Франциска Вульф - Рука Фатимы

• Название: Рука Фатимы
• Автор: Франциска Вульф
• Издательство: «ТД «Издательство Мир книги»
• Жанр: Любовно-фантастические романы
• Год: 2006
• ISBN: 5-486-00567-9

…Минуло полгода с того момента, как – хирург из Гамбурга Беатриче Хельмер вернулась из путешествия во времени, где находилась в гареме эмира Бухары. После ссоры с бывшим другом она теряет сознание, а придя в себя, понимает, что вновь оказалась в чужой стране. Нашедший ее человек представляется ей как Маффео Поло, дядя Марко Поло. Знаменитый племянник пожилого венецианца начинает интересоваться странной женщиной, прибывшей с далекого Запада. Вскоре Беатриче делает страшное открытие: Марко Поло замешан в заговоре, представляющем смертельную угрозу для собственного дяди…

---

– Что тебе здесь надо?!

Она уставилась на него так, будто встретилась с призраком. Дрожит всем телом и, кажется, потеряла дар речи. И все же его раздирали сомнения. Умный мужчина никогда не должен верить женщине, к тому же явившейся из Небытия, прекрасной чужестранке с глазами цвета неба и волосами, сплетенными из золота. Может быть, она послана сюда, чтобы совратить его?!

– Что тебе надо?! – повторил он, на этот раз более суровым тоном. – Как ты осмелилась коварно заползти сюда?!

Чтобы подчеркнуть значение своих слов, он снова приставил клинок к ее белоснежной шее.

– Я… мне очень… я и не думала… заползать сюда… Просто прогуливалась и заблудилась.

– Ах, ты заблудилась?! – вскричал Джинким. – И почему-то оказалась именно в моих покоях!

– Я же сказала, что очень сожалею! – с чувством воскликнула она. – И не подозревала, что попаду…

Не оправдывается, не умоляет о пощаде. И тут он увидел в ее глазах то, что тронуло его до глубины души, и понял: не убьет ее, что бы она ни совершила.

– Ты должна оставаться в покоях Маффео! – И Джинким вложил кинжал в ножны.

От этой женщины не исходит никакой угрозы. Можно притвориться, пустить фальшивую слезу, налгать с три короба, но нельзя подделать страх – истинный, идущий из глубины души.

Этот страх он чует носом.

– Всех этих недоразумений можно избежать. Сейчас тебя проводят обратно. – Он покачал головой. – Женщине никогда не следует ходить по дворцу без сопровождения. Попади ты в руки китайцев или, чего доброго, арабов – кто знает, что бы с тобой случилось. – Он слегка дотронулся до ее щеки. – Послушайся моего совета: никогда не покидай свои покои!

Джинким открыл дверь и позвал двух стражников, чтобы приказать: «Проведите чужестранку туда, где ее место!» Не успел открыть рот, как в двух метрах от него как из-под земли вырос Ахмад, министр финансов Хубилая. Для Джинкима это один – не считая китайцев – из злейших врагов Хубилая. Как и Зенге – тот, по рассказам старух, занимается колдовством и черной магией.

– Мир тебе, благородный Джинким, брат и престолонаследник великого хана! – Ахмад поклонился, правой рукой коснувшись груди, рта и лба. – Ты пожелал говорить со мной?

Учтивости арабу не занимать. По наивности, граничащей с глупостью, Хубилай высоко ценит «деловые качества» Ахмада.

Но Джинкима трудно купить внешней приветливостью и красивыми, цветистыми фразами. Он убежден: министр финансов ведет скрытую игру – бессовестно обманывает хана. Доказать это пока не удается – араб хитер и скользок, как змея. Из всех передряг выползает, всегда: не раз пытались его обвинить в мошенничестве – он выходит сухим из воды. Мастерски – арабы славятся этим искусством – передергивает слова и преподносит все в выгодном для себя свете.

Однако Джинким надеялся в скором будущем с помощью Маффео представить Хубилаю неопровержимые свидетельства неблаговидных дел Ахмада, которые тот проворачивал за спиной брата.

– Да, Ахмад. Великий хан вот-вот вернется. Я хотел поговорить с тобой о торжествах по случаю его возвращения.

Ахмад сделал легкий поклон.

– А кто эта… женщина? – И поднял брови, указывая на Беатриче. – Она будет присутствовать при нашей беседе? Может быть, мне зайти позже, когда ты утолишь свою жажду?

– Нет. – Джинким с трудом подавил гнев – он никогда не понимал пренебрежения, с каким многие арабы обращались со своими женщинами. Даже к слугам относились лучше. Но на этот раз он особенно взъярился, даже чувствовал непреодолимое желание запустить кулак в острый, крючковатый нос араба – попортить ему физиономию. И когда-нибудь он это сделает – обязательно, но не сегодня.

– Она гостья Маффео. Заблудилась, прогуливаясь по дворцу. – И кивком велел двум воинам подойти ближе. – Отведите эту женщину в покои Маффео!

Джинким видел, как Беатриче с благодарностью, молча поклонилась ему и последовала за воинами. Но выражение ее глаз, когда она прощалась с ним, снова его смутило. Ему показалось, что Ахмад ей тоже ненавистен, она словно хочет что-то сказать ему, предостеречь… Но, может быть, он ошибается? Поневоле смотрел ей вслед: осанка у нее прямая и гордая – осанка воительницы. С большим трудом оторвал от нее взгляд.

