Зинаида Шишова - Приключения Каспера Берната в Польше и других странах

• Название: Приключения Каспера Берната в Польше и других странах
• Автор: Зинаида Шишова
• Издательство: Детгиз
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1962

«Приключения Каспера Берната в Польше и других странах» – роман из истории Польши XV – начала XVI века.

Приключенческий сюжет романа, в основу которого положен документальный материал, раскрывает картины борьбы польского народа с Тевтонским орденом за независимость.

Особой удачей авторов является тщательно, с нежностью и любовью выписанный образ великого польского гуманиста Николая Коперника.

Ученый предстает перед читателями не только как «потрясатель основ» средневековой схоластической науки о светилах, но и как великий патриот, руководивший обороной польских рубежей от псов-рыцарей, как Человек с большой буквы. Все стороны его жизни проходят перед нами, все его ошибки и достижения, вся его прекрасная и горькая любовь.

---

Зинаида Шишова Сергей Царевич «Приключения Каспера Берната в Польше и других странах» – роман из истории Польши XV – начала XVI века

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Глава первая ГДАНЬСКИЕ ГОСТИНЦЫ

Улицы Кракова занесло снегом. Вьюга мечется в узких тупичках и переулках, и только на Рыночной площади ей есть где разгуляться: она наметает высокие сугробы у ступеней Сукенниц и Мариатского костела. Сегодня праздник «Трех королей» – последний день рождественских святок и последний день каникул в Краковском университете… Итак, завтра – снова пыльные, разбухшие фолианты, снова лекции, таблицы небесных светил. А сегодня…

– …А сегодня пьем, друзья! За нашу Alma mater, за славный наш университет! За наших профессоров! За науку, за любовь, за дружбу!

– Пьем, коллеги, пьем! Пусть сильнее гудит ветер за окнами, пусть срывает черепицу с крыш у нерадивых хозяев – что нам до этого? Чокнемся, друзья, за счастливое начало нового 1511 года! А ну-ка, давайте нашу, студенческую!

Четыре оловянные кружки сошлись с глухим звоном, и четыре молодых голоса затянули «Gaudeamus».[1] Песне тотчас же стало тесно в низкой каморке, и она, рокоча, отдалась под закопченными сводами. Казалось, она вот-вот прорвет бычий пузырь, которым педель (он же содержатель общежития) затянул окна. Стекло, на его взгляд, было слишком большой роскошью для нищих студентов.

– Эх, ну и кислое же пиво у отца Кристофора! – морщась, сказал Збигнев, вытирая широким рукавом свои красивые румяные губы. – Неужели же, Каспер, нам так-таки ничего и не пришлют из дому ради праздничка?

Каспер Бернат уныло качнул рыжим чубом. Ему-то нечего было ждать: уже два года, как мать, страшась гнева отчима, ничего ему не присылала.

– Праздник, считай, уже заканчивается, – сказал он, вздохнув.

– Да, видать, не удостоимся мы нынче шляхетского угощения, – пробормотал толстый Сташек, с трудом пережевывая кусок лежалой буженины. – Дороги замело. Небось, Жердь, папаша твой, ясновельможный пан Суходольский, пожалел лошадок… А пиво как пиво, только давали бы его почаще!

– Пиво кислое, а буженина еще с прошлого года протухла… Эх, я не я буду, если не вылетит наш отец Кристофор отсюда серой пташкой! Как скажешь, Щука, а? – И Каспер опустил руку на плечо четвертого участника пирушки – худощавого, белокурого, с холодными серыми глазами. – Ты, я вижу, тоже не ешь! Это только Жбан никогда ни от чего не отказывается. Жбан, как ты смотришь, взяться нам за Кристофора?..

Сташек Когут, за толщину прозванный Жбаном, действительно то и дело прикладывался к кружке, да и мясо с деревянного блюда он таскал чаще, чем другие.

– Ну, Касю, выживешь ты Кристофора, так что проку? Еще почище вора поставят, – отозвался он лениво. – А мы с Генрихом, прошу прощения у ясновельможных панов, – добавил он дурашливо, – люди простые… У нас в деревне и за такое угощение спасибо сказали бы…

Бледные щеки Генриха Адлера чуть порозовели. Сын нищего кладбищенского сторожа, он не любил, когда ему напоминали о его бедности.

