Константин Симонов - Товарищи по оружию

• Название: Товарищи по оружию
• Автор: Константин Симонов
• Жанр: Историческая проза

СИМОНОВ Константин (Кирилл) Михайлович (15.11.1915, Петроград – 1979), писатель, поэт. Герой Социалистического Труда (1974), шестикратный лауреат Сталинской премии (1942, 1943, 1946, 1947, 1949, 1950). Сын офицера. Образование получил в Литературном институте имени М. Горького (1938). С 1930 работал слесарем. В 1931 переехал в Москву и поступил на авиационный завод. Затем работал техником в Межрабпомфильме. Печатался с 1934; первая поэма – "Павел Черный" (1938), прославлявшая-строителей Беломорско-Балтийского канала. В 1938 и 1950-54 редактор "Литературной газеты". В 1941-44 военный корреспондент газеты "Красная Звезда". В 1942 вступил в ВКП(б). В пьесах "Парень из нашего города" (1942), "Русский вопрос" (1946) и т.д. развивал тему человека на войне. Огромную известность ему принесла "военная лирика", среди которой такие стихи, как "Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины", "Жди меня", "Убей его" и т.д. Его произведение "Русские люди" удостоилось почетнейшего права быть опубликованным в газете "Правда". В 1944-46 главный редактор журнала "Знамя", с 1946 – газеты "Красная Звезда". В 1946-50 главный редактор журнала "Новый мир". В 1946- 54 зам. генерального секретаря Союза писателей СССР. В 1946-54 депутат Верховного..Совета СССР. В 1952-56 член ЦК КПСС. В 1954-58 вновь возглавил "Новый мир". Одновременно в 1954-59 и 1967-79 секретарь правления Союза писателей СССР. В 1956-61 и с 1976 член Центральной ревизионной комиссии КПСС. В послесталинский период создал центральное произведение своего творчества – трилогию "Живые и мертвые" (1959-71), за которую в 1974 получил Ленинскую премию.

---

Шофер гнал автобус вовсю, боясь не поспеть к самолету, но самолет, который должен был прилететь из Монголии ночью, не прилетел. На летном поле напрасно жгли до утра костры.

Дежурный по аэродрому был хмур и озабочен. Сначала он отмалчивался, а потом угрюмо сказал, что товарищи командира должны сами понимать – у него нет причин задерживать их, раз у них на руках предписания.

– Придет самолет, заправим, получим сводку погоды – и полетите.

В три часа дня самолет наконец приземлился.

Едва он покатился по полю, как навстречу ему из авиагородка выехал санитарный автобус. Из самолета на носилках вынесли двух раненых. Артемьев заметил, что к ручкам вторых носилок был пристегнут за ремень летный шлем. Раненых быстро погрузили в санитарную машину, и она уехала. Потом из самолета вылезли летчик и штурман и, переговариваясь с дежурным, пошли через аэродром к командному пункту. Артемьев, пока они шли мимо него, услышал обрывок разговора.

– Из-за них и задержались вчера, – сказал летчик. – Связь с городом есть? Надо доложить.

– Есть, – сказал дежурный. – А как в воздухе?

– В воздухе нормально. Только быстрей заправляйте, а то я засветло до Тамцака не дойду. У вас люди только в Тамцак или и в Ундур-Хан?

– Есть и в Ундур-Хан, – сказал дежурный.

– Тем более!

Летчик и штурман ушли вместе с дежурным, а самолет сразу начали заправлять.

Он вылетел в обратный рейс, битком набитый людьми, половина которых через два часа сошла в Ундур-Хане. Самолет стоял, не выключая моторов, летчики торопились, и Артемьев даже не успел как следует проститься с Санаевым.

В предписании вслед за одним и тем же помором воинской части стояли разные дроби, за которыми скрываюсь разные моста назначения: у Санаева – Ундур-Хан, у Артемьева – Тамцак-Булак.

Когда они получили эти предписания и даже когда Санаев слезал в Ундур-Хане, Артемьеву все еще казалось, что они будут служить где-то рядом. Но теперь, когда Ундур-Хан остался позади, а самолет уже второй час все летел и летел на восток. Артемьев подумал, что на этих просторах у него, пожалуй, немногим больше шансов встретиться с Санаевым, чем с Климовичем или с уехавшим в Посьет Бондарчуком.

Начинавшая темнеть степь продолжала лететь за окном.

Артемьев посмотрел на часы и покосился на своего нового соседа, пересевшего после Ундур-Хана на место Санаева.

Сосед – единственный в самолете штатский – был худой, очкастый человек в кепке и плаще, из-под которого виднелся лацкан пестроватого пиджака и небрежно повязанный клетчатый галстук. В руках он держал книжку; время от времени он клал ее на колени, потирал длинные пальцы так, словно они зябли, и снова принимался читать.

«Что может быть нужно этому человеку в Тамцак-Булаке и кому он там нужен сейчас?» – подумал Артемьев.

– Почему не следите за воздухом? – спросил он, полуоборачиваясь к соседу.

Тот положил книжку, не спеша потер свои зябнущие пальцы и тоже повернулся к Артемьеву. За стеклами очков оказались насмешливые и твердые глаза. Он посмотрел на Артемьева так, словно хотел спросить его: «А что ж ты сам, голубчик, тут дрых только что целый час?» И наконец проговорил, показав пальцем на очки:

– Думаю, что это бесполезно.

