Джефф Питерс - Русский угол Оклахомы

• Название: Русский угол Оклахомы
• Автор: Джефф Питерс
• Издательство: Гелеос
• Жанр: Вестерн
• Год: 2002
• ISBN: 5-8189-0211-0

Мировой вестерн. Герои «Великолепной семерки» вновь отправляются в опасное путешествие по «дикой» земле Оклахомы. Их кони не успевают отдохнуть, а оружие остыть. Но даже тогда, когда мир сходит с ума и смерть неизбежна, на помощь приходит верная рука друга.

---

А после переезда пустыню следовало оградить системой пограничных фортов и создать постоянную внутреннюю границу, и тогда «индейская проблема» была бы решена навеки.

Проект был принят, и индейцев переселили. Но граница была слишком зыбкой и прозрачной. Ее легко и часто пересекали с обеих сторон. И торговцы, и охотники, и старатели, возвращавшиеся с индейской территории, приносили с собой не только пушнину и золото. Их рассказы постепенно заставили белых задуматься: а не слишком ли хороши эти индейские земли АЛЯ того, чтобы на них жили индейцы?

И снова потянулись караваны экспедиций. На этот раз они принялись обследовать прерии и каньоны, чтобы доказать очевидное — раз тут живут индейцы, значит, выживут и белые. Легенду о Пустыне заменили легендой о Саде. Места в этом Саду хватит на всех желающих, вот только осталось нанести его на карту, чтобы, сгрудившись над столом где-нибудь в Бостоне, можно было поделить между собой участки в далекой Оклахоме.

По моим расчетам, уже недолго оставалось ждать появления новой легенды. Наверно, Сад, не оправдав надежд переселенцев, уступит место Аду. Оклахому снова объявят безжизненной пустыней, но теперь найдут ей новое применение. На месте министра юстиции я бы позаботился о том, чтобы устроить здесь всемирную каторгу.

Но я еще не был министром юстиции, и поэтому отказаться от стабильного государственного жалования мне было нелегко.

— Нет, Сол, — сказал я твердо. — У нас, у Крокетов, не принято наниматься на государственную службу.

— Глупо, — сказал инженер Скиллард. — Я бы на вашем месте не колебался. Сол, поехали, я найду для вас проводника из местных.

— Спасибо, Бен, но дальше вы все-таки поедете один, — сказал Соломон Коэн. — Я хочу сделать несколько портретов. Мисс Белая Сойка и ее семействе должны пополнить мою коллекцию.

Скиллард пожал плечами и, не прощаясь, поскакал к мосту.

— Что он там нес насчет бойни и мыла? — спросила Энни. — Неспроста это, да, Джуд? Как бы он не сговорился с пастухами.

— Мыло — хорошая вещь, но не для нас, — сказал Джуд. — Моет лучше, чем глина и песок. Но сильно пахнет.

— Бойня тоже хорошая вещь, — добавил я. — И пахнет еще сильнее.

Соломон Коэн поддержал разговор:

— Бойня в таком глухом месте — очень хорошая вещь. Угонщики скота со всего Запада будут записываться в очередь за полгода. У них не будет никаких трудностей со сбытом краденого. Ваш инженер Скиллард весьма деловой человек. Жалко, что я не успел его сфотографировать.

— Его еще можно догнать, — сказал я.

— Не стоит. Никуда он не денется. Лучше я сфотографирую семейство Белой Сойки. Так, кажется, называют ваш род, Энни?

— Ничего подобного, это просто кличка. Моего брата индейцы зовут Светлый Медведь. Хотя я бы дала ему другое имя. Например, Тупой Кабан. Но индейцы дают только безобидные прозвища. Они никого не обижают. Посмеяться могут, но не обидно.

— Мне всегда было интересно знать, как люди ругаются на разных языках, — сказал Соломон Коэн. — Я собрал больше двух сотен бранных слов — на итальянском, китайском, немецком, польском, португальском и так далее. Но не нашел ни одного индейского ругательства.

— Так они же не ругаются, — объяснила Энни. — Джуд, ты ругаешься? Ну, если тебя очень сильно разозлить, что ты скажешь?

— Ничего.

— Он ничего не скажет, — вмешался я, — он просто молча отрубит обидчику что-нибудь.

— Нет, — подумав, ответил Джуд.

— Индейцы не ругаются, — повторила Энни. — В гневе они молчат. У моей сестры муж кайова. Если он молчит пять минут, она начинает вокруг него бегать и заглядывать в глаза. Смешно, правда?

— Да, смешно, — согласился Соломон Коэн, но я видел, что он улыбается только из вежливости. — Вы давно здесь живете, Энни?

— Почти всю жизнь.

— Вам можно позавидовать. Я всегда мечтал жить в таком месте.

— В каком?

— Это трудно объяснить… Мне кажется, что здесь сейчас происходит то же самое, что происходило в первые годы открытия Америки. Здесь новая Америка, и ее только недавно открыли. Я чувствую себя, ну, если не Колумбом, то Джорджем Вашингтоном. Здесь есть еще тысячи уголков, куда не заглядывал ни один белый человек.