– Нет уж, – отозвался он, – кору древесную, мне помнится, в деревне едали, но вот такой падалью, пожалуй, и наши бедные кметы погнушаются… Но Жбан прав: все экономы крадут и все педели наушничают. И что это за манера у тебя, Рыжий, палить из пушек по воробьям! Тут почище неправду видишь – и молчишь… Пока молчишь…

– Silentium![2] – вдруг крикнул, подымая палец кверху, Жердь Збигнев.

Теперь уже все четверо явственно расслышали за окнами фырканье коней и скрип полозьев. Колокольчик, звякнув в последний раз, умолк.

– Остановились! Это ко мне из дому! – закричал Збигнев и, опрокинув на радостях тяжелую скамью, кинулся к выходу.

Однако дверь уже распахнулась, и в облаке морозного пара студенты разглядели широкого, приземистого человека в волчьей шубе. Он, кряхтя, сбросил с плеч поклажу.

– Казимиж? – удивленно вглядываясь в него, пробормотал Збигнев. – Нет, не Казимиж… Или это Ян из Стополья? Не узнаю что-то.

– Вуек![3] – радостно отозвался за его спиной Каспер Бернат. – То есть пан Якуб Конопка, – тотчас поправился он: не к лицу было студенту прославленной Краковской академии звать боцмана Конопку «вуйком», как когда-то, в милом раннем детстве.

– Вуек так Вуек, если своих ребят не нажил, – хриплым, простуженным голосом отозвался приезжий. – Во имя отца и сына и святого духа, студиозусы! – И, обобрав ледяные сосульки с усов, расцеловался с Каспером. – Принимай гостинцы!.. Вишневочка! – ласково пошлепал он по пузатому штофу. – Колбаски! Яблочки! – говорил он, пододвигая к Касперу кульки.

– А как же отчим? – не веря своим глазам, пробормотал Каспер. – Или это не мама прислала? А лошадей кто тебе дал?

Конопка только собрался было похвалить жену за то, что она так славно уложила гостинцы для сына покойного капитана. Вопрос Каспера застал его врасплох. Однако запнулся он только на одну минутку.

– Как – не мама? Пани Бернатова, кому же еще! – сказал он весело. – А у отчима твоего, пана Кучинского, глаз на затылке нету. Да и дома он не целыми днями сидит… Хотя больше дома сидит, чем по морю плавает, – добавил пан Конопка с досадой. – А лошади немецкие: один купец подрядил меня в Сандомире за возчика. Я ведь свою пани Якубову в Сандомир к родичам свёз… Да вот беда: купцу до Вармии еще в Краков надо было заехать, крюк этакий! Кучер его не то занемог, не то длинной дороги испугался. Стал я было купца отговаривать: мол, другим разом в Краков отправитесь… А потом вдруг как осенило меня – видно, мне святая дева помогает: и в Вармию попаду, и в Кракове, уж я не я буду, если Каспрука своего не повидаю… перед разлукой… Сегодня и завтра заночуем здесь, а там – в обратный путь…

Каспер ничего не понимал. Вуек явно путал или хотел что-то от него скрыть. Боцман Конопка – и вдруг подрядился за кучера! Касперу гостинцы от матери доставил, да как же это?! Из Гданьска, что ли, он их через всю Польшу вез? А как боцман корабль оставил? Команда как без него? И вдруг смутная тревога охватила юношу.

– Вуек, а что слышно на нашем корабле? И когда ты думаешь обратно? – спросил он.

– А я обратно и не думаю, – отрезал пан Конопка. – Под начальство Кучинского не пойду, собаке под хвост такого капитана! Это тебе не Рох Бернат, нет! Всю команду разогнал… Вот завез я свою пани Якубову к ее родичам и теперь – вольная птица… Да что это мы, детки, зря языками треплем? Давайте-ка за стол! А Кучинского и без нас черти в ад утащат…

Однако и за едой боцман нет-нет да возвращался в разговоре к отчиму Каспера, капитану Кучинскому.

