Джой Адамсон - Пятнистый сфинкс

• Название: Пятнистый сфинкс
• Автор: Джой Адамсон
• Жанр: Природа и животные

Книга известной писательницы и натуралиста Джой Адамсон рассказывает о судьбе гепарда Пиппы, еще детенышем попавшей в семейство Данки. Когда хозяева Пиппы уезжали из Африки, они попросили Джой Адамсон взять ее на воспитание и вернуть к дикой жизни. В этой книге читатели прочтут обо всех приключениях, связанных с этим вполне успешно прошедшим экспериментом.

---

На следующую ночь я заметила какое-то похожее на нее животное на поваленном дереве; оно исчезло, как только я посветила фонарем. Наутро я нашла там след гепарда — но если это была Пиппа, то зачем ей было удирать от знакомого фонарика и от меня? Мы часа два понапрасну искали еще какие-нибудь следы, а вернувшись в лагерь, застали там очень голодную Пиппу. Кроме того, нас ждал помощник Джорджа с плохими вестями — глаз Угаса воспалился еще больше. Я посоветовала ему немедленно ехать в Меру и оттуда вызвать по телефону ветеринара из Найроби, чтобы он срочно вылетел в лагерь Джорджа и в случае необходимости сделал операцию.

Помощник отправился в Меру, а я поехала к Джорджу. Бедный наш Угас — глаз у него совсем побелел и, видимо, причинял ему сильную боль, но зато я была рада узнать, что температура упала. Хотя в мазках и не нашли трипаносом, Угас, безусловно, переболел трипаносомозом, и Джордж вылечил его инъекциями беренила. Вскоре прибыл ветеринар, он посоветовал продолжить курс пенициллиновых инъекций с добавлением кортизона, чтобы удалить белую пленку, закрывавшую глаз. Но он предупредил, что это сильное лекарство может сделать Угаса раздражительным — таково побочное действие кортизона.

Я знала, как Пиппа постоянна в своих привычках, и заторопилась домой, чтобы взять ее на вечернюю прогулку. Хотя она перед моим приездом наелась до отвала и едва могла двигаться, она все же пошла за мной. Вскоре ее заинтересовало что-то в зарослях, и она несколько раз внимательно прислушивалась, глядя все время в одну сторону. Как только стемнело, она исчезла. Она всегда тщательно скрывала свои намерения и никогда не уходила из лагеря, если кто-нибудь мог ее видеть. Позже мимо нас проезжал помощник Джорджа — он возвращался из Меру и видел следы двух гепардов милях в двух от лагеря. Было ясно, что Пиппа наконец нашла товарища получше нас; каково же было мое удивление, когда она появилась на следующий день, чтобы поиграть в мяч. После игры мы пошли на прогулку и встретили выдру. Я впервые видела это животное на свободе и волновалась гораздо больше, чем Пиппа, следя, как выдра скользит в камышах вдоль берега и ее блестящий мех переливается на солнце. Потом заволновалась и Пиппа, обнаружив на дороге свежий след гепарда, который отпечатался поверх колеи грузовика, проехавшего всего полчаса назад. Она возбужденно принюхивалась к следу, но вернулась со мной домой и плотно пообедала, перед тем как скрыться в направлении Кенмера. Еще три дня она исчезала с наступлением темноты, а потом пропала на двое суток. Все ее следы вели к Кенмеру, и один из егерей видел ее там однажды вечером. Мы отправились на место, которое он нам указал, и по дороге встретили трех гепардов, которые сразу же убежали. Вскоре с другой стороны появилась Пиппа. Мы показали ей следы гепардов, но они не произвели на нее никакого впечатления. Она вернулась с нами в лагерь, наскоро поела и опять ушла. Стояла прекрасная лунная ночь, и я почувствовала себя очень одинокой.

Но это вовсе не значило, что мне было нечего делать. Совсем наоборот. Часы, которые я проводила с Пиппой, были для меня отдыхом от возни с бумагами — моя переписка возрастала; мне приходилось писать письма в Найроби к членам Комитета Эльсы и в Фонд Эльсы, находившийся в Лондоне, а также письма правительству Кении и Департаменту по охране диких животных. Мы старались помочь осуществлению различных планов по охране диких животных, но первоочередным делом был для нас заповедник Меру.

Однажды я давала распоряжение относительно наших коз жене Локаля. Вдруг подъехало несколько грузовиков с полицией, и один лендровер остановился возле моего лагеря — у них был приказ арестовать меня! Мое удивление не поддается описанию — совесть у меня была совершенно чиста, никакого преступления я за собой не знала. Но мне сообщили, что я дважды нарушила закон: во-первых, уклонилась от уплаты штрафа, когда меня задержали без прав на вождение автомашины; во-вторых, не явилась в суд, невзирая на повторные вызовы. Я объяснила, что полгода назад, когда мои права были признаны недействительными, я в присутствии дежурного офицера наньюкской полиции написала письмо своему официальному поверенному в Найроби с просьбой уладить дело, и добавила, что никогда не получала никакого вызова в суд. Я не хотела бросать лагерь, но мне дали понять, что меня насильно посадят в машину, если я добровольно не поеду в полицейское управление в Меру. Они обещали доставить меня обратно в тот же вечер.

