Андрей Сахаров - Владимир Мономах

• Название: Владимир Мономах
• Автор: Андрей Сахаров
• Жанр: История

В ЖЗЛ уже вышли книги о выдающихся полководцах прошлого — Дмитрии Донском, Александре Невском, Александре Суворове, Михаиле Кутузове. Сборник «Полководцы Древней Руси» продолжает биографическую летопись ратной славы нашей Родины, обращаясь к эпохе становления и расцвета Киевской Руси в X — начале XII века к победам Святослава и Владимира Мономаха.

---

Великий князь на этот раз сам поднялся в поход.

Тяжело переступая уставшими, согнутыми в коленях ногами, он подошел к лошади; ему помогли сесть в седло, и войско тронулось в путь.

Вскоре за городом великий князь сошел с коня, сел в возок и дальше уже подремывал всю дорогу, взглядывая иногда через оконце на притихшую осеннюю землю, на скачущих вокруг возка всадников. Лишь изредка он

открывал дверцу, подзывал к себе сына, советовался с ним.

Войско дошло до Звенигорода-Волынского, и оттуда Всеволод еще раз послал своих людей к Ростиславичам, чтобы те объявили им: великий князь со своим сыном Мономахом и сыновцами Олегом и Давыдом идет на них походом, и если не хотят они кроворазлитья и погибели, то шли бы немедля к нему с повинной, вернули бы все убытки Давыду и Святополку, возвратили весь полон и послали бы своих гонцов к ляхам с той же просьбой.

Недолго ждали князья ответа с Волыни. Володарь и Василько прибыли сами. Они стояли перед князем Всеволодом одинаково рослые, белокурые, со светлыми веселыми глазами, переминались с ноги на ногу, похрустывали их сапожки красного сафьяна. Всеволод и Мономах, сидя на лавке, слушали сбивчивые, неясные речи Рости-славичен, полные обид, упреков, просьб.

Полон они возвратили, привезли назад и все награбленное в селениях Давыда Игоревича. На вопрос великого князя, почему жо не едут в Звенигород их союзли-ки-ляхи, братья отговорились, что они за ляхов не ответчики.

Ростисдавичей отослали назад в свои города, наказав слушаться волынского князя Давыда и не вступать в сговор с иноземцами.

Всеволод вскоре отбыл обратно в Киев, а четверо двоюродных братьев ~- Владимир Мономах, Святополк Изя-славич, Олег и Давыд - двинулись в земли ляхов.

Во главе войска, как это уже повелось в последнее время, вновь стоял князь черниговский Мономах. В тридцать шесть лет он впервые возглавил войско, по сути, всей Русской земли. Под его началом шли рати киевская, черниговская, переяславская, волынская и тмутаракан-ская. Теперь, после громких летних побед над половцами, после того, как половецких колодников провели по многим городам Руси, все видные русские князья признали военное первенство Мономаха.

К большой войне с Польшей Русь в это время была не готова, да и не было- для этого повода. А отомстить за грабеж южнорусских земель, увод людей в полон было необходимо.

Русское войско грозно прошлось по пограничным польским землям. Несколько городков было взято на щит-и на поток, жители других городков с воплями побежали было к Кракову. Король забеспокоился, собрал воевод.

Но руссы не стали идта в глубь польских земель и но-слали к королю гонцов с речами, в которых подтверждали мир и любовь, но предупреждали, что если ляхи вновь ирждут на помощь Ростиславичам и вмешаются в русскую междоусобицу, то Русь начнет большую войну.

Теснимый немцами и поморянами, король велел ответить гонцам, что Польша также будет хранить мир и любовь с Русью.

На обратном пути князья разминулись. Владимир с Киевской дружиной направился к великому князю. Свя-тонолк уполз в свои Туров, Олег же поскакал в Тмутаракань.

Мономах застал отца после похода еще более ослабевшим. Всеволод, поохивая и покряхтывая при каждом вставании с лавки, сказал сыну, что это, наверное, его, Всеволода, последний выход с войском, что он целиком передает сыну начальство над своей дружиной и пусть сын почаще живет в Киеве, нежели в Чернигове.

А в Киеве нарастало напряжение; старые бояре и дружинники все более оттеснялись новыми людьми, недовольные совещались по своим хоромам, тихо копили злобу против Всеволодова дома, тайно сносились со Святоиол-ком, следили за каждым шагом, каждым словом Всеволода и Мопомаха.

Мономах после прихода из Польши почта не покидал Киева, постоянно оставаясь около слабеющего отца. Он, по сути дела, взял управление киевской землей в свои руки, занимался устройством отцовой дружины, следил за строительством крепостей, управлялся с хозяйством, объезжал отцовские села и погосты, взыскивал службу с тиунов. Он постоянно встречался то вместе с Всеволодом, то один с приспешниками Всеволодова дома, выслушивал гонцов и лазутчиков из разных мест ближних и дальних от Новгорода до Тмутаракани, от Мурома до Волыни, все более и более стягивая нити управления Русской землей в своих руках.

