Геннадий Серебряков - Денис Давыдов

• Название: Денис Давыдов
• Автор: Геннадий Серебряков
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1985

Имя Дениса Давыдова стало легендарным еще при его жизни. Герой Отечественной войны 1812 года, верный последователь суворовских традиций, он был одним из инициаторов партизанского движения в России. Денис Давыдов известен и как самобытный поэт, и как автор произведений по истории военного искусства. О жизни «певца-героя», полного мужества и отваги, всегда готового «вновь за родину восстать», и рассказывает автор.

---

С конницею Бонапарта познался еще в 1807 году, когда принял команду над всеми казачьими полками. И тогда же понял, что бить ее можно с успехом, что и проделывал не раз во многих сражениях и аванпостных сшибках.

Несмотря на немалый для кавалерийского генерала возраст, был атаман еще тверд рукою и крепок телом, лицо его, будто кованное из красной меди, гляделось на диво гладким, без морщин. Да и обширная залысина и длинные висячие усы, тронутые пороховым дымом седины, говорили скорее не о почтенных летах, а о жизни стремительной и бурной.

Нрава Матвей Иванович был крутого, но отходчивого. Отсиживаться по штабам не любил и в жаркие баталии полки водил всегда самолично. Хладнокровием и храбростью под огнем с ним могли равняться немногие. Да и в шумном застолье тягаться с атаманом стойкостью пока охотников не находилось — любого перепьет.

Прочитав предписание Багратиона, присланное с адъютантом Мухановым, атаман задумчиво покрутил правый ус, к которому он всегда благоволил более левого, и, вздохнув, сказал:

— Ну коли вышел приказ держать Мир, стало быть, будем держать. Сколь духу хватит. Но даст ли подмогу князь? Сил у меня сейчас — кот наплакал. При мне пять с половиной полков пятисотенного состава да рота Донской артиллерии. А неприятелю и вправду несть числа. Одних польских полков мои лазутчики-летуны насчитали двенадцать — и уланы, и егеря, и легкоконные... Да саксонских два тяжелых. Сих кирасиров я еще по седьмому году знаю. Качеств боевых отменных и выучки. Публика, прямо скажу, сурьезная. Вестфальцы эти, правда, пожиже будут. Но их четыре полка орлы мои заприметили. И все при пушках к тому же.

— Даст, даст подмогу князь Петр Иванович, — поспешил заверить его Муханов, — при мне отряд генерал-адъютанта Васильчикова Иллариона Васильевича к вам отряжали. Это гусары ахтырские с ротою артиллерии, Киевский драгунский и Литовский уланский. Да еще егеря 5-го полка. Кроме того, главнокомандующий велел вернуть три ваших полка, что при армии были. Они уже наверняка на пути к Миру.

— Ну, порадовал ты меня, поручик, — разом расцвел Платов. — По всем статьям заслужил ты за эдакую весть добрую рюмку анисовой. Да, видит бог, перед ретивою дракою я и сам не пью и других не жалую. Но это у нас с тобой еще успеется, — хитровато прищурился атаман. — Впрочем, князь пишет, чтобы я использовал тебя по усмотрению. Может быть, ты возвернуться в Несвиж, пока у меня дело не началось, желаешь?

— Здесь прошу быть непременно, ваше превосходительство.

— Ну и ладно, — одобрительно сказал атаман. — Иного от адъютанта Багратиона и не ждал. Когда должность сию Давыдов Денис исполнял, он, как, бывало, заслышит, что у меня горячо, разом подышит в ухо князю Петру, и глядишь уж — тут как тут. Я его три кампании знаю. И казаки мои к нему с полнейшим уважением. Потому как молодец, по всем статьям молодец. Кстати, ежели ахтырцы сюда идут, то, стало быть, и Денис с ними. Потому как снова у меня горячо зачинается, ох, как горячо!.. Ну, поручик, пошли со мною, а то того гляди польские уланы к нам припожалуют. Встретить их надобно как и положено. Я для них тут подарочек припасаю, вентерек плету, вентерек... Чтобы сюда им было повадно, а обратно — туго. Будем их брать, как рыбу на Дону.

В сузившихся глазах Платова вспыхнули заговорщически-лукавые огоньки.

На атамана, занявшего позиции у Мира, неотвратимо, как темная грозовая туча, надвигалась вся кавалерия правого крыла французской армии.

Несколько дней назад составляющие ее дивизии и бригады были подчинены 44-летнему блестящему кавалерийскому генералу Виктору-Никола Латур-Мобуру, которого в Великой армии называли Баяром — рыцарем без страха и упрека. Он отличался изысканным благородством, холодным спокойствием под огнем и пылкостью в атаке. Его гордым римским профилем, статной фигурой и безупречной выправкой на смотрах и парадах всегда любовался Наполеон.

