
• Жанр: Природа и животные
• Год: 1988

История о том, как в лесах Канадского Севера человек вырастил трех осиротевших медвежат.

Автор, Роберт Франклин Лесли, — прекрасный натуралист, великолепно знает природу и животный мир Канады. Написана книга увлекательно, с любовью и добрым юмором. Лесли наполовину индеец, и его отношение с природой носит отпечаток давнего и полного единения с природой, так присущего когда-то обитателям Североамериканского континента.

---

— Я тоже собирался завтра плыть к вам! — крикнул еще издали Ларч, подоспевший, чтобы поймать чалку и вытащить нас на берег. — Ред-Ферн с отцом приедут не раньше, чем через десять дней. Слишком много льда скопилось в низовьях. В устье Мидл-Ривер образовался отчаянный затор. А как у тебя с продовольствием?

— Жалкие остатки! Мы погибаем голодной смертью! Вот и приехали подкормиться на твоих хлебах. Чем ты занимался?

— Мездрил шкурки и собирал капканы. Мне нынче повезло, ни один не пропал.

Потерянный капкан означает, что в лесу произошла страшная трагедия, хуже которой не может быть в этом ужасном ремесле.

Медвежата так и липли к Ларчу, а Скреч не ушел от него даже тогда, когда Расти и Дасти отправились искать себе пропитание в каньоне, который начинался за хижиной Ларча.

— Они у тебя подросли за время спячки, — констатировал Ларч. — Все трое в отличной форме. Теперь у них уже сорок восемь зубов, под стать аппетиту, но сейчас они будут есть мало, за время спячки желудок сжимается, так что они разве что пощиплют травки, погрызут корешков да поглодают кору карликовой сосны. Ты о них не беспокойся. Если у тебя осталась копченая лососина, давай им по полфунта в день.

— Теперь им уже будет не прокормиться на прошлогоднем участке, — сказал я, когда мы отправились в хижину пить кофе с изюмом. Скреч увязался за нами.

— Слушай, Боб! Можно я дам тебе один старинный индейский совет? — спросил Ларч, лукаво подмигивая. — Через месяц ты уже не сможешь ходить целый день за медведями. Так пускай сами ищут себе пропитание. Они будут бродить втроем и возвращаться домой, как собачки. Перестань хлопотать над ними, если хочешь, чтобы они привыкли сами о себе заботиться. Время вашей неразлучной дружбы истекает, так велит природа, и ты лучше не обманывайся на этот счет. Тут уж, черт побери, ничего не поделаешь! Извини, но я должен был тебе это сказать.

— Вот поэтому, Ларч, я и должен принять наконец решение, — ответил я. — У меня всю зиму сидела в мозгах мысль, не отдать ли их в зоопарк в Ванкувер. Если в этих местах не наложат запрет на охоту…

— Всякому дикому зверю плохо будет в клетке, если он родился на свободе. Это ясно как день.

Я понимал, что Ларч прав и рано или поздно мне придется взглянуть в глаза действительности:

— Это-то меня и мучает.

Зима все еще упрямо держалась на северных склонах и там лежал глубокий снежный покров, но льдины на реке быстро таяли, и вода, покрытая белыми комьями, похожими на клочья ваты, быстро уносила их прочь. Горловина озера освободилась от затора, так что Ред-Ферн и А-Тас-Ка-Ней-старший могли появиться со дня на день. Однажды утром я уже собрался идти с медведями в лес на кормежку, как вдруг послышалось тарахтение лодочного мотора. Я кинулся в хижину за биноклем. В длинной лодке типа «Гудзонов залив» сидели трое, я узнал Ларча, его отца и Ред-Ферна. На борту громоздились картонные ящики, это был полугодовой припас.

— Прямо не верится, что это те самые тощие обормоты, которые наделали такой переполох в Топли-Лендинге, — сказал Ред-Ферн во время разгрузки.

— Я уже состарился, Боб, эта хижина мне больше не понадобится, — сказал Питер А-Тас-Ка-Ней, увидав, как мы с Ларчем потрудились над его жилищем. — Можешь оставаться тут со своим лесным народцем. Сегодня ночью мы с сыном поговорили, и он мне все про вас рассказал.

— Я думал, что пробуду здесь с тобой до июля, Боб, — сказал мне Ларч, когда мы перетаскали под крышу все ящики — Но у меня мать захворала. Мне придется уехать с отцом и Ред-Ферном, надо возвращаться в Топли-Лендинг. Припасы для тебя я привезу в октябре, а летом постараюсь как-нибудь наведаться на недельку, если сумею вырваться с лесопилки. Отец говорит, что в Озерном крае сейчас творится полная неразбериха. Я тебе все расскажу, когда увидимся.

Когда я стал расплачиваться с Ред-Ферном за привезенные товары, оказалось, что намытого мною золота едва хватило на то, чтобы заплатить за половину съестных припасов, не говоря уже обо всем прочем.

— Не беспокойся, — сказал мне Ларч. — С пушниной в этом году повезло больше обычного, да еще ты сам добыл выдру… А летом, глядишь, привалит тебе удача.

— Спасибо! И обещаю, что буду больше заниматься промывкой, как только выучу медвежат самостоятельно добывать корм.

Всем и без того было понятно, что я работал спустя рукава из-за того, что у меня много времени отнимали медвежата.

