Журнал Современник - Журнал Наш Современник 2006 #11

• Название: Журнал Наш Современник 2006 #11
• Автор: Журнал Современник
• Жанр: Публицистика

---

Для России еще, как говорится, не вечер. Она проснется. И здесь я смею предположить, что в конце лета 2005 года на Ту-160 не для того, чтобы прокатиться, летал президент России Владимир Путин. Рядом с ним, на правом кресле, был заместитель командующего дальней авиацией по боевой подготовке, один из лучших летчиков России генерал-майор Анатолий Жихарев. Экипаж бомбардировщика выполнил полет на северный полигон с пуском новой управляемой ракеты. Цель на полигоне была поражена. Это видели телезрители не только России, но и всего мира. Этим полетом летчики дальней авиации продемонстрировали, что еще рано списывать Россию, которая, как былинный богатырь и защитник земли русской Илья Муромец, своим воздушным мечом способна остановить и поразить любого потенциального агрессора. Мы-то знаем, что в небе наши летчики не проигрывали ни одного сражения.

Юрий Ключников КОСМОС ДАНИИЛА АНДРЕЕВА

К 100-летию со дня рождения писателя

Ребенок двух-трёх лет может часами играть где-нибудь в углу с игрушками, разговаривать с ними и ещё с кем-то, непонятным родителям. Пришедший недавно из мира снов и фантазий, из заоблачных высот, которые церковь называет Тем Светом, мистики — Миром невидимым, прагматики — чепухой, а психиатры паранойей или шизофренией, ребенок не анализирует тот мир, он в нём живёт, не отделяя от этого. С годами, однако, тонкая связь миров ослабевает, шум повседневной жизни глушит зовы другой, а к зрелому возрасту человек и вовсе научается с улыбкой слушать разговоры об ангелах, ведьмах, леших, гномах, русалках и прочих персонажах народной фантазии. Им, возможно, есть место в сказках, но никак не в реальной действительности, где нужно пить, есть, зарабатывать деньги, рожать себе подобных и делать многие другие дела, например ездить на людях, а не на коньках-горбунках и коврах-самолётах. И если кто-то скажет подобному человеку, что некоторые образы, увиденные им во сне, объективны и реальны не менее тех, что встречаются в обычной жизни, наш реалист лишь пожмёт плечами — шутите, батенька.

Нечасто, но всё же встречаются люди, умеющие сохранить детское восприятие жизни на всю её продолжительность. К таким людям принадлежал Даниил Леонидович Андреев. Чтобы без долгих предисловий подтвердить вышесказанное, приведу его прелестное стихотворение “Игрушечному медведю, пропавшему при аресте”.

Его любил я и качал,

Я утешал его в печали;

Он был весь белый и урчал,

Когда его на спину клали.

На коврике он долго днём

Сидел, притворно неподвижен,

Следя пушинки за окном

И крыши оснежённых хижин.

Читался в бусинках испуг

И лёгкое недоуменье,

Как если б он очнулся вдруг

В чужом, неведомом селенье.

А чуть я выйду — и уж вот

Он с чуткой хитрецою зверя

То свежесть через фортку пьёт,

То выглянет тишком из двери.

Когда же сетки с двух сторон

Нас оградят в постельке белой,

Он, прикорнув ко мне, сквозь сон

Вдруг тихо вздрогнет тёплым телом.

А я, свернувшись калачом,

Шепчу, тревожно озабочен:

— Ну что ты, Мишенька? О чём?

Усни. Пора. Спокойной ночи.

И веру холю я свою,

Как огонёк под снежной крышей,

О том, что в будущем раю

Мы непременно будем с Мишей.

На дворе стояла зима 1951 года. Автору стихов исполнилось сорок пять лет и находился он не в “постельке белой”, ограждённой с двух сторон верёвочными сетками, — лежал на нарах, за четырьмя стенами Владимирского централа, где пришлось провести целых десять лет. Стихотворение можно, конечно, принять за обычный, свойственный поэтам полёт светлой фантазии в мрачных условиях заточения, если бы не одно доброе или недоброе обстоятельство: Даниил Андреев обладал редким даже для поэта даром визионерства. Для него полёты творческой фантазии сопровождались чёткими зрительными образами — то, что приходило в голову, виделось не менее ярко проходившего перед глазами. Сидевший вместе с ним во владимирской тюрьме академик В. В. Парин вспоминал впоследствии: “Было такое впечатление, что он не пишет, в смысле “сочиняет”, а едва успевает записывать то, что потоком на него льётся”. В наше время, когда визионерство и контактёрство стали массовыми явлениями, сами по себе они уже никого не удивляют, однако споры о том, что и как видел Даниил Андреев за гранью видимого мира и насколько его видения соответствуют реальным картинам невидимого мира, не утихают даже среди визионеров. Предвидя будущие дискуссии вокруг своего имени, автор “Розы Мира” писал:

Летящие смены безжалостных сроков

Мелькнули, как радуга спиц в колесе,

И что мне до споров, до праздных упрёков,

Что видел не так я, как видели все.