— Вы заблуждаетесь, Сол, — сказал я. — Америка вся давным-давно исхожена и перехожена. Охотники, скупщики пушнины, да и просто бандиты побывали уже везде. Только они не собирались об этом никому рассказывать. Ведь ни один рыбак не станет приглашать чужаков на свои уловистые места.

— Похоже, что здесь уловистое место.

— Смотря что вы собираетесь ловить.

— Мой улов — это портреты, вы же знаете, — засмеялся он. — Энни, я не возьму с вас денег за фотографии. Только помогите мне снять всех ваших родственников.

— Вижу, вы не торопитесь в свою экспедицию, — сказал я.

— Не тороплюсь. А зачем торопиться? Через несколько дней экспедиция сама сюда придет. Я могу прекрасно поработать для себя. Здесь, потом с индейцами и с шахтерами.

Энни промолчала, и я понял, что Соломон Коэн не дождется от нее приглашения.

Наверно, нас заметили издалека. Мы еще ехали вдоль берега, а из рощи к нам летел на неоседланной лошади рыжеволосый мальчуган и кричал, размахивая рукой:

— В потельню сворачивайте, в потельню! Дед вас там ждет!

У индейцев принято проходить ритуал очищения в потельных палатках. Обычно это небольшой войлочный шатер на полукруглом каркасе из гибких ивовых прутьев. Внутри может поместиться только один человек. Рядом с палаткой горит костер, в котором разогреваются камни. Когда булыжники начинают потрескивать от жара, их укладывают в лунку, вырытую в самой середине палатки, и поливают водой. Человек раздевается догола и залезает в потельню под войлок. Горячий пар приходится терпеть до тех пор, пока вместе с обильным потом из тебя не выйдет все зло, которое пришлось совершить.

В то время как один индеец сидит и потеет в палатке, остальные дожидаются рядом своей очереди, выкуривая ритуальные трубки и ведя глубокомысленные разговоры.

Этот ритуал был обязательным для всех, кто вернулся с войны или охоты. Мне рассказывали, что раньше каждый воин, вернувшийся в племя после сражения, считался больным, и сорок дней должен был жить отдельно от семьи. Наверно, был такой обычай и среди шайенов, но я его не застал. Пришло иное время, воевать приходилось слишком часто, а воинов в семье становилось все меньше, и они просто не успевали «излечиться», как приходилось снова браться за оружие. А ритуал потения не требовал слишком много времени, особенно если удавалось устроить его в более вместительной палатке.

Увидев «потельню» старого Лукаса, я, наконец, понял, как ему удалось завоевать уважение индейцев.

Это был небольшой бревенчатый дом с одним-единственным, очень маленьким окошком и высокой трубой, сложенной из плоских булыжников. Дом стоял над быстрым ручьем, и одна его стенка нависала над неширокой запрудой, выложенной такими же булыжниками, как и труба. Плоские камни лежали в траве, образуя дорожку, по которой мы, босые и обернутые в белые полотнища, поднимались по косогору к избушке.

Первым шагал Лукас, неся под мышкой два пучка засушенных березовых ветвей с листьями. За ним бодро хромал Джуд. Одна его нога была слегка обстругана шайенским томагавком, другую навылет прострелил Соломон Коэн. Все его раны Лукас замазал зеленым жидким тестом, которое быстро превратилось в плотную корку. Мои ссадины великий врачеватель залепил парой засоленных листьев из деревянной бочки. А круглый синяк на ребрах и вовсе не нуждался ни в каком лечении.

Соломон Коэн семенил за нами на почтительном расстоянии. Он то и дело останавливался, пытаясь завязать платок на голове и при этом как-то удержать полотно на своих костлявых бедрах. Нам пришлось подождать его, прежде чем зайти в потельню.

— Отдышитесь, успокойтесь, — попросил Лукас. — Надо выбросить из головы все ненужное. Думайте только о том, как хорошо вам сейчас будет. Как хорошо избавиться от грязи. Как хорошо смыть с себя грех убийства. Как хорошо заново родиться.

Слушая его, я глядел вниз и видел свои босые ступни. По ноге бежал муравей, останавливаясь, вертя головой и снова перебегая вперед и вверх. Я уже поднял другую ногу, чтобы пяткой раздавить наглеца, но вместо этого почему-то наклонился и осторожно стряхнул его краем полотна. Муравей был местным жителем, а я всего лишь пришел к нему в гости, без приглашения, но ненадолго.

Мы сидели на мокрых лавках в темной комнате с голыми стенами и огромной печью. Лукас плескал воду из деревянной бочки, и воздух густел на глазах, превращаясь в мягкий, обжигающий пар. Пот выступил на моих плечах крупными бусинами и градом сыпался с лица.

— Ты хорошо потеешь, — сказал Лукас. — У тебя крепкое сердце и быстрая кровь. Твои дети будут здоровыми. И проживешь ты долго.

— А я? — спросил Соломон Коэн.

— А ты сядь на пол, там полегче тебе будет.