– Дальние плавания теперь у нас побоку, – толковал он осоловевшим от крепкой вишневки и обильной еды студентам. – Только и знает: в Гамбург – и обратно! Не капитан, а приказчик у немецких купцов! Команду нашу, говорю, всю разогнал, но, пожалуй, и его самого не сегодня – завтра погонят: купец-то теперь тоже не лыком шит, теперь купцу, чтобы нажиться, в дальние страны товар везти надо! Не все же кастильцам да португальцам верховодить!

– Кастильская корона нынче богатая, – сказал, закусив губу, Генрих Адлер. – Мавров да евреев отцы инквизиторы повыгоняли или на кострах пожгли, а денежки их прикарманили!

– Старые новости! Старые новости! – перебил его Каспер. Он знал, что с отцов инквизиторов спор обязательно перекинется на отцов доминиканцев, Збышек вступится за своих воспитателей, и пойдет дым коромыслом! А тут еще чертов педель мимо окон шляется! – Ну, да ладно… Вуек, ты лучше расскажи, какие у тебя дела в Вармии!

– А дела такие, – обсасывая усы, начал пан Конопка. – Уже не знаю даже, с какой стороны к ним подступиться… Давненько все это было, году в восемьдесят четвертом примерно… Зафрахтовал в Торуни один англичанин нашу «Ясколку» под сельдь. Честь честью премию назначил всему экипажу; похваляется перед другими купцами: мол, если уж капитан Бернат что сказал, так слово его – кремень. А вот тебе и кремень! Приходит наш капитан с каким-то духовным – и приказ: «Меняй паруса! В море не пойдем! В Торуни один большой человек помер, нужно его вдову с детишками во Влоцлавек доставить». Не любили у нас на «Ясколке» каботажного плавания, да и приз большой англичанин посулил, но с нашим капитаном не поспоришь… Смотрю – а в капитанскую каюту уже ковры тащат – для вдовы этой, для нее же кубрик всю ночь скребли… Приезжает наутро женщина с двумя парнишками, а за ней – чуть ли не вся Торунь! У короля нашего Зыгмунта и у того поменьше свита! Думаю: «Куда же мы всю ораву денем?» А это, оказалось, только провожатые… Слезы, понимаете, поцелуи… «Пани Барбара да пани Барбара», только и слышно. Барбарой эту самую вдову звали… Да вы не спите, ребята, слушайте!

Каспер толкнул под столом Збигнева: Вуйка, когда он заведет рассказы, и всемирным потопом не остановишь.

– И вот надо же было случиться такой беде! – нацеживая себе пятую кружку, продолжал боцман. – Только что бедная женщина мужа потеряла, а тут – чуть обоих сыночков разом не лишилась. Вышли мы уже на большую воду, капитан с мостика не сходит, течение здесь – ого! – Висла шутить не любит! Вдруг слышу: плюхнулось что-то позади меня. Не успел оглянуться – опять что-то плюхнулось. А это, оказывается, старший сынок пани Барбары загляделся на что-то, перевесясь за борт, да и свалился в воду. А младший, долго не раздумывая, кинулся его спасать… Ну, не погибать же христианским душам! Прыгнул и я и обоих утопленников за чубы вытащил. Тот, постарше, дрожьмя дрожит от холода или с перепугу, а маленький – мне: «Как твое имя, добрый человек, чтобы мы знали, за кого молиться». Сам синий весь, руки заледенели, а он голову эдак закинул. «Капитана Берната имя, мол, он хорошо запомнил, но вот ему нужно знать имя ихнего спасителя!» А матушка его уже и талеры мне сует и крест нагрудный, весь в дорогих каменьях, на меня надевает. Только я ничего этого не принял. «Деньги, – говорю, – вам самим сгодятся. Вам, – говорю, – еще обоих сыночков надо на ноги подымать. Да и доченьки, я слышал, у вас есть, приданое нужно копить. А имя мое Якуб Конопка. Капитана нашего, верно, Рохом Бернатом звать, оба мы добрые католики, а не какие-нибудь басурмане, знаем, как человеку нужно в беде помочь!..»