Сперва при мысли, что на том берегу нет больше Ларча, мне было страшно тоскливо. Это был чуткий сын лесов, человек недюжинного ума и необыкновенной для своих лет житейской опытности, я нашел в нем преданного друга и интересного собеседника. Но если здесь устроят заповедник, то он вынужден будет в поисках работы направиться в другие края. Хотя ремесло траппера ему было противно, однако он сам признавался, что любит эти места: и звери, и люди в здешней лесной глуши больше всего были ему по сердцу.

Весь май, не переставая, лили дожди. Но не в пример бурям и ливням ранней весны и осени, которые наводят нестерпимую тоску, теперешнее непрерывное кап-кап-кап не раздражало, потому что ничего иного нельзя ожидать в сезон дождей. Этот звук раздавался денно и нощно, он стал привычным и не мешал мне, потому что пришла пора, когда этот теплый, животворный дождь нужен природе, как необходимое условие грядущего изобилия, предотвращающее засуху и лесные пожары. И мы не прятались от дождя, как, бывало, в осенние дни, а, не обращая на него внимания, отправлялись в лес в поисках пищи. Признаться, от ливней я по возможности старался укрыться, а медведи спокойно продолжали щипать нежные побеги астр и тысячелистника, которые показались на лугах и болотах. Медвежата подросли, но по-прежнему любили играть и резвиться.

Под влиянием дождей граница снегов отступала все выше, кустики карликового кизила покрылись гроздьями белых цветов, днем и ночью в воздухе стоял упоительный аромат горного рододендрона, в день прилета жаворонков на альпийских лугах зацвела сон-трава, а к тому времени, как пробудилась от зимней спячки и показалась на земле между деревьями мелкая лесная живность, повсюду уже цвели орхидеи калипсо и гаултерии. Звездочки додекатеона, белые камнеломки и кипрей выглядывали из каждой расселины и качались на открытых всем ветрам скалах, расположенных выше границы лесов, где уже снова паслись козы со своим молодняком. Радостно было услышать вновь посвист альпийских сурков, которые с самого сентября попрятались в норки, вырытые на вересковых пустошах среди скал, и проспали до сих пор, а пищухи, которые всю зиму прожили впроголодь, гордо не желая впадать в спячку даже при пятидесятиградусных морозах, на каждый свист сурка презрительно бросали ему в лицо: «Байбак!». Весна вступила в свои права, и все неистово загомонило и засверкало яркими красками.

Убеждая самого себя, что вода еще слишком холодна, чтобы с утра до вечера мокнуть по колено в ручье ради нескольких жалких крупинок золота, я целыми днями ходил по лесу с медведями, которые выбрали себе новый маршрут, охвативший по сравнению с нашими осенними походами втрое большую территорию. После долгой зимней голодовки у них развился чудовищный аппетит. Обходя свою территорию, они усердно трудились, отыскивая полевок, леммингов, побеги папоротника, льюизии оживающей, эрроурута, птичьи яйца и насекомых. Любая падаль, оставленная другими хищниками, была для этой троицы желанной находкой, которую они немедленно поедали; обнаружив брошенную кем-то добычу, они без зазрения совести тотчас же ее присваивали. Несмотря на свою ненасытную прожорливость, медвежата были очень беспечны и на радость другим голодающим оставляли после себя половину добычи нетронутой. Целая стая воронов с клекотом следовала по пятам за медведями, зная, что после них всегда найдется богатая пожива. Мы наблюдали за семейством выдр, которое поселилось среди бревен, оставшихся после половодья на большой песчаной косе Отет-Крика, расположенной примерно в миле от бобровой плотины выше по течению. Такие же расточители, как медведи, выдры день-деньской прилежно ловили рыбу; поймав форель, они откусывали ей голову, выедали печенку, а увесистую тушку бросали на берегу. Эти отбросы, которыми брезговали мотовки выдры, были даром божьим для енотов, медведей, норок, росомах, пеканов и орлов, которые по пятам следовали за выдрами и подъедали остатки с их стола. Мы заметили, что выдры любят завтракать спозаранку, и, стараясь преуспеть в своем ремесле падальщиков, стали наведываться к реке пораньше, чтобы опередить своих почтенных конкурентов.

К середине июня каждый медведей весил около семидесяти килограммов веса. Основу их рациона составляли всевозможные травы, корешки, папоротник-орляк, а в качестве особо лакомых блюд в него входили огромные порции рыбы и падали. При малейшей возможности медвежата под предводительством отважного Расти вступали — и должен со стыдом покаяться, что это происходило с моего позволения — в ожесточенные схватки с волками, койотами, пумами и одинокими черными медведями, чтобы отбить у них тушу оленя, барана, козы или молодого вапити. Кажется, я внушил им старинное правило: «Не бери того, что другой легко уступает». Похоже было, что эта дружная компания научилась постоять за себя и от голода не погибнет, отстаивая интересы на основе кулачного права — пуская в ход клыки и когти, и только гризли оставался для них, пожалуй, непобедимым соперником. Выиграв очередную стычку в лучших традициях сурового севера, мои медведи усаживались за пиршественный стол в мирном согласии, никогда не нарушавшимся даже рычанием. Если в это время к ним подходил я, то они никогда не отказывались потесниться, позволяя принять участие в общем угощении, особенно притаскивая тушу откуда-нибудь издалека.