Борис Синюков - Боги и человек (статьи)

• Название: Боги и человек (статьи)
• Автор: Борис Синюков
• Жанр: Культурология

---

Тогда зачем все это нужно? Это нужно, чтобы мы любили своих владельцев, подсмеивающихся над «блохой» до ее «модернизации» Левшой. Чтобы мы почувствовали «их» ущербность и «наше» превосходство, достигнутое под руководством наших князей. Совершенно на пустом месте, и без всяких на то оснований. Совершенно так же, как, представляя себе капитана Гастелло врубившего свой деревянный самолет («русишь–фанер») то ли в дюраль «Мессершмидта», то ли в броню колонны «Тигров» или «Пантер».

Вы начинаете со мной соглашаться, что дураки всегда – хитрые?

Заглянем в дореволюционные времена, в самый канун революции. Жил–был в Москве не очень значительный и не очень известный писатель из купцов, убежавший потом за границу и умерший во Франции. Нынешние власти вывезли его прах на «Родину», а патриарх Московский превратил его в святого, канонизировал. Как будто это Шаляпин, Бунин или Бродский. С чего бы это?

Почитал я его и прослезился. Лев Толстой, конечно, гений, но куда там Платону Каратаеву этого гения до простого трактирного полового, разрисованного нам этим писателем купецких кровей. Этот половой только что освободился от рабства в 1861 году, но такой честный, и так любит «господ», до самоотречения, что самому Иисусу Христу рядом с ним делать нечего. Смиренность и многотерпение, совершенное до идиотизма всепрощение господ – вот главная его заслуга. Естественно, в сочетании с феноменальной честностью, возникших совершенно из пустоты, что, согласитесь, для настоящего «инженера человеческих душ» как–то неубедительно.

Подумаешь, убедительно – неубедительно. Вот канонизируем создателя в святые, и будет убедительно. И читать заставим, в школьный курс включим вместо бунтовщиков, например, Платонова или того же Пастернака. Надо же вам, дуракам, прививать хорошие манеры, вернее, хорошее поведение – «примерное».

Главный герой хотя и половой, но рассуждает о всепрощении лучше и убедительнее, чем Маркс об эксплуатации и Ленин об экспроприации. Кроме того, во всех остальных трудах этого покойного купца столько пасторали на предмет взаимоотношений рабочего класса и капитала, угнетенных и угнетателей, что для сегодняшнего дня это просто для вас – учебник. Что, ждать что ли? Пока вы дойдете до всего этого своим умом? Нате, зубрите этот «устав». И беспрекословно выполняйте!

Кажется, я добрался до социализма.

Жесткость эксплуатация при социализме ничем не отличается от жесткости эксплуатации при царизме. Разница – только в цели ее. При царизме эксплуатация хотя бы понятна: владельцы власти и народа – живут хорошо, а все остальные – как придется, в основном – плохо. Именно для этого и существует «порядок». При социализме же – полный идиотизм. Эксплуатация – та же, а плоды ее еще тоже надо заработать, так как по наследству плоды не передаются. Каждый новый потребитель «плодов» идет к этим плодам извилистой дорожкой, преодолевая самые невероятные трудности. И это ставит общество в тупик. Вернее, не совсем в тупик, а к выбору нетрадиционных, совершенно экзотических методов достижения цели. Взамен наследства, так сказать. Поэтому подлость здорово возрастает, иначе не пробьешься. Но, на первом месте все равно стоит угодничество и подхалимство в самой высшей и крайней своей степени. Недавно в кино показали одну из «реализаций» этой «случайной функции». Потенциальный так сказать, благодетель ссыт в стакан и подает его стоящему перед ним «протеже» со словами: «На–ка, выпей пивка!» И тот безропотно пьет, как будто не знает, что в стакане еще тепленькая моча.

Сейчас у нас уже «капитализм», но методы и замашки – все еще прежние. Поэтому и методы «работы с народом» – соответствующие. На заре советской власти, в 1935 году, за год до моего рождения, дела у коммунистов с производительностью труда стали совсем плохи. Потому что они в принципе не могли быть хороши при социализме. Надо было народ «подбодрить», а подбодрить его можно было только капиталистическими методами, которые для коммунистов были – табу. Были изобретены девочка Мамлакат, собравшая больше взрослых баб хлопка. Была трактористка Паша Ангелина, ворочавшая трактор с боку на бок лучше дюжины мужиков. Примерно в это же время предал отца Павлик Морозов. И так далее. Но все это было не то, не хватало дешевой, крохотной изюминки, которую заглатывал бы каждый трудящийся. Чтоб было «дешево и сердито».