Яика Всеволодовна тем временем внедрялась в дела митрополичьего дома. Она уже не довольствовалась игуменством в своем монастыре, ей уже было мало учить отроковиц грамоте и писанию, пению и разному рукоделью. Она встречалась с митрополитом и епископами, беседовала с ними о духовном и мирском, вникала во всо хитросплетения мыслей греческого клира при русском митрополичьем дворе. И когда умер престарелый митрополит-грек Иоанн, Всеволод и Мономах послали Янку в Константинополь просить у патриарха нового владыку русской церкви. Отец и сын понимали, что Янка, хорошо знающая не только русский, но весь константинопольский клир, выберет для Руси нужного человека.

Несколько недель Янка была в отъезде, а потом появилась в Киеве в сопровождении нового, благословленного патриархом на киевскую митрополию митрополитом.

Это был высокий, сухой, слабый телом человек, и киевляне, едва увидевши его, окрестили «мертвецом». Он был прост умом и просторен, ж летописец отметил, что был он «не книжен». Но таким и нужен был митрополит от греков киевскому великокняжескому дому. Он не интересовался русскими делами, не вникал в отношения князей между собой, не мешал Киеву строить свои отношения с иноземными владыками, а главное - был он но простодушию своему закрыт для многих греческих соглядатаев при киевском дворе, которые через митрополита старались проникнуть в сокровенные мысли князя и бояр, передавали киевские новости в Константинополь, а оттуда черпали наказы и опять же через митрополита внедряли их в киевские умы.

Шли обнадеживающие вести и о судьбе Евпраксии Всеволодовны. Владимир внимательно следил за жизнью сестры, которая несколько лет назад была-таки высватана Одой в Германию за маркграфа Нордмарки Германской империи Генриха. Жениху в то время было семнадцать лет, а Евпраксии Всеволодовне четырнадцать. Было уговорено, что будущая маркграфиня вскоре прибудет,в Германию и станет воспитываться в Кведлинбургском монастыре под началом аббатисы Адельгеиды, родной сестры германского императора Генриха IV, продолжавшего в то время отчаянную борьбу, с одной стороны, с папским престолом, со сменившим Григория VII Гиль-дебрандта Урбаном И, с другой - с мятежными немецкими князьями, с Венгрией. Император метался в поисках союзников, денег, наемников, и Кведлинбургский монастырь, тихая обитель сестры, был для него едва ли не единственным местом, где он мог позволить себе хоть ненадолго отрешиться от мирских дел, дать отдых душе, собраться с мыслями.

Вокруг четырнадцатилетней Евнраксии в Киеве разгорелись страсти. Киевские вельможи, люди Изяслава и Святослава, были недовольны тем, что дом Всеволода возвышается еще более. Теперь великий князь вступал

в родство с германскими землями, и это еще больше возвышало его и над другими русскими князьями, и над

иными восточноевропейскими владыками. Старые киевские бояре пытались расстроить свадьбу, слали к Оде гонцов, но она была непреклонна. Евпраксия занимала какое-то место в расчетах германского правящего дома, и Ода настаивала на ее скором приезде.

И вот уже из Киева в немецкие земли двинулся огромный караван. Евлраксию сопровождали дружинники и слуги, с ней везли бесчисленный скарб и драгоценности. Немецкие хронисты записали поздпее, что русская княжна прибыла в Германию с несметными богатствами, которых здесь и не видывали. Щедрой рукой снарядил Всеволод Ярославич свою дочь в западные земли. А сама Евпраксия заливалась в углу возка горькими слезами, уезжая из родного Киева, от матери, отца, братьев, сестер, как ей казалось, навсегда.

Теперь из германских земель о Евпраксии доходили новые вести. Стало известно, что после четырех лет затворничества в монастыре русская княжна вышла замуж за маркграфа Генриха. Ему был двадцать один год, ей - восемнадцать. К тому времени она приняла римскую веру, взяла себе имя Адельгейды в честь кведлин-бургской аббатисы. Она и прежде отличалась красотой, но теперь просто поражала окружающих.

В бытность ее в монастыре с ней встретился Генрих IV и был очарован русской княжной. И ее поразило сухое измученное яйцо императора, его огромные горящие глаза, исходящая от него сила и какое-то особое, неизвестное ей притяжение.

Ей было невдомек, что Генрих IV являлся членом тайной секты монахов-нкколаитов, чьи мессы сопровождались развратными оргиями; она принимала его бледность и изможденность, бывших следами этих оргий, за утонченность и возвышенность души. А он, вперившись мрачным взглядом в эту стройную, тоиую, темноглазую русскую красавицу, рисовал в своем воспаленном уме сцены, взбадривающие его утомленное сластолюбие.