В следующие дни Беатриче не решалась выйти из дома. В первый раз отделалась испугом, не стоит испытывать судьбу. Кто знает, в какую историю она может еще попасть? Здешние мужчины, как видно, вспыльчивы и непредсказуемы. А если кому-нибудь из них взбредет в голову проверить на ней остроту своего кинжала? Но хуже всего попасться на глаза этому Ахмаду. Заметил ли он ее, когда она подслушивала тот разговор, – не знает, полной уверенности у нее нет. Поведение его, когда он пришел к Джинкиму, сочла странным – в его голосе и глазах проскальзывало что-то подозрительное, настораживающее.

Долгими часами сидела она в своей комнате. Минг регулярно приносила ей еду и лечебный чай, одевала и мыла ее, но относилась к ней по-прежнему как к неразумному существу. Не произносила ни слова, однако своей манерой презрительно кривить рот ясно демонстрировала Беатриче свое пренебрежение.

Иногда выражение лица Минг приводило Беатриче в ярость. С удовольствием сбила бы с нее спесь… Однако в голову не приходило ни изречения из Будды или Конфуция, ни меткой поговорки – козырнуть бы ими и поставить Минг на место. Вот и молчала, наслаждаясь единственными своим преимуществом перед китаянкой: она ей приказывает, а не наоборот.

Замечала ли та, что Беатриче втайне стыдится своего унизительного положения?

Часы и дни тянулись невыносимо долго. Она-то как человек двадцатого, даже двадцать первого века привыкла к телевидению, газетам, разным развлечениям. Часто жалела, что работа отнимает слишком много времени – не остается его на чтение, фильмы, спектакли и прочее.

Здесь времени у нее предостаточно, но нет ничего – ни телевидения и кино, ни радио, книг, театров, концертов… Поговорить и то не с кем! Она так изнывала от безделья, что соскучилась даже по немилой гладильной доске.

Беатриче подолгу стояла у окна, мечтая увидеть перед собой не ханский двор Шангду, а знакомые купола и крыши мечетей и домов Бухары. Закрывала глаза, переносясь мыслями туда…

Вот входит к ней Али, благоухая травами… кладет ей руку на плечо и целует в затылок, нашептывая в ухо слова, полные любви… Не раз наворачивались слезы. Никак не укладывается в голове, что Али аль-Хусейна давно нет в живых, очень давно… Не суждено ему узнать, что она ждет от него ребенка.

Внезапно женщина ощутила новый приступ схваток – как там, в больнице. Но болей нет, просто живот время от времени, со строгой периодичностью, становится твердым, как доска, – плохой признак.

А ведь она очутилась в Средневековье – вокруг мириады опаснейших микробов и бактерий, кишат повсюду – в воздухе и воде, на каждом предмете и куске ткани… В Шангду в тринадцатом веке свирепствовали чума и проказа – об этом она читала в учебнике, готовясь к государственному экзамену. Каких только страшных болезней тогда не существовало! Сейчас-то их нет, о них забыли благодаря успехам современной медицины. Боже мой, как можно жить без обеззараживающих средств, без антибиотиков?! Выжить в таких условиях ее ребенку почти невозможно.

Беатриче ходила по комнате взад и вперед, погрузившись в невеселые мысли.

Из глубин подсознания выплывали все более страшные картины. Вот на нее, размахивая саблями, набрасываются монголы и, выпучив глаза, вспарывают ей живот… Или ее топчут лошади, мчащиеся на полном скаку… И все только потому, что она недоела рис в миске или совершила другой ничего не значащий проступок. Эти картины наводили на нее ужас – перехватывало дыхание, бешено колотилось сердце…

Все это фантазии, успокаивала она себя. Старик Фрейд счел бы, что это всего лишь отголоски полученной в детстве травмы, преломленной подсознанием, или сублимации отношений с отцом и матерью. Кто определил бы, что с ней происходит…

Когда она уже почти отчаялась, боясь впасть в глубокую депрессию, как случилось в Бухаре, явился наконец Маффео, на этот раз в сопровождении Ли Мубая. Китайский врач снова пощупал пульс и провел сеанс акупунктуры – поставил иглы на запястье.

Иголок всего две, но какие! Не сравнить с тонюсенькими серебряными, которыми пользовался современный целитель – вел курс практической медицины у них в больнице. Те гнулись от одного взгляда. А эти, толстые и тупые, – из чистого золота. Ли Мубай заострил их с помощью бруска в ее присутствии, но Беатриче казалось, что в сустав ей вогнали гвоздь. К тому же иглы явно не стерильные. Хранились они в маленькой, обитой шелком шкатулке. О дезинфекции или об элементарном обеззараживании кожи тут нет и речи. Она плотно сжала губы, чтобы не закричать.

Вслед за болезненным уколом – жгучая, как после электрошока, боль, будто по руке сильно ударили хлыстом. В первое мгновение Беатриче решила, что Ли Мубай по незнанию анатомии попал в нерв. Но потом заметила: нет, совсем другое ощущение она сначала приняла за удар. Через короткое время боль стихла и сменилась жжением. По телу разлилась приятная теплота. Иголки в суставе тряслись, как две антенны. Когда все успокоилось, произошло нечто странное. Она почувствовала, как расслабились все мышцы в нижней части живота: в области таза, брюшины и даже мускулатуры матки. С опаской положила Беатриче свободную руку на живот: он снова стал мягким…