Ральф Девидсон - Очевидность и построение . Материалы для критики исторической догматики

• Название: Очевидность и построение . Материалы для критики исторической догматики
• Автор: Ральф Девидсон
• Жанр: История

---

«В течение четырех лет я нахожусь в открытой жизни Берлина и открыто и свободно борюсь против власти капитала, недобросовестной спекуляции, отрезаю эксплуатацию капитала, крупное и мелкое ростовщичество. Я рассматриваю накопление мобильного капитала в немногие, более всего в иудейские руки в качестве угрожающей опасности и в качестве одной из самых главных причин свержения социал-демократии. (...) Я не хочу никакой культуры без немецкости (Deutschtum) и христианства; потому я борюсь с иудейской властью». (Massing, 44)

Проповедник Штекерс обращается прежде всего к рабочему, которого он хочет освободать от социал-демократии, и в качестве новой Родины он страстно предлагает христианство и отечество. Вместе с тем в главном он не имеет никакого успеха. Но для народного антисемитизма путь расчищают такие, как он (с точки зрения Пауля Мессинга, который у образованных сословий пользуется все большим и большим успехом, особенно со времен 90-х годов XVIII столетия). Так же, как и у классов, которые стоят с иудеями в прямой конкуренции. «Конкуренция была острой. Ненадежность существования большая. О том, как были обеспокоены претенденты из среднего сословия о их видах (позволениях) на профессию, всегда указывали все время возникающие жалобы о непропорционально высоком проценте иудеев среди гимназистов, студентов, юристов и врачей. Антисемитизм удрал здесь самоизгнанием. (...) Логика ситуации требовала того, чтобы всех иудейских конкурентов исключить». (Massing, 97)

***

Итак, во время возникновения широкого гражданского (буржуазного) и антииудейского движения Макс Вебер[194][194] занимался капитализмом и его возникновением. Вместо того, чтобы его критиковать, подобно Штекеру и его крупнейшим современникам, капитализм как иудейское движение, он рассматривает капитализм как протестантское изобретение. Его работа «Die protestantische Ethik und Geist des Kapitalismus» («Протестантская этика и ум(дух) капитализма» сделала Макса Вебера мгновенно известным. Как и у произведения авторства Освальда Шпренглера «Untergang des Abendlands» («Регресс запада»), здесь также методическая строгость текста состоит в противоположном отношении к успеху. К удивлению, Вебер занимался в этой работе не Мартином Лютером, основателем протестантства, но работами сегодня довольно малоизвестнного американского пуританина по имени Бакстер[195][195].

Посредством работ этого Бакстера, думает Вебер, отныне теперь можно зафиксировать, что этика протестантства состоит в прославлении работы при одновременном аскетизме и, что она стала с ее аскетичной добросотвестностью работы определяющей для духа капитализма. Замечено это было только соврешенно между прочим, что, естественно, является вздором, так как капитализм отличается скорее материалистическим, ориентированным на кредит свойством потребления, нежели аскетичной добросовестностью работы. Аскетичная добросовестноть работы господствовала также на (предполагаемой) галерее античной культуры и на хлопковых полях южных городов, потому уже не испытывая надобность говорить о капитализме. Но и без того делом правильным является такое определение капитализма по Максу Веберу и странно смотреть на то, что он пишет все же: «Капиталистическим актом экономики должен называться скорее всего такой, который бездействует в ожидание прибыли вследствие использования шансов бартера» (Вебер, 344). Но из этого селодвало бы, конечно, что каждый торговец средневековья, который продавал в хорошей надежде на прибыль, уже был капиталист. Мы не хотим это углублять, но скорее указать вместо этого на центральный методический недостаток веберского анализа протестантства.

Крупный методический недостаток состоит, естественно в том, что Макс Вебер просто не может вывести протестанство из пуританизма Бакстера. Столь же хорошо может представлять критику марксизма тем, что исследует поздние работы Отто Мюлза. Мы хотим здесь взять половину полноты всей картины, которую Макс Вебер, собственно, и должен был бы выполнить: бросить короткий взгляд на Мартина Лютера. Действительно, совершенно короткий взгляд на работу «Sermon von Wucher» («Проповедь о ростовщичестве») сразу указывает, что Лютер отностится больше чем критически к любой форме капиталистического производства. Вильгельм Рошер[196][196] пишет: «Он был .. все же значительно консервативного ума(духа), который желал задерживать все существующее, принесенное из древности. (...) Как многие его современники .... Лютер также рассматривает корысть в качестве кое-чего совершенно предосудительного. Большая «Проповедь о ростовщичестве» (1519) начинается с того, что имеется три степени того, «чтобы хорошо и достойно признания торговать временными товарами». Самой высокая степень является той, что там насильственное изъятие без сопротивления может нравиться, также начальству спокойно не обращаться с какой жалобой, но спокойно ожидать, пока для братской верности начальству не вызовем другого. Так, согласно Матф. 5 «39 А Я говорю вам: не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую; 40 и кто захочет судиться с тобою и взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду; 41 и кто принудит тебя идти с ним одно поприще, иди с ним два. 42 Просящему у тебя дай, и от хотящего занять у тебя не отвращайся»