– А кто вы по профессии, извините за нескромный вопрос?

Штатский снова потер свои зябнущие пальцы.

– Как вам сказать… В настоящее время я, видите ли, интендант, и притом даже второго ранга. – Он искоса глянул на одну шпалу на петлице Артемьева, как бы стесняясь того, что он по званию старше своего соседа. – Но это, впрочем, недавно, и даже еще не имею обмундирования. А вы, очевидно, кадровый? – И он довольно бесцеремонно оглядел Артемьева.

– Да, – подтвердил Артемьев и, чтобы избежать дальнейших вопросов, взглянув в окно, сказал, что степи здесь дикие, но красивые и с воздуха кажутся гладкими, как стол.

– Да, – сказал его сосед, – и притом не только кажутся, но такие и есть.

«Наверное, какой-нибудь ветеринар, – подумал Артемьев. – Нет, тогда он был бы не интендантом, а военврачом. Или какой-нибудь бывший внешторговец, специалист по шерсти…»

«Внешторговец» вновь, не обращая внимания на Артемьева, углубился в книжку.

Заглянув через его плечо, Артемьев увидел, что это были какие-то стихи.

– Внимание! – сказал штурман, выходя из кабины. – Через пять минут посадка – Тамцак-Булак.

Когда самолет начал разворачиваться, ложась на одно крыло, Артемьев в своем окне увидел совсем близко летящую землю с круглыми крышами юрт, а в противоположном – почти черное небо.

Солнце уже закатилось; они сели на землю за несколько минут до наступления полной темноты.

Сойдя с самолета, Артемьев еще успел окинуть глазом окружающую картину. Аэродромом служило просто гладкое травянистое поле, на котором сейчас стоял их самолет. Точно такое же ровное поле тянулось и дальше, до горизонта. На восток уходила тоненькая цепочка телеграфных столбов, а к западу от летного поля был расположен, как его называли в Чите, город Тамцак-Булак – поселок из нескольких глинобитных зданий и полусотни юрт.

Стояла тишина. Только над головами поющей тучей висели комары да где-то в Тамцак-Булаке тихо, по отчетливо постукивал движок.

Все остальные пассажиры, кроме «внешторговца» и Артемьева, были летчиками – лейтенантами и старшими лейтенантами. Они гурьбой высыпали из самолета и окружили человека с летными петлицами, вылезшего им навстречу из кабины полуторки.

– Значит, прилетели, ребята? – сказал он, с довольным видом оглядывая их.

– Выходит, что прилетели, товарищ военный инженер, – ответил один из них. – Летный состав на месте. А вот как с материальной частью?

– Матчасть есть, – ответил инженер.

– Есть или будет? – спросил летчик.

– Для кого есть, а для кого будет. Перегоняют. Давайте, ребята, помогите мотор сгрузить, да поедем.

Летчики быстро выгрузили два самолетных винта и по доскам спустили с самолета в кузов подъехавшей полуторки авиационный мотор.

– Ну, рассаживайтесь, – сказал инженер. – Задний борт закройте, а то высыплетесь. Мы поехали, – повернулся он к авиационному старшине, принимавшему самолет, и полуторка быстро покатила в степь, к уже совсем черному горизонту.

– А вы куда? – спросил старшина у Артемьева и «внешторговца».

– Мне в политотдел, – сказал «внешторговец».

– Мне к оперативному дежурному, – сказал Артемьев.

– Тогда вам обоим вон в этот дом, видите? – показал старшина. – Ближний отсюда.

Было уже совсем темно, и Артемьев не видел дома, но примерно помнил, где он его видел, когда смотрел в ту сторону пять минут назад.

– Вижу, – сказал он.

– Оперативный дежурный ближе с этой стороны, – сказал старшина, – а политотдел – с той или обойти дом.

– Пойдемте, – сказал «внешторговец», – у меня есть фонарик.

– Особенно-то не светите – вдогонку ему крикнул старшина. – Пока по ночам не летают, но все-таки…

Однако им пришлось светить себе под ноги, потому что темнота стала непроглядной. Наконец они добрались до низкого, одноэтажного здания с занавешенными изнутри окнами.

– Вам, кажется, сюда, – сказал «внешторговец» и, продолжая светить себе под ноги, пошел дальше.

Артемьев на ощупь толкнул дверь, сбитую из неструганых досок, и вошел.

– Дверь закрывайте! – раздался голос. – Комары!

Артемьев захлопнул за собой дверь, поставил на пол чемодан и огляделся.

В комнате стояли топчан и три стола со стульями, за одним из них сидел старший лейтенант, приподнявшийся навстречу Артемьеву. Над столом был зацеплен за гвоздик провод с маленькой, тусклой лампочкой.

– Слушаю вас, товарищ капитан.

– Вы оперативный дежурный? – спросил Артемьев.

– Так точно. Попрошу ваши документы.

Артемьев предъявил предписание и командирское удостоверение. Оперативный дежурный стоял долго и внимательно рассматривал их.

– Да вы садитесь, – сказал он, словно спохватившись и, однако, все еще продолжая разглядывать предписание. Потом сел, сделал одну отметку на предписании, вторую – у себя в лежавшей рядом с телефоном книге дежурств и наконец вернул документы Артемьеву. – Значит, вы в 113/4…