Михаил Каратеев - Богатыри Проснулись

• Название: Богатыри Проснулись
• Автор: Михаил Каратеев
• Жанр: Историческая проза

Шестнадцатилетняя полоса почти беспрерывных войн закончилась в 1375 году полной победой великого князя Дмитрия Ивановича. Самый сильный из его соперников, князь Михаил Александрович Тверской, вынужден был смириться и признать себя «молодшим братом» Московского князя.

---

– Добро, братья, вы свое молвили. Послушаем теперь, что князь-воевода скажет. Ему последнее слово, и слову его наибольшая вага.

Князь Остей, вначале взявшийся за оборону Москвы с большим жаром, теперь уже и сам был не рад, что ввязался в это дело. Со стороны простого народа он привык встречать только слепое повиновение, и этот храбрый, но мятежный московский люд был ему непонятен. Заставить его подчиниться своей единой воле князь не сумел, – может быть, по молодости лет, а может, потому, что сам он не был русским. События развивались явно не так, как он хотел, и теперь ему казалось, что при подобном самоуправстве народа и отсутст-

вии порядка город все равно обречен. И потому он промолвил:

– Если бы я имел хоть малую надежду удержать Москву, я бы первый сказал: давайте, братья, еще стоять! Но чем обороняться-то? Нет у нас боле ни огневого зелья, ни смолы, ни стрел, скоро начнется и голод, а помощи, как видно, ждать неоткуда. Два либо три приступа мы, может, еще и отобьем, а потом все одно нас татары сломят и тогда уж не дадут пощады ни людям, ни городу. Так, по мне, лучше отворить им ворота сегодня и положиться на ханское милосердие!

– А будет ли оно, это милосердие, или то лишь обман пустой? – спросил один из старост, прерывая тягостное молчание, последовавшее за словами князя Остея.

– Чай, слыхал ты, что Нижегородские князья-то баи-ли? – сказал гость Олферьев. – Ведь они не басурманы, а свои, православные люди, – ужели же можем уподозрить их в столь великом грехе, что лжею своею захотели бы целый город христианский отдать на погибель?

– Такоже и я мыслю, – промолвил архимандрит. – Но все же, для верности, стребуем с них, чтобы на правде своей крест поцеловали. Так что же, братья? Стало быть, все согласны рядиться с татарами?

– А что сделаешь? Выше пупа не сиганешь! – раздались голоса. – Согласны, ежели нету иного спасения! Иди, отче, говори с послами, только требуй с них именем Бога, чтобы все было без обману, а наипаче, чтобы поганые город не грабили и не полоняли людей!

– Эх, не надо бы, братцы, – сокрушенно промолвил Игнашка Постник. – Пожалеете вы об этом, да поздно будет!

– Ну, как, Москва, что сказать хану-то? – крикнул снизу уже начинавший терять терпение князь Василий Нижегородский, когда над воротами снова появилась городская старшина.

– Сейчас услышишь, – ответил со стены архимандрит Симеон. – Но прежде того, заклинаю вас именем Бога жива-го и силою всех святынь Его, во граде нашем сущих, – молвите правду: нет ли какой хитрости или обману в том, что вы привезли? И ежели покоримся мы воле великого хана, крепко ли будет его царское слово в том, что не велит он своим татарам грабить Москву и губить наших людей?

– Ужели стали бы мы, русские князья, обманывать для басурманов своих православных христиан? – воскликнул

князь Семен. – Верьте нам, братья, хотим вам блага и истину говорим, как перед Богом: никого не тронут татары, ежели вы добром отворите великому хану ворота и встретите его с честью и с покорностью!

– Поклянитесь в том оба на святом кресте!

– Экий ты, отче, недовер! – с досадою сказал князь Семен. – Ну, изволь, коли хочешь. Глядите все: на том, что правду вам сказал, крест Господен целую! – с этими словами он расстегнул на груди кафтан, вынул золотой нательный крестик и приложил его к губам. Князь Василий молча последовал его примеру.

– Добро, князи, коли так, мы вам верим." Но помните: ежели что худое случится, – неискупен ваш грех перед Богом, и токмо одни вы ответите на Страшном Его суде за поруганные святыни московские и за погубленные христианские животы. Отдаем себя и город наш на милость его пре-светлого величества хана Тохтамыша и покоряемся его царской воле!

– Ну, вот и слава Христу, что вразумил Он вас своею премудростью, – с облегчением ответил князь Семен. – А то зря загубили бы и Москву и столько людей! Как же сказать-то хану, – когда ему ворота отворите?

– Отворить нам недолго, – сказал архимандрит, – да ведь ежели все исполнить по ханской воле и приготовить ему достойную встречу, на то надобно время. Скажи хану, – к. шести пополудни пускай жалует: будем готовы и встретим его с честию и с дарами.