вторая степень, «уже плохой, несовершенный народ иудеев» в Ветхом Завете, состоит в том, что мы безвозмездно вручаем по нашим возможностям любому, который требует: согласно Матв. 5, «23 Итак, если ты принесешь дар твой к жертвеннику и там вспомнишь, что брат твой имеет что-нибудь против тебя, 24 оставь там дар твой пред жертвенником, и пойди прежде примирись с братом твоим, и тогда приди и принеси дар твой».

Наконец третья степень, что мы охотно должны давать ссуду без всей прибыли и процентов: согласно Матв. 5,42». (Wilhelm Roscher, Geschichte der national-oekonomik in Deutschland («История национальной экономики в Германии, Munchen o.j., без указания года S. 55/56).

Если Вебер указывает на протестантство как исходный пункт для капитализма, то тогда он должен был бы объяснить, каким образом удалось протестантству преодолеть лютеранскую вражду к торговле и кредиту, вместо того, чтобы впечатлить господина Бакстера аскетическими идеалами. Однако более захватывающим в этой методическом недостатке является его слабость, более мелкая по сравению с тем обстоятельством, что этот методический дефект в принятии Вебера критиковался только изредко. Один из редких критиков профессор Крауз: «.. плохой ошибкой Вебера было уже то, что он самую важную основу для построения учения оставил без внимания, а именно всестороннее изложение этики экономики Кальвина[197][197], и ограничил себя только позднепуританскими, часто совсем произвольно взятыми снаружи текстами, где направленные антикапиталистически тенденции уже сильно спадают, так и не осознал он собственную проблему и совершенно не обозрел того,.. как пришло к тому, что индивидуализм, осужденный кальвинизмом и ранним пуританизмом, мог обладать широким полем, в то время как суровая коллективная дисциплина полностью отступила на задний план» (244) пишет профессор Краузе в работе «Scholastik, Puritanismus und Kapitalismus» («Схоластика, пуританизм и капитализм») (Munchen в 1930).

Жаль, что Вебер занимался лишь Бакстером и евда ли имел дело с Кальвином. Если бы Вебер разобрался с кальвинизмом, то зафиксировал бы он, вероятно, то, что хоть Кальвин сделал большой шаг в правильном направлении тем, что он впервые позволил кредит и процент, но, с другой стороны, кальвинистский план суровой коллективной дисциплины с инквизиторским аппаратом контоля, цензурой книг и сожжением еретиков, должен скорее долен был обозначаться как тоталирный и сталинистский, нежели как современный. Кальвин, исходил, конечно же, из того, что человеческий характер был склонен к «необдуманности, сладострастию и нахальству», и опасался, что количество этих пороков, если их не будут держать в узде, будет «роскошным и неорганиченным». Также иезуитская контрреформация оставалась в этой тоталитарной традиции, которая должа была преобладать со времен средневекового католицизма в европейском духовном течении. Она, тем не менее, их обобщает, в конкуренции для наступления образования реформации, с ее собственным наступлением образования. Удивительно, что эта иезуитская реакция на реформацию сегодня некоторыми историками теологии рассматривается как мероприятие по модернизации. При этом В. Райнгард, например, видит («Gegenreformation als Moderni-sierung» («Контрреформация как модернизация»), в частности, требование «дисциплины массы» и «путь ценностей вовнутрь («Перераспределение ценностей»)»—наряду с развитием нового (консервативного) плана образования и реформы государственного управления церкви—как позитивное мероприятие по модернизации. Он сводит таким образом иезуитскую модернизацию XVII века (невольно) к сталинской «модернизации» Советского Союза. Как все знают, Сталин также требовал дисциплину масс и перераспределение ценностей, говоря на языке апологетов.