Так, не успев ни поесть, ни переодеться, я втиснулась в полицейский лендровер, и меня увезли. Проехав тридцать миль, мы оказались у поворота к Мауа, деревушке, где квартировали полисмены. Она была в трех милях от дороги в Меру; к моему удивлению, они направились в Мауа. Я спросила, почему мы не едем в Меру, и мне ответили, что нужно сначала забрать кое-что на этом посту. Но как только мы приехали туда, лендровер сменили на допотопный грузовик. Мне объяснили, что, если я не хочу ехать на этой развалине, остается только одно — прогуляться пешочком пятьдесят миль до Меру.

Я сказала, что у меня нет шляпы и мне станет плохо, если я несколько часов проведу в кузове под палящим солнцем. Тогда мне разрешили сесть в кабину между шофером и конвоиром. Мы выехали, но вскоре остановились, и в перегруженный грузовик набились еще пассажиры.

Такие остановки оказались частыми, но мне это было на руку. Я знала, что помощник Джорджа поехал за покупками в Меру и должен был как раз сегодня вернуться. На очередной «остановке по требованию» я, наконец, заметила его машину и помахала ему. А он, увидев, что я путешествую в довольно необычных условиях, сообразил, что что-то случилось, повернул машину и поехал за нами в Меру. Там он остановился перед полицейским управлением. Я попросила разрешения выйти и размяться, но мне было приказано оставаться в кабине, так как предстояло проехать еще пятьдесят миль до Наньюки, где я буду заключена в тюрьму до слушания моего дела.

Я была ошеломлена. Недолго думая, я попросилась выйти «на минуточку». В этом мне отказать не смогли, хотя по пятам за мной следовал конвоир. Как только мы очутились в здании управления, я пошла прямо в кабинет инспектора, которого хорошо знала. Я объяснила ему, в какое положение попала, и он, извинившись, посоветовал мне оставить расписку на 500 шиллингов в его распоряжение, пока мне не сообщат официально, когда я должна явиться в суд в Наньюки. А пока он разрешил мне вернуться домой. Но перед этим я позвонила в Найроби, чтобы найти адвоката для защиты.

Наконец я и помощник Джорджа поехали домой. Но сначала у нас забарахлил мотор, потом погасли фары, а тут еще внезапный дождь сделал дорогу ужасно скользкой. В таких условиях нельзя было спускаться по крутому склону к заповеднику Меру, и мы поехали в Мауа, надеясь найти ночлег в миссии методистов, где у меня был знакомый доктор. Мы подъехали к его дому поздно вечером, и я очень удивилась, услышав веселый шум, доносившийся из этого обычно тихого дома; очевидно, там шла вечеринка. Оказалось, что мой друг уехал, а его преемник не только руководил больницей, но еще и учил музыке африканский персонал. Шумная вечеринка на самом деле была просто уроком. Местные барабаны, самодельные флейты, ксилофоны, импортные гитары и губные гармоники сопровождали пение: голоса были прекрасные, и этот веселый урок становился все шумнее. Хотя дом был набит битком, доктор и слышать не хотел, что мы переночуем в другом месте, и чуть ли не насильно поместил меня в своей комнате, а сам перебрался на кухню.

Наутро, как только сквозь пелену моросящего дождя стало видно дорогу, мы выехали и к завтраку уже были дома. Я успокоилась, увидев, что в лагере все по-прежнему, а Пиппа встретила меня очень ласково. Я привезла для нее семь фунтов мяса из Меру; она проглотила их, как будто это была просто закуска.

Пиппа в эту ночь опять где-то гуляла; вместо нее мне составил компанию слон, который долго кормился в зарослях за рекой. Я и кричала на него, и пыталась напугать его вспышками фонаря, но это ему нисколько не помешало, и он продолжал спокойно обрывать листья с куста. Должно быть, это было какое-то особо лакомое растение, потому что слон из всего заповедника выбрал именно это место и приходил туда несколько ночей подряд, не давая мне уснуть.

Наконец меня известили, что мое дело будет слушаться 18 августа. Джордж сопровождал меня — для моральной поддержки. Потеряв целый день на плохих дорогах, мы проехали 180 миль до Наньюки и обедали с адвокатом, который должен был меня защищать. Он посоветовал мне признать свою вину — действительно, по какой-то ошибке мои права не были оплачены с мая месяца. Он уверял, что никакого другого нарушения я не совершала и опасаться мне нечего.

В день суда зал был битком набит — для местных жителей это интересное и бесплатное развлечение. Когда появился судья, я почувствовала, что мое дело плохо. Он предъявил мне два обвинения: первое — вождение машины без надлежащих прав (в этом я признала себя виновной), второе — неуважение к суду, которое я проявила, написав письмо с отказом явиться в суд (в этом я себя виновной не признала). Мой защитник извинился за это письмо от моего имени и объяснил, что оно было написано директором заповедника, который, будучи сам почетным офицером полиции, ответил вместо меня на повестку, полученную в августе. Стиль этого письма не понравился прокурору, который и так уже был настроен не в нашу пользу; его отношение ко мне не улучшилось, когда мой защитник заметил, что мне вместо минимального законного срока — десять дней — дали только девять дней, чтобы явиться в суд, и поэтому второе обвинение несостоятельно.