Павел Когоут - Палачка

• Название: Палачка
• Автор: Павел Когоут
• Издательство: Текст
• Жанр: Социально-психологическая фантастика
• Год: 1994
• ISBN: 5-7516-0008-8

«Палачка» — лучшая книга Павла Когоута, известного чешского писателя и драматурга. Роман был переведен на многие языки, принес автору мировую славу, а в 1990 г. увидел свет в отринувшей тоталитарную идеологию Чехословакии.

Острый сюжет, точно отмеренное сочетание условности и конкретики, великолепный язык романа, редкостная эрудиция автора, а главное, шокирующая тематика романа, в котором дотошно и со знанием дела живописуются трудовые будни современных палачей-профессионалов, — все это сделало роман П. Когоута «Палачка» всемирным бестселлером.

---

— А что такого? — удивился Хофбауэр, а поняв, расхохотался и объяснил: — Да ведь они все работали у меня!

Теперь Влк заметил, что и официанты, и музыканты — все без исключения ровесники его и Хофбауэра. Восемь старцев, усмехнулся он, и одно дитя! Возбуждение, охватившее его, пока он разыскивал Лизинку, и достигшее апогея, когда она нашлась, стихало. Он решил, что главную роль тут сыграла love story Хофбауэра и его Труды, так похожая на его историю с Маркетой. Этот человечек, пусть не красавец, зато состоятельный предприниматель и в своем роде историческая личность, наверняка уже давно мог бы привести в дом новую жену. Но он не сделал этого… А Влк и подавно не может — ведь его жена здесь, на этом свете, и, к счастью, дышит одним воздухом с ним. Он был признателен Хофбауэру за этот урок, но все же решил потом расспросить его, как он решает свои мужские проблемы. Он пытался угадать, какое увлечение заменяет Хофбауэру сексуальную активность, — наверняка не кулинария, как у него самого; Влк, неплохой психолог, готов был поспорить, что это либо карты, либо рулетка, в любом случае — азартная игра.

Удобный момент представился очень скоро, когда Лизинка, извинившись, поднялась; официанты тут же выстроились в шеренгу, вдоль которой она проследовала к нужной двери. Влк не успел придумать, как поделикатнее задать свой вопрос, — Хофбауэр опередил его.

— Коллега, — перейдя на «ты», обратился он к Влку буквально умоляющим тоном, — могу я спросить начистоту: какие у тебя с ней отношения?

— Отношения? — растерявшись, переспросил Влк.

— Если ты ее любишь, — торопливо продолжал Хофбауэр, — забудем об этом разговоре. Но если для тебя она — одна из многих, оставь ее здесь, со мной!

— Что-что?! — задохнулся Влк.

— Я на ней женюсь, — проговорил Хофбауэр. — Она — лед и пламень, совсем как Труда. Я уверен, что не ошибся, я еще днем отдал подогнать отцовское кольцо по ее пальчику. Ну, так что же? Я могу его подарить ей в знак помолвки? Если да, ты уедешь на моей машине и всю жизнь у тебя здесь будет открытый счет. Ну-с?

Сквозь необозримую даль прожитых лет, как удар хлыста, просвистело словцо, которое единственный раз в жизни заставило его дать осечку. Но теперь очередному Хофбауэру противостоял не наивный учителишка, а искушенный шеф-палач, который хоть и не мог состязаться с ним в количестве, зато качеством превосходил его настолько же, насколько Ван-Гог выше ремесленника, штампующего картинки для календаря. Не моргнув глазом, он громко ответил:

— Весьма сожалею. Она моя будущая жена.

В этот момент он уже точно знал, что такие же слова и тем же тоном скажет послезавтра утром Маркете.

Исполнение пьесы эпохи барокко прервалось, и трио заиграло интраду. Один из официантов притворил за вошедшей Лизинкой дверь, второй пошел за ней по пятам, готовый поддержать ее, если она оступится, а старший официант уже отодвигал стул. Мужчины поднялись. Она поблагодарила, не поднимая глаз, и потому не заметила, как резко оба изменились в лице. Влк, не имевший обыкновения врать, побагровел. Хофбауэр, не имевший обыкновения проигрывать, побледнел. Но он не собирался верить Влку на слово.

— Фройляйн, — обратился он к Лизинке, стараясь держаться с прежней непринужденностью, — милейший герр Влк сообщил новость, которая возводит наш скромный ужин в ранг торжественного события. Итак, вас можно поздравить?

Влк понял: второй раз в жизни он оказался у роковой черты и вновь по прихоти судьбы его противник — человек по фамилии Хофбауэр. А тот в упор смотрел на Лизинку, пока она не поняла, что он готов дожидаться ее ответа хоть до самого утра. Она улыбнулась, словно извиняясь, и кивнула. Влк, конечно, знал, что ни утром, ни сейчас она не поняла ни единого слова, чего Хофбауэр — подобно всем болтунам в мире — так и не заметил; и все же он был несказанно благодарен своей любимой.

— Вот что, Влк, — сказал Хофбауэр, — что сделано, того не воротишь. Я вас обманул, это входит в мои служебные обязанности. Но зато я спас вам жизнь. Я -

45.