В истории русской культуры Даниил Андреев занимает своё особое место, при этом, мне кажется, ещё не оценённое по достоинству. Мало того, что он выдающийся поэт, он ещё глубокий и своеобразный историк, литературовед, мистик, не уступающий по силе и умению заглянуть в тонкоматериальные области бытия такому авторитету в этой области, как, например, Эммануэль Сведенборг. Кстати, Сведенборг в 1734 г. был принят в почётные члены Санкт-Петербургской Академии наук. Шлейф мистика не помешал тогдашним русским мужам науки оценить научные заслуги шведского учёного в области математики и астрономии. Даниилу Андрееву не везёт до сих пор. Исследователи русской литературы XX века весьма редко касаются его имени. Выпал он и из сферы внимания тех, кто занимается русской религиозно-философской мыслью двадцатого столетия. В работах по изучению наследия отечественных философов-космистов он также почти не упоминается. Это выглядит странно в наше время повального увлечения мистицизмом, инопланетянами и жизнью “по ту сторону жизни”. Правда, всплеск интереса к книге Даниила Андреева “Роза Мира” после её опубликования в начале 90-х гг. был, но недолгий. Причина, как мне кажется, в том, что он действительно видел мир слишком по-своему, при этом его своеобразные прозрения порой настолько болезненны, что не располагают к длительному знакомству с ними, не дают искомого катарсиса. Он понимал это и как мог объяснял читателям: “Я принадлежу к тем, кто смертельно ранен двумя великими бедствиями: мировыми войнами и единоличной тиранией. Такие люди не верят, что корни войн и тираний изжиты в человечестве или изживутся в короткий срок… Люди других эпох, вероятно, не поняли бы нас: наша тревога показалась бы им преувеличенной, наше мироощущение — болезненным”.

Таким образом, Даниил Андреев трезв в самооценке своих взглядов, хотя мировоззрение целого ряда других литераторов XX века, также раненных двумя мировыми войнами и деспотизмом Сталина, не может быть названо болезненным. В чём же дело? Почему душевные раны Даниила Андреева оказались столь глубокими?

Стоит подробнее остановиться на некоторых моментах жизненного пути писателя, ибо без них трудно, может быть, даже и совсем невозможно понять, почему он видел мир “не так, как видели все”.

ВЕХИ ПУТИ

Он родился 2 ноября 1906 г. в семье весьма популярного в начале XX в. литератора Леонида Николаевича Андреева. С ранних лет в судьбе мальчика отчётливо проявилось нечто провиденциальное, трагическое и светлое одновременно. Можно начать с того факта, что русский ребёнок родился на чужой земле, в Германии, где в ту пору жили родители, что мать его, Александра Михайловна Велигорская, красавица и добрейшее создание, умерла 26 лет от роду сразу после рождения Даниила. Горячо любивший жену и обезумевший от горя Леонид Николаевич, человек крайне впечатлительный и склонный к мрачной меланхолии, возненавидел младенца, видя в нем причину смерти супруги. Что хорошего могло ожидать ребёнка, если бы он остался у отца? Вмешивается Провидение, посылая в Берлин из Москвы сестру Александры Михайловны Елизавету Михайловну, жену известного московского врача Филиппа Александровича Доброва. Она увозит мальчика в Россию, где он сразу попадает в атмосферу любви, почти обожания со стороны людей, со всех точек зрения замечательных. Дом Добровых в Малом Лёвшинском переулке Москвы был широко и хлебосольно распахнут для многих известных людей того времени. В том числе для Бунина, Шаляпина, Горького, А. Белого, Б. Зайцева, Скрябина, артистов Художественного театра. Так что с малых лет Даниил жил не только в атмосфере доброты и ласки, но также в ауре большого русского искусства. “Как хорошо, что я рос у Добровых, а не где-то”, — вспоминал впоследствии Даниил Андреев.

И новая трагедия, тяжело ранившая психику мальчика. В возрасте шести лет он заболевает дифтерией. Выхаживает его бабушка, Ефросинья Варфоломеевна, души не чаявшая во внучонке. Даниил выздоравливает, но заразившаяся дифтерией бабушка умирает. Мальчик потрясён, он пишет покаянное письмо Богу, в котором говорит, что отпускает бусеньку в рай к маме и сам готов отправиться туда же. Его успевают перехватить на мосту через реку, в которой ребёнок решил утопиться, страстно желая увидеть дорогих ему покойниц.