Андрей Сахаров - Владимир Мономах

• Название: Владимир Мономах
• Автор: Андрей Сахаров
• Жанр: История

В ЖЗЛ уже вышли книги о выдающихся полководцах прошлого — Дмитрии Донском, Александре Невском, Александре Суворове, Михаиле Кутузове. Сборник «Полководцы Древней Руси» продолжает биографическую летопись ратной славы нашей Родины, обращаясь к эпохе становления и расцвета Киевской Руси в X — начале XII века к победам Святослава и Владимира Мономаха.

---

Еще продолжался бой, еще падали в изнеможении и ранах воины с обеих сторон, а Всеслав словно растворился в снежном мареве, в быстро наступающих сумерках, во внезапно повлажневшем воздухе. Поистине закутался князь в синюю вечереющую мглу.

Разгром полочап был полным. Большая часть их войска полегла на берегах Немиги, остальных тут же

поделили между собой, забрали их в ХОЛОЕТЫ. Поделили и обоз Всеслава, его бояр и дружинников, их утварь и шатры, оружие и всякую пищу.

Радовались киевляне и черниговцы, туровцы и пере-яславцы, ростовцы и суздальцы и люди из прочих городов, тянувших к землям Ярославичей.

Владимир смотрел на эту радость, и было ему не по себе: за что погибли эти сотни русских людей, за что, как дикие звери, терзали они па мерзлой земле друг друга? Не печенеги и не половцы погубили их, не во славу родной земли легли они здесь навечно… Горе! Горе это для всех. Пичтожпы злоба и зависть князей, их алчность и ненависть друг к другу, и что ожидает еще эту землю, если дети ее лежат как наколотые дрова на снежных равнинах, если гибнут они от руки друг друга.

А наутро рати Ярославичей двинулись по полоцкой земле - от села к селу, от города к городу, разоряя все на своем пути. Уже наполнились сапи всяким сельским и городским скарбом, уже лошади еле передвигали моги в глубоком снегу под тяжестью груженых саней, а Ярославичи вес не унимались: обобрать до последнего полоцкие владения, спалить крепости, увести людей - чтобы никогда больше не поднялся к силе и славе князь Вееогаи, чтобы не обернулся он вповь сизым соколом во главе сноси, лихой рати…

Остановились невдалеке от Полоцка, отяжеленные добычей, уставшие от бесконечных грабежей, от сопровождавших войско стонов и плачей.

Люди Владимира то и дело волокли к молодому князю то кусок дорогой ткани, вытащенной из сундука богатого гостя, то серебряную херсонесскую утварь, взятую в сельском доме кого-нибудь из полоцких бояр, то приводили к нему красавиц полочапок. Владимир попа-чалу пугался. Ему было стыдно, совестно принимать все это. И дружинники видели, что князь смущеп, подавлен их приношениями. Берм, князь, говорили они, - все это добыто честно, с бою; если бы вчера победил Всеслав, то завтра уже шли бы полоцкие воины по нашей земле, хватая наше рухло, жен и детей, и не было бы никому от них спасения.

Владимир молчал. А его обоз с каждым днем полнился от захваченной добычи.

Войско отдыхало, готовилось в обратный путь, когда к Всеволоду прискакал гонец из Переяславля. Он привез вести о том, что скончалась княгиня Анастасия.

Владимир смотрел на радостные лица своих дружинников, на то, как ростовские и суздальские смерды и ремесленники по-хозяйски, споро и добротно, готовясь в обратную дорогу, увязывали на возах разное добро, как без конца совещались в Изяславовом шатре трое князей Ярославичей, и горько ему становилось от этой мирской суеты, от людской жестокости, злобы и зависти, которые не имели никакой цены перед лицом мироздания, жизни и смерти, отзывчивой и нежной человеческой души. Уже пет матери… а человеческая жестокость и алчность все глубже и глубже затягивают его в свои из-вечпые тенета, и нет сил разомкнуть этот стягивающийся круг.

Всеслав заперся в Полоцке и вскоре запросил мира. Полоцкий князь обещал прекратить войну против Ярославичей, не бороться за Смоленск. В ответ в Полоцк ушло посольство князей-братьев. Они клялись помириться с Всеславом, вернуть все его владения. Потом снова был обмен послами, переговоры, заверепия, и наконец князья договорились встретиться на Днепре под Оршей и покончить дело миром.

Наступило лето, кончался июнь месяц. Уже больше полугода Владимир провел в дороге и в боях. За это время поубавилось воинов в его ростово-суздальской рати, но те, кто остался в живых, были довольны - их сани, а теперь телеги, что они поотнимали у жителей полоцкого княжества, полнились всяким добром, но пора было бы уже собираться и домой, на отдых, на покой в свои домы, к своим имениям, к своим изначальным доходам. Все чаще и чаще близкие люди говорили Владимиру, что люди устали, хотят вернуться на отдых от ратных браней. Владимир говорил об этом отцу. Всеволод отмалчивался, хотя шел ропот и в переяславском, и в киевском, и в черниговском войсках. А князья-братья все тянули переговоры с Всеславом, продолжали кормиться в Полоцкой земле, боясь упустить свою выгоду.

