Владимир Данихнов - Статика

• Название: Статика
• Автор: Владимир Данихнов
• Жанр: Детективная фантастика

Будущее. Планета Статика — одна из многих планет Земного Сектора. Одно отличие — здесь люди обнаружили город-памятник, наполненный статуями людей, или существ внешне от них неотличимых. Главный герой — частный детектив — пытается разгадать тайну Статики, тайну города-памятника, прежде чем его разрушит горнодобывающая корпорация — чтобы достичь залежей урановой руды. Одновременно он пытается избавиться от воспоминаний, связанных с гибелью любимой девушки… Еще неизвестно, что для протагониста главнее…

---

Будто ее не было.

Я присоединился к этим людям — какая-то женщина в черном пальто молча дала мне пройти. Ее глаза, красные, воспаленные, смотрели вверх, на здание.

Слышался чей-то тихий плач.

Я не хотел смотреть вверх.

Как вчера, когда стоял рядом с дверью в квартиру Давыдовых и на мой звонок никто не отвечал.

Потом я все же поднял взгляд.

На высоте девятого этажа здания расположилось гигантское табло. Серый заголовок над табло гласил: «Жертвы взрыва в Эрмитаже».

На сером фоне черными буквами были вырезаны имена и фамилии.

Список погибших. Их было очень много — весь список не поместился бы, поэтому верхние записи исчезали, на их место снизу приходили новые.

— Я уже пять раз здесь была, — тихо произнесла женщина в черном, ни к кому конкретно не обращаясь. — Я знаю, что Ярик погиб. Но я все равно прихожу. Я надеюсь, что на этот раз надпись не появится. Что это ошибка. Ведь список обновляется. Может быть, его имя исчезнет? Боже, я не хочу идти в морг на опознание…

Я промолчал.

Я ждал.

Я ждал долго, минут двадцать.

Женщина в черном пальто ушла, ее место занял нервный паренек в грязно-коричневой куртке.

Я ждал.

Я ждал.

Я…

И имена появились.

Имена, увидеть которые я так боялся.

«Давыдов Иван Сергеевич»

«…Деда рассказывал, что она растет здесь уже четыреста лет…»

«Давыдова Мария Павловна»

«…Маша — еще со школы моя лучшая подруга…»

Зачем они по дороге на вокзал заехали в Эрмитаж?

А быть может просто пролетали на такси рядом с ним?

Я стоял.

Я стоял еще долго, и смотрел вверх.

Пытаясь запомнить имена людей, которые стали жертвой жестокой игры сектоидов.

ЧАСТЬ 3. ЭПИЛОГ

— Здорово, Леха!

— Здорово, Сеня! Опять больничный нужен?

— Э-э… Ну да, в общем-то. Понимаешь, у нас завтра экзамен у Урицкого, а я ни хрена не подготовился. Ну и… подумал, что может быть ты… по-дружески! Денег-то у меня нет, сам понимаешь, бедный студент все-таки…

— Какой из меня друг? Я ведь червь, не забывай. Мы с тобой — исконные враги. Впрочем, ладно, заходи… До какого числа больничный тебе выписать?

— Спасибо, Леша, ты настоящий друг! Вот, я тебе формальдегида принес… Числа? Ну давай до двадцатого. Самое оно будет.

— Крепкий?

— Что?

— Формальдегид?

— Высший сорт!

— Тогда хватай пиво с кровати и начнем. Отпразднуем твой завтрашний экзамен.

— А больничный?

— Да моя машинка тебе его за пять минут слабает. А что может быть лучше хорошой попойки со склизским инопланетянином!

— Да ну тебя! Какая разница, к какой ты расе принадлежишь? Главное то, что внутри. А где у тебя тут арахис был?

— В правом ящике несколько пакетиков осталось.

— А стаканчики?

— Да там же где-то…

* * *

А потом была еще одна зима. Обычная грязная неповоротливая московская зима, когда твои кроссовки задумчиво месят пепельный недоснег, а голова забита одним — как сдать экзамен, как не завалить сессию, и где бы взять денег.

Червь Леша, как и все студенты, был озабочен приближающейся сессией, поэтому он возвращался в родную общагу и не замечал ничего вокруг.

Их было трое, и они ждали его в одной из темных подворотен. Они приглушенно смеялись, предчувствуя надвигающееся веселье, в виде несуразно одетой фигуры чужого, согнувшегося в три погибели под грудой никому не нужных учебников.

— Эй, червь! — лениво окликнул его один из ребят.

Леша остановился, включая внешнее сознание. Чужой позволил ему легонько коснуться озлобленной души парня, все понял и прошептал:

— Привет, Сеня.

— Я для тебя не Сеня! — визгливо прокричал парень. — Как ты смеешь так называть меня, грязное животное? А? Я тебя спрашиваю, червяк!

Они приближались к нему все одновременно, поигрывая глянцевыми дубинками, выкрикивая оскорбления, раззадоривая себя, сплевывая, орошая его сознание грязными волнами ненависти и кислыми — страха.

— Что вам нужно? — устало проговорил червь.

— Нам нужно, чтобы на Земле не осталось таких выродков, как ты! — крикнул Сеня. — Вы, грязные ублюдки, именно вы отравляете атмосферу нашей планеты, и к тому же вы еще смеете требовать равные права!