Однако в предстоящих жарких событиях никаких особых достоинств красавец Латур-Мобур выказать так и не сумеет. Точному расчету, военной хитрости и сокрушительному напору атамана Платова он не противопоставит ни ума, ни скорого понимания боевой обстановки, ни должной распорядительности.

Впрочем, после поражения ему придется поступиться и столь знаменитым благородством. Страшась гнева императора, он будет высокопарно лгать, изворачиваться, всячески преуменьшать свои столь значительные потери, в чем ему в тех же целях будет усердно помогать и командующий войсками правого крыла Вестфальский король Иероним, которого Наполеон не раз в сердцах называл самым бездарным и лицемерным из всех своих беспутных братьев...

А пока что Латур-Мобур, далеко оторвавшись от тяжело идущей следом пехоты, с воодушевлением исполнял приказ Бонапарта — неотступно преследовать и наконец-то настичь столь удачно и искусно избегающую окружения армию Багратиона, чтобы с размаху припереть ее к штыкам и огнедышащим жерлам пушек свирепого маршала Даву.

Латур-Мобур настойчиво торопил свои дивизии.

Впрочем, польские полки, идущие в его авангарде, подгонять не было нужды. Они сами горели нетерпением побыстрее ринуться в бой.

Их вела против России призрачная мечта о великой и неделимой Речи Посполитой, мечта, которую Наполеон щедро вселил им в сердца, но отнюдь не собирался исполнять...

Захватив на пути своем несколько брошенных фур и с десяток отсталых, польские уланы легко убедили себя, что русские бегут в панике. А посему двигались вперед беспечно, в полном пренебрежении к противнику.

Именно на это и рассчитывал многоопытный атаман Платов, готовя заносчивым непрошеным гостям свой донской «вентерь»...

Пока не подошли подкрепления, он решил всех малых сил своих неприятелю разом не выказывать, а действовать более внезапностью да хитростью.

27 июня еще до рассвета, пользуясь голубою предутреннею прохладой, передовые полки уланской бригады Турно, входящей в дивизию Рожнецкого, двинулись в сторону Мира, чтобы с ходу занять его и следовать далее, на Несвиж.

Колонна смотрелась красиво. Над строгими синими мундирами и конфедератками вознесенные на остриях пик в нежно розовеющее небо плавно колыхались бело-малиновые флюгера.

Когда на ближних подступах к Миру, где-то у деревни Пясечно, польские уланы заприметили впереди казачью заставу, они немедля бросились в атаку. Казаки, изобразив великий испуг, кинулись от них прочь вдоль по дороге. Передовой неприятельский полк, увлеченный и разгоряченный погоней, с размаху проскочил Мир. И тут на дальней окраине перед ним как из-под земли выросли хоронившиеся до поры лихие сотни Сысоева. Резво развернув коней, обратилась лицом к неприятелю и только что стремительно отступавшая застава.

Все решила внезапность.

Казаки, действуя почти без выстрелов, ударили в дротики, а потом в сабли. Уланы были разом опрокинуты и смяты. Сеча была короткой и жестокой.

Оставшиеся в живых в ужасе покатились обратно и со всего гона врезались в свои идущие следом полки, вызвав в них великую сумятицу.

В это самое время Платов двинул к Миру свои основные силы, а оставленные в засадах отборные сотни ударили с флангов и тыла, накрепко затянув хитроумный атаманский «вентерь».

Атакованный с разных сторон неприятель был прижат к протекающей впереди Мира болотистой речке Уше. Польские кони вязли в зыбной трясине. Навалившиеся скопом казаки довершали славно начатое дело: разили и брали в плен заляпанных коричневой торфяной грязью и тиной улан.

Из тысячи трехсот недавно бравых всадников бригады Турно по узкой дороге через плотину удалось вырваться из «вентеря» лишь немногим. В том числе и их незадачливому командиру, у которого в сече был срублен эполет...

Отряд генерал-адъютанта Васильчикова, в который входили ахтырские гусары, подошел к Миру уже за полдень, когда лихой кавалерийский бой был давно завершен, и казаки, похоронив убитых и отстояв краткий молебен у походного алтаря, поминали своих упокоенных товарищей. Потери атамана по сравнению с неприятельскими были невелики: 23 рядовых казака и сотник.

Генерал Васильчиков со старшими офицерами только что прибывших полков, в числе которых был и Денис Давыдов, тотчас отправились к атаману, чтобы поздравить его со столь блистательной победой и скоординировать дальнейшие действия. Платова они нашли на выложенной серым гремливым булыжником центральной площади Мира возле костела, куда один за другим подтягивались казачьи полки и где толпились немногочисленные, собранные атамановым приказом местные жители.

Матвей Иванович собирался держать речь и потому в этот момент был особенно возбужден. Говорить речи перед войсками и населением было его давней слабостью.

Принимая приветствия и поздравления от приехавших, атаман довольно потирал руки и с хитроватою ухмылкою говорил: