Эдвард Дансейни - Благословение пана

• Название: Благословение пана
• Автор: Эдвард Дансейни
• Издательство: Текст
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2002
• ISBN: 5-7516-0348-6

Эдвард Дансейни (1878-1957) – классик ирландской литературы, творец фантастического, парадоксального мира, в котором царят красота, ужас и ирония.

Роман “Благословение Пана” впервые издается на русском языке. Странные вещи происходят в приходе почтенного викария Анрела: каждый вечер покой жителей деревни Волдинг смущает странная мелодия, и, влекомые неведомой силой, устремляются они на вершину горы, к древним волдингским камням…

---

– Боюсь, сэр, я ничего не знаю, – отозвалась миссис Тиченер.

– Не знаете? Но у вас есть теория на его счет.

– Что есть, сэр?

– Теория о прошлом, которое вторгается в настоящее.

– Ах, мне почти ничего не известно о прошлом.

– Дело не в знаниях, собственно… Мне нужно…

Миссис Тиченер прервала его:

– Вы не присядете, сэр?

– Благодарю. Но это в другой раз. Сейчас мне надо идти. Поговорим как-нибудь.

Викарию почти сразу стала ясна безнадежность его затеи. Он понял, что хоть и спал, но слышал настоящую музыку, хотя ему было невдомек, как такая фантастическая мелодия может родиться в реальном мире; вот и миссис Тиченер сильно переменилась за ночь, наверное, она тоже ходила к старым серым камням; так что теперь викарий остался один на всю деревню, единственный враг победной музыки.

Помрачнев, викарий отправился домой, по пути размышляя о своем одиночестве. Следующий день – воскресенье, и ему, несмотря на разлад в мыслях, надо подготовиться к проповеди. К своему дому викарий подошел совсем не такой радостный, каким он спустился утром с горы.

– Миссис Тиченер тоже, – только и сказал он.

Вздохнув, Августа кивнула. Во время катастрофы много слов не требуется. Довольно долго они молчали, пока викарий собирался с мыслями, выразившимися у него в таких словах:

– Если бы нас не осталось двое против всех.

– Но ты не один, – сказала жена викария.

– Никто ни о чем не знает, кроме нас с тобой, и только нас с тобой там не было.

– Когда мы были в Брайтоне, здесь служили воскресную службу.

У викария перехватило дыхание; когда случается беда, даже мелочь приобретает гигантское значение. Ему это как-то не пришло в голову. Он совсем забыл. А ведь священник должен был прожить в Волдинге три дня, и наверняка он слышал странную мелодию.

– Ну, конечно!

– Его фамилия Хетли, – сказала жена.

– Что? Неужели тот самый Хетли?

– Больше ничего не знаю. Знаю только, что Хетли.

– Он живет недалеко от Сничестера?

– По-моему, да.

– Наверняка тот самый Хетли, – проговорил викарий. – Что ж, епископ все-таки послал его. Как это замечательно. Значит, епископ хотел нам помочь!

– Думаешь?

– Да, – ответил викарий, – если он посылает такого человека, как Хетли.

– Кто такой Хетли?

– Кто такой? Ну, Хетли был одним из лучших в колледже святого Гавриила. Он занимался греческой историей. Умнейший человек. Надо же, епископ прислал его.

– Ты с ним знаком?

– Знаком? Нет. Я видел его. Часто видел его в Кембридже. Но, конечно же, не знаком.

Обычно миссис Анрел не задавала подобных вопросов; ей следовало самой понять, что простой человек не может быть знаком с Хетли. Но она еще потребовала, чтобы муж немедленно отправился к нему. И когда она сказала об этом, он отозвался:

– Что ж, да, я должен.

Им было известно, что Хетли жил в Ролтоне, так близко к Сничестеру, что звон колоколов кафедрального собора наверняка слышен в его приходе.

Итак, они решили, что в понедельник викарий поедет к своему новому союзнику. Вновь ожившая надежда немедленно улучшила настроение священника, так что он был готов взяться за тяжелую задачу подготовки к проповеди, хотя его мысли витали очень далеко от нее. Однако, усевшись в кабинете за письменный стол, на котором стояли чернильницы с красными и черными чернилами, была разложена бумага, лежал синий эолит, который всегда казался безделушкой, а теперь как будто злобно взирал на него из всех своих трещин и углублений, словно прошлое подошло совсем близко и древний камень утверждал свое равенство, о котором прежде не смел и мечтать.

Глава двадцатая ЧТО СЛЫШАЛ ХЕТЛИ

Стояло солнечное воскресное утро, когда чета Анрелов отправилась в церковь на утреннюю службу. Тем немногим прихожанам, которых им довелось встретить по дороге, Анрел ничего не сказал. Он видел, как несколько человек вошли в церковь, и ему стало немного легче. Когда викарий покинул ризницу, то увидел почти столько же людей, сколько обычно, и у него вновь появилась надежда – ведь если у паствы сохранилась привычка посещать церковь, значит, еще не все потеряно. К тому же викария поддерживала и надежда на предстоящее в понедельник свидание с Хетли.