Особенно неистовствовал Святослав. Ему было все мало. Что ни вечер, оп приходил в шатер к Всеволоду, убеждал его еще повременить, возбуждал его речами о том, что Изяслав хочет скорее помириться с Всеславом, чтобы сохранить его силу на будущее против них - младших Ярославичей.

Спова глухая злоба и недовольство поселились в сердцах братьев, и они следили за каждым шагом друг друга, старались узнать, чей посол, куда и е какими вестями поскакал прочь от объединенного стана.

С Всеславом условились заключить мир 10 июля. Изяслав, Святослав и Всеволод в присутствии духовных отцов целовали крест полоцкому послу в том, что во время переговоров на этом берегу Днепра в своем стане не причинят Всеславу зла. И поверил Всеслав Яросла-вичам.

В канун встречи с полоцким князем весь вечер совещались князья в Изяславовом шатре. Всеволод вернулся уже после полуночи и сказал сыну, что лихое время надвигается на Русь: Изяслав и Святослав договорились нарушить крестное целование и захватить Всеслава,

Всю ночь Владимир не мог сомкнуть глаз, полулежал на мягких коврах, накиданных прямо на теплую землю. Его потрясло признание отца. Как можно было захватить в полон человека после крестного целования, после высшей для христианина клятвы? Если уж нарушать крест, то с чем тогда остается жить.

Наутро на берегу Днепра Ярославичи, нарядившись в праздничные одежды, ждали Всеслава. Лениво шевелились на легком ветру киевские, черниговские, переяславские стяги; немногие воины - больше для почета - стояли рядом с князьями.

Вскоре стало видпо, как несколько всадников подскакали к противоположному берегу Днепра, вошли в заранее приготовленную ладыо. То были Всеслав, двое его сыновей и телохранители. Сам Всеслав и сыновья были без оружия.

Князья встретили Всеслава протянутыми руками, обнялись с ним братски.

Владимир во все глаза смотрел на Всеслава. Заросшая темными бровями переносица, серые, прозрачные, словно озерная вода, глаза, движения быстрые, вкрадчивые. Владимир видел, как осторожно, будто с опаской, вступил Всеслав па берег, как полоснул взглядом по стоящим па берегу людям, поднялся наверх, потом, когда киязья обнялись, немного отмяк; взгляд его успокоился.

Изяслав пригласил Всеслава с сыновьями в свой шатер, и киязья молча удалились от берега. Но лишь Всеслав вступил под полог шатра, как на нем повисли сразу же несколько Изяславовых дружинников, тут же скрутили руки и Всеславовым сыновьям. Немногих полоцких людей зарубили на месте.

В тот же день Ярославичи свернули свой стан и отправились к Киеву. Завернутые в ковры, спеленатые по рукам и ногам, тряслись иа телеге в Изяславовом обозе Всеслав с молодыми княжичами.

В Киеве всех троих посадили в поруб, что стоял неподалеку от княжеского двора, накрепко заперли дубовую дверь, бросили через маленькое оконце немного хлеба, опустили кувшины с водой. Детшо и нощно стояли теперь у поруба верные Изяславу люди, охраняли заклятого врага.

Владимир давно не был в Киеве и теперь, отдыхая от походов и ратных дел, проводил многие часы в пеших и1 кониых прогулках. Старшие князья с утра совещались, спорили, волновались в Изяславовом дворце, потом садились обедать и бражничали чуть не до захода солнца, а затем, отяжелевшие, осоловелые, разъезжались по своим дворцам. Владимиру было еще не по чину обсуждать общерусские дела, и, откушав с утра вместе с отцом, он уже в первый день своей жизни в Киеве отправился осматривать город, который.за эти несколько лет, что он не был здесь, отстроился, разросся вширь, оделся ожерельем новых слобод.

Владимир с детства любил Ярославов город: все здесь было строго, чисто, красиво, и теперь он шил от Золотых ворот вдоль мощенной дубовыми досками улицы к Софийским воротам города Владимирова. Слева одна за другой вставали громады храмов святого Георгия и святой Софии, справа, почти напротив них, шли княжеские и боярские дворы - все обнесенные крепкими частоколами с выглядывающими из-за них островерхими теремами, двух- и трехэтажными хоромами, всякими подсобными строениями. Затем Владимир вступил иа Софийскую площадь, образованную с одной стороны белокаменными стенами Софийского собора, а с другой - дворами видных Изяславовых бояр - Коснячко, Путяты и двором старого Брячислава. А вот и Софийские ворота - вход в старый город Владимира. Здесь не бурлит людской поток, здесь тишина и благолепие. Солнце сияет па золоченых куполах Десятинной церкви, стоят, будто споря друг с другом богатством, каменной резьбой, легкими переходами, мозаичными украшениями, красивыми крыльцами дворцы Владимира и Ярослава. В последнем живет князь Изяслав, здесь сейчас бурлят княжеские страсти, рвутся наружу вспыльчивые слова, решаются судьбы России: как всегда, наверное, жалуется на свою