Сталин готовился «восстанавливать вертикаль», которая тогда называлась Финляндией, а Орджоникидзе «не обеспечивал» нужного количества оружия, которое как известно, сперва находится в виде руды и угля под землей. В общем, потребовался второй «великий почин» (первый был – колхозы, или субботники, я уж теперь и не помню), который был прост как пареная репа. Работать не за деньги, а за чистейшую совесть, притом один – за пятерых. Так родился Стаханов и стахановское движение.

Подобрали парня, деревенского, малограмотного («три зимы церковно–приходской школы»), здоровенного, симпатичного, без шахтерских корней, так как потомственный шахтер Мирон Дюканов, которому тоже предложили сделать рекорд, ответствовал: «Что же здесь думать? Больше 15–16 тонн в смену не дашь (норма 7 т.). Три часа рубишь, три – крепишь», и отказался. И правильно сделал. Зачем же подводить своих товарищей, которым потом увеличат норму? Раз в жизни можно как на олимпиаде выложиться, а вот каждый божий день олимпийствовать – через месяц сдохнешь. А деревенский «шахтер» Стаханов тут же выдал инженерное решение: «Я давно об этом думаю. Надо укрупнить мелкие уступы и ввести разделение труда, пусть забойщик только уголь рубит, а за ним идут два крепильщика и крепят. Тогда и рекорд будет».

Во–первых, это вранье, что «деревня догадалась» так сделать. Во–вторых, какого тогда черта рекорд пошли делать в воскресенье, когда вся шахта водку пила? И лаву, где Стаханов рубил уголек, охранял его сам парторг шахты, «подсвечивая забой своей лампой», а на самом деле выдавая «коногонам по бутылке водки». И заметьте, Серго Орджоникидзе как раз был в отпуске, «совсем рядом». А в шесть утра, когда Стаханов с парторгом и 102 тоннами вместо 7 вышли из шахты, их ждал прямо около ствола «пленум городского партийного комитета». И «о рекорде Стаханова в тот же день узнал Орджоникидзе, отдыхавший в Кисловодске». В подполье Орджоникидзе по–моему «отдыхал», а не в Кисловодске. Иначе он бы только через месяц о рекорде «узнал». Тем более что Сталин в это самое время косо смотрел на своего соратника по выше указанной причине, ему тут было не до отпуска.

В общем, всю эту показуху и подделку сделали под непосредственным управлением напуганного Орджоникидзе, который тут же доложил о почине Сталину. Это доказывается тем, что «рекорд был побит быстро, 4 сентября Мирон Дюканов (см. выше) нарубил за смену 115 тонн, а 19 сентября сам Стаханов — уже 227 тонн», а его дочь оценивает сегодня достижения папеньки следующим образом: «Хватало и завистников, и саботажников. Тем более что вскоре на всех шахтах были увеличены действующие нормы выработки. При этом зарплата шахтеров осталась прежней».

Взамен шахтерской злобы и презрения к «рекордсмену» тот самый «пленум», что собрался в 6 утра решил: «Занести имя Стаханова на Доску почета лучших людей шахты; выдать ему премию в размере месячного оклада; к 3 сентября предоставить квартиру, установить в ней телефон; просить рудоуправление за счет шахты оборудовать квартиру всем необходимым и мягкой мебелью; с 1 сентября выделить в клубе два именных места Стаханову с женой на все кино и спектакли». Кроме того, ему почти как члену политбюро «за установленный рекорд выделили бричку с кучером. Белого коня не нашлось — подобрали серого в яблоках». Плюс: «Дорогие гости, — говорит Стаханов, — добро пожаловать до хаты! Моя она теперь. Предназначалась главному инженеру, а попала в руки забойщику Алешке Стаханову…» И еще: «…получал он до 1600 рублей (больше Орджоникидзе и Сталина – мое). В 1936 году Стаханова приняли в партию без прохождения кандидатского стажа».

Так начался разврат в оплату за тайну «рекорда». Другими словами, его как обезьянку посадили в зоопарк на «сбалансированное питание». Вот что из этого последовало. У пьяного зачинателя стахановского движения в Москве «украли» орден Ленина и партбилет. «Ну и что? Выдали новый партбилет, походатайствовали о выдаче дубликата ордена». Один «впередсмотрящий» московский папаша подсунул уже 30–летнему рекордсмену свою 14–летнюю дочь в жены, приписав ей два года в метриках. Старую жену рекордсмену пришлось выгонять, оставив у себя двоих прижитых с ней детей на «попечение» 14–летней мачехи. За это папаша «мачехи» стал референтом у зятя («Говорит помощник Стаханова…»), уговорив его в первую очередь переехать в Москву и поступить в Промакадемию. Затем референт добился от Стаханова, чтобы туда же устроили и его сверхмолодую жену. «Закончив» Промакадемию, но писать так и не научившись, Стаханов «возглавил» наградной сектор в министерстве угольной промышленности – работа не пыльная.