ГЛАВА 23

Бе же тогда в Москве плачь и рыдание, и вопль мног и слезы, и крик неутешный и горесть смертная, страх, ужас и трепет. Иже прежде бе велик •град сей и чюден, ныне же не бе в нем ничто видети, но токмо дым, разорение и труния мертвых без числа лежаша.

Московская летопись

В шесть часов вечера Тохтамыш, окруженный множеством ордынских князей и военачальников, приблизился к Фролов-ским воротам кремля. Хана сопровождал отряд его телохранителей, численностью в четыреста человек, за которым вплотную следовало еще три тысячи отборной конницы. Вся остальная орда, не слишком близко от стен, оставалась стоять вокруг города, глазея на происходящее.

Едва~ ханская свита подъехала к мосту через ров, – ворота

медленно растворились, и из них первым вышел навстречу татарам князь Остей, в серебряных доспехах и с мечом на боку; за ним следовали два седых, бородатых старца с хлебом-солью и несколько молодых москвичей, несущих подарки для великого хана; далее шла бЪлыпая группа старшин и именитых людей города, а за ними – крестный ход, с участием всего московского духовенства, сверкающего серебром и золотом праздничных облачений.

К князю Остею, едва он перешел мост, приблизились двое вельмож, отделившихся от ханской свиты.

– Ты был в городе главным воеводой? – спросил один из них на скверном русском языке.

– Я, – ответил Остей.

– Пойдем. Великий хан, да умножит Аллах его славу, желает говорить с тобой.

Минуту спустя Остея подвели к хану Тохтамышу, который,, в драгоценных доспехах и в белой чалме, сидел на своем великолепном золотисто-гнедом неджеди.

– Это правда, что ты не русский князь, а литовский? – бесстрастным голосом спросил Тохтамыш, не отвечая хотя бы легким движением головы на низкий поклон и приветствие Остея.

– Истинно так, великий хан. В Москве оказался я лишь случайно, когда подошло твое войско и ее осадило.

– Как же ты посмел, вонючий шакал, вмешаться в дело, которое тебя совсем не касалось, и поднимать против меня моих данников – москвичей?

– Да разве это я их поднял? Они сами… – промолвил Остей, пораженный таким обращением, но Тохтамыш не дал

ему кончить.

– Тебя не спасет никакая ложь, – сказал он. – Ты заслуживаешь смерти, и ты умрешь.

– Да ведь ты всем обещал пощаду!

– Вас уговорили сдаться ваши же русские князья, и мне неинтересно знать, как они это сделали и что вам обещали. А я не даю пощады коварному и подлому врагу, который попирает обычаи, священные для всех народов, и убивает послов, даже не выслушав того, с чем они присланы! Умертвить его, – добавил хан, слегка поведя головой в сторону своей свиты, и тотчас же четверо ближайших к нему татар, выхватив сабли, бросились на Остея. Последний схватился за меч, но не успел и наполовину вытащить его из ножен, как нал под ударами ордынцев.

– Теперь, – сказал Тохтамыш, обращаясь к своим военачальникам, – врывайтесь в город и покарайте неверных за их сопротивление своему повелителю и за предательское убийство Рустем-бека. Мужчин перебить всех, кроме попов. Но если попы будут в чем-либо вам противиться, убивайте и их. Объявите воинам, что до захода солнца завтрашнего дня они могут грабить Москву и делать что захотят с теми людьми, которые в ней находятся. Русские должны навсегда запомнить, что ожидает тех, кто осмеливается поднять оружие против Великой Орды!

В ту же минуту нукеры Тохтамыша с грозными криками устремились вперед. Рубя саблями, опрокидывая и топча безоружных людей, двигавшихся навстречу с дарами, иконами и хоругвями, они бросились к воротам и успели ворваться в них прежде, чем москвичи осознали страшную действительность и сделали попытку их затворить.

Но все же в воротах возникла жестокая давка, – татары через них проталкивались медленно и с большим трудом, а весть о случившемся мгновенно разнеслась по всей Москве, и сюда уже бежал отовсюду вооруженный чем попало народ.

Вспыхнула кровавая схватка, и москвичам, дравшимся с яростью поруганной надежды и отчаянья, удалось потеснить ордынцев. Еще немного, и ворота можно было бы затворить, но в это время со стен, в разных местах, послышались победные крики татар: то стоявшая вокруг города орда лезла по штурмовым лестницам наверх и, не встречая никакого сопротивления, – ибо на стенах почти не было людей, – со всех сторон потоками вливалась в обманутую и обреченную Москву.

На улицах города началась и продолжалась до самой ночи жестокая резня, ибо русские не прекращали отчаянного сопротивления. Многие заперлись в каменных церквах, которые татарам приходилось брать приступом. Но и тогда, когда, высадив таранами двери, они врывались внутрь, – находившиеся тут люди, во главе со священниками, продолжали драться до последнего вздоха, защищая свои святыни. Некоторые семьи выдерживали осаду в своих домах или в боярских хоромах, и даже когда татары поджигали их последнее убежище, – иные отказывались выйти и покориться, предпочитая погибнуть в пламени.