Геннадий Серебряков - Денис Давыдов

• Название: Денис Давыдов
• Автор: Геннадий Серебряков
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1985

Имя Дениса Давыдова стало легендарным еще при его жизни. Герой Отечественной войны 1812 года, верный последователь суворовских традиций, он был одним из инициаторов партизанского движения в России. Денис Давыдов известен и как самобытный поэт, и как автор произведений по истории военного искусства. О жизни «певца-героя», полного мужества и отваги, всегда готового «вновь за родину восстать», и рассказывает автор.

---

О том же самом внушительно и убежденно скажет позднее Лев Толстой, строго, во всех деталях изучивший по многим документам и воспоминаниям очевидцев историю этой многотрудной для России войны: «Денис Давыдов своим русским чутьем первый понял значение этого страшного орудия, которое, не спрашивая правил военного искусства, уничтожало французов, и ему принадлежит слава первого шага для узаконения этого приема войны».

В эти самые дни Денис Давыдов узнал, что его особой честью намерены почтить и французы. От проворных лазутчиков, которых он заимел во множестве, ему стало ведомо, что смоленский французский военный губернатор из кавалерийских резервных частей, следующих через сей город, составил сильный отряд числом более двух тысяч всадников при восьми офицерах и одном штаб-офицере, предписав ему очистить от набегов Давыдова пространство между Вязьмою и Гжатью, непременно разбить его поисковую партию, а самого казачьего предводителя «живого или мертвого привезти в Вязьму». Французы, как сказывали, уже выступили в поход и горят желанием расквитаться с партизанами за все свои причиненные ими беды.

Встречаться с такою внушительной неприятельской силой лицом к лицу Давыдову, конечно, нисколько не улыбалось.

Конные крестьяне загодя доносили Давыдову о всех перемещениях посланного против него французского отряда. Посему уходить от неприятеля, одновременно изматывая его, было легко. Лихо меняя маршруты, партизаны по-прежнему перехватывали вражеские транспорты и громили шайки мародеров.

23 сентября прибывший по утренней поре курьер из главной квартиры привез страшную весть о кончине от жестокой раны, полученной при Бородине, князя Петра Ивановича Багратиона.

В неутешной своей горести, которую со слезами на глазах сполна разделили с ним все казаки и гусары, Давыдов тут же решил справить по усопшему славному полководцу кровавую тризну. В этот момент как раз кстати от одного из выставленных при дороге пикетов пришло известие, что неподалеку направлением к Городищу движутся две крупные неприятельские колонны. Посадив кавалерию на коней, Денис двинул ее в обход. Сам же на этот раз, вскочив в седло, повел за собою пехоту, с которой намеревался закрыть врагу вход в деревню, дабы конники его успели изготовиться и ударить французам в тыл.

Все удалось как нельзя лучше. Стрелки во главе с Давыдовым встретили подходящего неприятеля дружной пальбою со стороны Городища. Французы не выдержали напора и покатились к ближайшей роще, примыкающей к реке Угре. Партизанская пехота с криками «ура!» погналась следом за ними. Тут подоспел и лихой майор Храповицкий с кавалерией. Облетев рощу с другой стороны, он наглухо закрыл неприятелю путь к отступлению. Разгоряченные боем и яростным стремлением отомстить за смерть Багратиона, партизаны принялись было сечь и колоть всех без разбору, но Давыдов, вспомнив неоднократно повторяемые слова князя Петра Ивановича о том, что и возмездие неприятелю должно быть великодушным, тут же остановил побоище.

Потом в Городище, в маленькой шатровой церкви, каким-то чудом не разграбленной мародерами, отпели панихиду по Багратиону, после которой Денис с чувством исполненного долга и скорбного умиротворения записал в походном дневнике: «Судьба, осчастливя меня особой его благосклонностью, определила мне и то счастие, чтобы отдать первую почесть его праху поражением врагов в минуту сего горестного известия».

Меж тем неприятельский карательный отряд, как доносили конные мужики, побродив попусту меж Вязьмою и Гжатью, объявился в селе Монине и будто бы движется в сторону Семлева. Чтобы заставить своих преследователей перемещаться еще резвее, Давыдов обратился к Вязьме и устроил на подступах к городу сильную перестрелку. Французы, естественно, на рысях помчались сюда. А партизаны тем временем преспокойно вышли к только что оставленному неприятельской конницей Монину и отхватили здесь весь обоз вражеского отряда, составленный из десяти артиллерийских палубов и сорока двух провиантских фур с прикрытием из ста двадцати шести конных егерей при одном офицере. Тяжелые французские эскадроны, узнав об этой великой дерзости, поспешили от Вязьмы обратно, но Давыдова уже и след простыл. Захватив богатую добычу и пленных, он со своими неутомимыми партизанами ушел в сторону Андреян.