солдат, а не самоубийца. Война проиграна. Помогите мне исчезнуть, а уж я позабочусь, чтобы исчезло ваше прошлое.

Темный костюм комиссара, всегда безукоризненный, сейчас был измят, а сорочка, обычно белоснежная, — далеко не первой свежести. Но Влку было не до злорадства. Комиссар застал его дома врасплох, прокравшись, словно вор, по черной лестнице. Даже теперь, когда линия фронта приблизилась к городу, этот человек оставался хозяином его судьбы: достаточно ему оставить в сейфе своей канцелярии пару протоколов с подписью Влка, и тогда…

Это было тем ужаснее, что, как бы ни повернулись события, Влк не согласился бы признать себя осведомителем. Оплошность свою он трактовал как чисто интеллектуальный, а отнюдь не моральный сбой. Комиссар Фриц Хофбауэр грубо смошенничал: он поймал его на удочку с наживкой из нескольких правдоподобных деталей, создававших впечатление, что он все знает. Каково же было отчаяние Влка, когда комиссар, после того как все были арестованы, признался, что с самого начала блефовал. Ему и во сне не снилось, что в этакой глухомани может существовать какое-то там Сопротивление! Влка к нему привели действительно случайно, и врезал он ему по привычке. Если бы Влк, добавил он цинично, не распустил нюни, он врезал бы еще пару раз и отпустил домой.

Не будь этой нелепой случайности, Влк мог бы сейчас вслушиваться в грохот канонады с той же эйфорией, что и весь город. Вместо этого он, бессильный и беспомощный, умирал от страха. Единственное, что ему удалось, — добиться освобождения троих из группы (он убедил Хофбауэра, что иначе он сам, оставаясь на свободе, будет как бельмо на глазу). Но он не простил Хофбауэра: так подло воспользоваться его покладистым характером. В конечном счете он все равно не избежал подозрений. То вдруг кто-то переставал с ним здороваться, то вдруг кто-то умолкал, стоило ему приблизиться. Сестра, когда он забегал повидаться, сразу принималась плакать и не останавливалась вплоть до его ухода. Однако наиболее дерзкую выходку позволил себе Ворел, которого Влку удалось-таки вытащить из тюрьмы: повстречав его в коридоре школы, Ворел плюнул. Хоть сердце и обливалось кровью, но Влк вынужден был просить комиссара тактично вмешаться, пока Ворел не учинил чего-нибудь похлеще. Мог ли он предвидеть, что комиссар распорядится попросту расстрелять Ворела?!

Цепочка этих трагических недоразумений привела к тому, что в момент, которого он как пламенный патриот с нетерпением ждал столько лет — когда люстра, вздрагивая при звуках канонады, отзванивала последний час порабощения, — он не тешил себя иллюзиями, что сможет доказать свою невиновность ура-патриотам, которые тотчас примутся охотиться за так называемыми коллаборационистами. Он был настолько растерян, что все не мог решить, сбежать ему или отравиться газом. И вот теперь источник всех бед стоял перед ним собственной персоной.

Неожиданное предложение зажгло искру надежды. А способ разжечь из нее пламя, чтобы на пепелище этой злополучной истории возродилась сильная личность во всем блеске своей непогрешимости, уже созрел в его голове.

Он продумал всю комбинацию, пока Хофбауэр говорил, и сам потом не раз удивлялся, как это он успел обмозговать даже технические детали. Они договорились, что Хофбауэр будет поджидать его ночью в саду перед своей виллой; отправляясь на свидание, Влк бросил в почтовый ящик школы письмо, в котором заявлял, что недоверие, возникшее к нему, вынуждает его делом доказать свою невиновность. Случись ему погибнуть, писал он с горечью, пусть хоть кровь смоет с него подозрение! В «мерседесе» Хофбауэра он просмотрел под голубоватым лучом фонарика бумаги, которые комиссар пообещал ему выдать при расставании: это были оригиналы тех роковых протоколов и копии приказов Хофбауэра — на следующее утро арестовать и отдать под суд патриотически настроенных учителей, Бедржиха Влка и его невесту, Ярошову. Как отчаянно ему хотелось предупредить ее! Он очень любил ее, ведь она единственная верила в его невиновность… Но, предупредив ее, он сорвал бы всю операцию, будучи сам лишь инструментом в руках высшей исторической справедливости. Оставалось лишь молить Бога, чтобы судьба сжалилась над ней и фронт подоспел вовремя.

Исписанные листки Хофбауэр сунул в нагрудный карман. Влк проверил, на месте ли запасная канистра с бензином, и улегся на заднее сиденье, подложив под голову портфель с толстым мотком провода. Хофбауэр прикрыл Влка пледом, поверх набросил пальто и в таком виде провез через кордон полевой жандармерии на границе прифронтовой полосы. После этого Влк, прихватив портфель, пересел на переднее сиденье, чтобы обеспечить безопасность комиссара в случае столкновения с патриотами. Хофбауэр доверил ему свои документы и кольцо отца, которое могло выдать его. Разговорившись о своей семье, которая жила в идиллическом Хольцхайм-Нихаузене, он невозмутимо вел машину по пробуждающейся от спячки земле, Влк же в основном отмалчивался, собираясь с духом перед расправой.