— Я ничего не требую для себя… — сказал Леша. — Мне уже давным-давно все равно.

Удар обрушился на него откуда слева, и червь упал на четвереньки, запачкав тертые перешитые джинсы грязью, отхаркивая белую слизь в холодную, отражающую лунный свет, лужу.

— Какие же вы сволочи, — процедил Сеня, с разбегу перемалывая ротовые щупальца Леши верной дубинкой.

Теперь червь не мог даже кричать.

ЧАСТЬ 4. ОФЕЛИЯ

— Ты веришь в судьбу, Герман? — спросил меня худой парнишка-монах с Империуса — мой случайный сосед по комнате.

Я скосил на него взгляд. Шутит, что ли?

Но Микки был серьезен как никогда. Он даже натянул на себя серую рясу и в данный момент стоял на коленях перед журнальным столиком, устремив взгляд в потолок, а руки сложив ковшиком.

— Ты молишься, Микки, или рассуждаешь о смысле жизни? — спросил я, возвращаясь к прерванному занятию — возлежанию на жесткой кушетке и созерцанию выкрашенной в скучный светло-коричневый цвет стены.

А что поделать, если ты живешь в полторазвездочной гостинице? О лучшем мечтать не приходится для парня, у которого за душой осталось совсем немного.

Наверное, зря я залетал на Землю…

Потратил половину гонорара.

И все равно ничего не сумел сделать.

Если не считать того, что спас Санкт-Петербург от ядерного взрыва.

— Господь с тобой, — прошептал Микки Павлоцци, и его лысая маковка горестно покачалась вместе с головой, — Герман, неужели ты думаешь, что я даже во время молитвы не буду пытаться наставить тебя на путь истинный? Как же ты ошибаешься тогда, брат мой! — Добавил он торжественно.

— Да ладно тебе, Микки… — устало произнес я. — Давай тогда сразу — предлагай пост папы в Ватикане. Тогда я подумаю. Может и соглашусь.

— Забываешь, Герман, — сказал монах, — что не являюсь я ни католиком, ни даже христианином в целом. Сколько раз можно тебе талдычить, что вера моя — вера Огненного Меча, а братство наше…

— Промывай мозги кому-нибудь другому, Микки, — зло проговорил я. — Меня уже достали твои проповеди. Я предпочитаю старого доброго Микки Павлоцци с Империуса, который весь полет на Офелию не вылезал со мной из бара и выпивал пинту за пинтой старого доброго самогона — первака!

— Чем ближе мое новое служение, тем ярче встают образы справедливого суда Божьего надо мной, смиренным слугой Его, который случайно закружился в греховном круге страстей и низких переживаний, вызванных…

— Слушай, Микки, как тебе удается строить такие фразы? — спросил я.

— Какие — такие? — замялся Павлоцци, недовольный, что я прервал его речь.

— Многоступенчатые. Понимаешь, я некоторые из них записать не смогу, не то что выговорить!

Некоторое время мы молчали, лишь вода звонкими каплями стучала по ржавой раковине.

— И все-таки я повторю вопрос, Герман, — вновь подал голос Микки. — Веришь ли ты в судьбу?

— Я верю в рок, — подумав, ответил я.

— Что ты имеешь в виду?

— Что имею, то и… — начал я и осекся. Павлоцци все-таки итальянец, вряд ли поймет эту исконно русскую шутку. — Ладно, слушай. Представь, что ты — мальчик. Хороший, отзывчивый ребенок шести-семи лет. У тебя есть мама, папа — оба молодые, энергичные люди. Ты счастлив, все здорово…а на планете, где вы живете начинается голод… твой отец работает изо всех сил, но шансов на приличный заработок у него нет… потом у тебя умирает мать. Глупо, бессмысленно. Еще через несколько дней погибает отец. Молодой, здоровый, уверенный в себе парнишка. Ему бы жить еще и жить! Мальчик…нет, ты… ты знаешь, что где-то далеко, на другой планете у тебя остались дедушка с бабушкой. Ты летишь на эту планету и обнаруживаешь… что они тоже умерли. Совсем недавно — примерно в то же время, когда погибли твои родители. Что это, по-твоему, Микки? Судьба? Нет, преподобный Павлоцци, это рок! Вот что это такое!

— Давай помолимся за родителей этого мальчика, — тихо произнес Микки, закрывая глаза.

Я промолчал, разглядывая ленивого таракана, который степенно следовал от вентиляции к моей своеобразной кровати.

Кто завез этих тварей на солнечную Офелию?

— Этот мальчик — ты? — спросил Павлоцци.

— Нет, преподобный, — ответил я. — С этим мальчуганом я совершенно случайно познакомился на Статике. Отвез на Землю к родственникам, вот только… было уже поздно.

— Ты отдал его в детский дом? — спросил меня монах.

— Нет, я оставил его на попечение одной доброй старушки. Если выгорит мое дельце на Офелии, я вернусь и усыновлю пацана.

— Такие люди как ты редко встречаются, Герман. Чиста твоя душа, — мягко сказал Павлоцци, — открыт тебе путь к спасению. Покайся же прямо сейчас, приди в объятья истинной веры!