Здесь 31 сентября произошла встреча с пополнением — с 13-м казачьим полком Попова, о котором извещал Коновницын. Полк этот из пяти сотен лихих казаков прибыл прямо с Дона и оказался, несмотря на дальний переход, в добром устройстве и выправке.

Это было, конечно, великой радостью для Давыдова. Он приободрился и сразу перестал опасаться нападения гонявшегося за ним отряда. Наоборот, с такою внушительной силою можно было с полною надеждою на успех и самому атаковать своих издерганных и умаявшихся преследователей.

3 октября он повел своих партизан в поиск. Долго стоявшее в эту осень тепло переменилось зябким северным ветром и обложным тягучим дождем. Однако настрой и гусар, и казаков, и пехоты был самый боевой.

Лазутчики донесли о разделении неприятельского отряда надвое. Одна половина его замечена была возле селения Крутого, другая же находилась в Лосмине, возле Вязьмы. Представлялась возможность разбить отряд по частям.

К месту расположения неприятеля добрались только к ночи. Дождь продолжал все так же лить. Партизаны изрядно застыли и промокли.

И все же Давыдов решил повести ночной бой. Посланные вперед охотники-пластуны без единого вскрика сняли неприятельские пикеты, упрятавшиеся от дождя и холода под шалаши.

Французы выскакивали в панике из теплых мест своего ночлега в большинстве своем в одном исподнем и потому хорошо были приметны и в темноте. Их либо разили на месте, либо брали в плен. Какая-то часть карателей успела вскочить на коней. Их потом гнали, сшибая пальбою и дротиками, версты четыре...

Взятых в плен наскоро пересчитали. Их оказалось триста семьдесят шесть рядовых и два офицера. Сколько потерял неприятель убитыми, в темноте было определять недосуг. Да к тому же Давыдов торопился, к утру он намеревался нанести столь же яростный удар и по другой части карателей, расположившихся в Лосмине.

Когда партизаны приблизились к этому селу, уже начало рассветать. Дождь все не переставал. Дороги заметно раскисли и осклизли.

Полной внезапности нападения на этот раз не получилось. На подъезде к Лосмину идущие впереди аванпостные казаки неожиданно наткнулись на неприятельских фуражиров. Бросив свою поклажу, те кинулись в сторону села, и нескольким из них удалось уйти и упредить своих. Когда Давыдов с основными силами приблизился, французы успели выстроиться к обороне в три линии. Дело могло решиться теперь лишь напором. Быстро поставив всю свою конницу в боевой порядок, Денис со всего маху ударил с казаками и гусарами встречь неприятелю.

После завершения боя, еще дрожа от нервного возбуждения и не ощущая смертельной усталости, Давыдов записал в дневнике об этом бое: «Первая линия при первом ударе была опрокинута на вторую, а вторая — на третью. Все обратилось в бегство. Надо было быть свидетелем этого происшествия, чтобы поверить замешательству, которое произошло в рядах французов. Сверх того, половина отряда стала вверх ногами: лошади, не быв подкованы, валились, как будто подбитые картечами; люди бежали пешком в разные стороны без обороны. Эскадрона два построились и подвинулись было вперед, чтобы удержать наше стремление, но при виде гусар моих, составлявших голову резерва, немедленно обратились назад без возврата. Погоня продолжалась до полудня: кололи, рубили, стреляли и тащили в плен офицеров, солдат и лошадей; словом, победа была совершенная. Я кипел радостью!»

Дело, продолжавшееся без перерыва более суток под дождем и холодом, завершилось при минимальнейших потерях полным разгромом карателей. Их отряд численностью свыше двух тысяч человек регулярной кавалерии перестал существовать.

8 октября, предварительно дав своему доблестному войску заслуженный отдых, Давыдов с отрядом двинулся в новый поиск, держась в правую сторону от Вязьмы.

Дела были, как говорится, обычные: перехватили несколько французских военных курьеров с корреспонденцией из Парижа и в Париж, заполучили в свои руки большой транспорт из семидесяти груженных разными припасами фур вместе с конвоем из двухсот двадцати пяти рядовых при шести офицерах; в прибавок к сему отбили своих пленных: 66 нижних чинов разных полков и двух кирасирских офицеров — Шатилова и Соковнина.

12 октября к вечеру партизанская партия прибыла в Дубраву. Едва расположилась на ночлег, как объявился обратный курьер, посланный несколько дней назад Давыдовым в главную квартиру. Он привез командиру целую кучу пакетов, среди которых оказалась и бумага, скрепленная личной печатью Кутузова. Тут же были и другие официальные послания и письма от добрых приятелей, знакомых и друзей.