Нынешняя проповедь викария почти ничем не отличалась от его прежних проповедей, разве что на него ни разу не снизошло вдохновение и он не поднялся выше обычного уровня, что с ним бывало время от времени и бесконечно удивляло его самого. Как правило, он делал довольно подробные записи, однако проповедь как таковую не писал и не мог знать, в какое мгновение у него зазвенит голос и его мысль воспарит выше, чем он сам мог предположить накануне. В это воскресенье ничего подобного не произошло, ведь для парения нужны душевные силы, а они все ушли на раздумья и страх. В своей проповеди викарий не сказал прямо о том, что его больше всего мучило, хотя он думал об этом накануне и даже выбрал то место в Библии, где говорится о детях Израиля, поклоняющихся золотому тельцу, точнее, то место, где все, кроме троих, склонились при звуках трубы, свирели, цитры, цевницы, гуслей и симфонии и всяких музыкальных орудий[3]. Но потом, все еще не оправившись от усталости из-за пережитого ужаса и растерянности, он не нашел в себе достаточно сил, чтобы предпринять открытую атаку на врага в козлином облике, который стал для него реальнее, чем Сатана для Армии спасения. Итак, он подготовил для своего маленького прихода добротную и довольно полезную проповедь, разве что в ней не было и намека на то, что в самом деле будоражило Волдинг. Еще произнося слова проповеди, викарий обратил внимание на некоторую неаккуратность в одежде своих прихожан, правда, он не был уверен, так ли это на самом деле или ему показалось.

Когда служба закончилась, викарий, как всегда, встретил у двери в ризницу свою жену и, как всегда, успел лишь пристроиться в хвост уходившим прихожанам. На сей раз рядом оказались мистер и миссис Даффин. Викарий старался не смотреть им в глаза, да и Даффины тоже отводили взгляды, словно так было легче разойтись в разные стороны. Однако викарию в конце концов стало не по себе, и, упрекнув себя в грехе небрежения, он заговорил с Даффином и заговорил так, чтобы достучаться до сердца мистера Даффина.

– Когда собираетесь косить? – спросил он.

Однако Даффин как будто думал совсем о другом и ответил не сразу.

– А, на днях, сэр.

На самом деле косить надо было не позже следующего дня, потому что трава уже совсем подоспела.

– Уверен, все будет хорошо, – сказал викарий своей жене, когда они шли домой, убежденный в этом прихожанами, которые пришли на воскресную службу.

– Да, – ответила Августа.

Однако то ли в тоне, каким она произнесла это короткое слово, то ли в ее взгляде, взгляде человека, осознававшего очевидную опасность, проскользнуло нежелание развеивать его грустные мысли, хотя нередко ей удавалось это с помощью всего нескольких слов.

– Я серьезно поговорю с мистером Хетли, – сказал викарий.

Он сказал это так, как будто беседа с Хетли, тем более ответы на заготовленные вопросы могли разрешить возникшие проблемы.

Августе от всего сердца хотелось, чтобы ее муж встретился с мистером Хетли; так воюющие страны, для которых победа или поражение – вопрос жизни и смерти, мечтают о союзнике. Однако и в этом она не могла или не хотела утешать его и преуменьшать опасность, против которой он сражался.

Так или иначе, но он знал, что ей дано чувствовать глубже, и, несмотря на то что у него было больше знаний и больше точной информации, ему постоянно требовалось знать ее мнение, как будто в любой момент ситуация могла измениться. В течение дня викарий задавал жене наводящие вопросы в надежде, что она отведет беду и даст покой его измученным нервам. И весь день, словно произнося бесконечный монолог, она без слов говорила о леденящем душу страхе куда яснее, чем он, время от времени рассказывавший о своих переживаниях.

Наконец день, наполненный мрачными предчувствиями, миновал, и наступил понедельник, который должен был подарить Анрелу союзника, имеющего информацию о реальном положении дел в Волдинге и способного справиться, если верить его репутации, с любой проблемой. Утром в понедельник викарий был почти спокоен; лишь одна тень тревожила его, хотя и не могла всерьез повлиять на его настроение, но все же тревожила, и это было воспоминание об отказе епископа в помощи. Так он воспринимал письмо епископа, так он чувствовал, пестуя в душе печаль, которая укоренилась гораздо глубже, чем он того желал. Но все же епископ послал Хетли в Волдинг, лучшего из всех. И викарий был благодарен ему, причем куда сильнее, чем если бы не думал о том, что епископ бросил его в нужде. Солнечным июньским утром, повеселевший душой Анрел вновь приехал со Спелкинсом в Селдхэм и сел в поезд, направлявшийся в Сничестер.