Александр Жарден - Зебра

• Название: Зебра
• Автор: Александр Жарден
• Издательство: Радуга
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1993

Александр Жарден, несмотря на свою молодость, один из самых читаемых сегодня на Западе авторов. Книги его сразу становятся бестселлерами у него на родине, во Франции, быстро переходя затем в разряд мировых бестселлеров. Секрет такой популярности в том, что книги молодого писателя говорят всегда об одном – о любви, о горячем стремлении людей пронести это чувство через долгие годы супружества, о верности и преданности, пылкости и романтичности.

Сборник, в который вошли два самых известных романа А. Жардена, – первая встреча читателя нашей страны с автором, имя которого известно сегодня практически во всем мире.

---

Как-то в воскресенье утром Зебра фланировал по торговой улице и увидел со спины Камиллу. Она о чем-то говорила с болтливой торговкой рыбой, которая машинально пошевеливала креветки в корзине. Горячая кровь прихлынула к лицу Гаспара. Обернувшись, он посмотрел в стекло витрины и увидел, что это не Камилла, а совершенно незнакомая ему женщина, фигура и прическа которой были точь-в-точь как у нее.

Этот эпизод пробудил у Зебры мечту. На мгновение он забыл про океан скорби, в котором утопал уже не первый месяц. Мысль о том, как бы вновь обрести несколько секунд горестного счастья, целиком завладела его душой. И в конце концов в его мозгу зародилась и созрела весьма необычная, экстравагантная идея. Чтобы хоть чуточку смягчить свою скорбь, он был готов на все.

Вооружившись локоном Камиллы, Гаспар отправился в косметический магазин и подобрал женский парик точно такого же цвета; дома взял ножницы и худо-бедно придал ему форму прически своей жены, глядя на ее последнюю фотографию.

Закончив эту работу, направился к молодой женщине, о которой в Лавале было известно, что она приторговывает любовью, и объяснил ей, чего хочет от нее:

– Я хотел бы, чтобы вы надели это платье, эти чулки и этот парик, надушились этими духами и пришли ко мне сегодня в одиннадцать вечера.

– За ночь это будет…

– Нет, нет, я вовсе не собираюсь к вам прикасаться. Мне просто хочется, чтобы вы сделали вид, будто вернулись с родительского собрания в лицее, будто вы преподаватель. Понимаете?

Девица посмотрела на него бархатным взглядом не первой свежести, изобразила исполненную печали улыбку и согласилась. Понимать и пробуждать иллюзорные мечты – это входило в круг ее профессиональных обязанностей. С тех пор как некий сутенер благоустроил ее на панели под уличным фонарем, все страдальцы мира искали забвения у нее между ног. Когда язык немеет, тело говорит само за себя, причем самыми нежными словами.

И вот, прилично нагрузившись аперитивами у Альфонса, дабы слегка одурманить свое сознание, Зебра вернулся домой дожидаться Камиллу. Уже было совсем темно.

– Сейчас придет Камилла, – вслух сказал он, как бы желая убедить себя в этом, потом спохватился: – Нет, придет шлюха, наряженная, как Камилла, моя любовь, моя вечная любовь…

Следуя намеченному плану, Зебра прослушал записи с кассеты автоответчика. Выбрал одну: «Дорогой, сегодня я задержусь. У меня родительское собрание».

Ах, этот голос, которого он не слышал уже… Гаспар не мог совладать с сердцем, колотившимся в груди, и, повинуясь желанию верить в предстоящую встречу, предался своему безумию.

Он решил приготовить сюрприз Камилле – ужин при свечах. Охваченный нервной радостью, разбил два бокала, пока накрывал на стол. Лихорадочно суетился у растопленной плиты, жаря кролика, любимое блюдо Камиллы, снова и снова прослушивал магнитофонную запись, включил на всю катушку проигрыватель, откуда лилась крикливая музыка. В минуту просветления выпил глоток коньяку, повторил, потом еще четырежды опрокидывал рюмку. Чем больше спирта добавлялось в его кровь, тем сильней становилась уверенность, да, уверенность, что она придет.

Когда часы пробили одиннадцать, Гаспар начал дрожать от нетерпения, удивляясь, почему Камиллы до сих пор нет.

– Родительские собрания никогда не кончаются позже половины одиннадцатого, – услышал он свой голос.

Еще стаканчик – и Зебра начал подозревать, не воспользовалась ли Камилла родительским собранием как предлогом, чтобы встретиться в гостинице с любовником, на этот раз уже не с ним. Однако дать волю ревности он не успел.

В пять минут двенадцатого дверь отворилась. В дом вошла карикатура на Камиллу. Чулки сморщены, волосы уложены кое-как, облегающее платье готово было лопнуть на могучих ягодицах и – о ужас! – улыбка и глаза были совсем не те.

– Простите меня, – пробормотал Гаспар, – но, пожалуй, я лучше поужинаю один. Вы свободны, идите домой. Вот деньги.

Девица пересчитала банкноты и исчезла. Зебра долго сидел неподвижно, голова кружилась. Нет, никакая игра не спасет. Нельзя воссоздать реальность, сложив картинку из перепутанных кубиков. Он и в этом случае, как с Камиллой, согрешил гордыней.

Времена года сменяли друг друга, но Зебре они казались чередой зим. Во всем разочаровавшись, он начал худеть. Мари-Луиза, не осмеливаясь давать ему советы, пробовала подкармливать его, но он ухитрялся отделываться от угощения, заявляя, что провизии у него больше чем достаточно. Каждое утро взвешивался, дабы убедиться, что процесс перехода в небытие идет своим ходом, подводил итог за неделю – и оказывалось, что жизнь его сократилась на несколько сот граммов.

Переполненный горем, Гаспар объявил всем, кто пожелал его слушать, что смертельная болезнь вот-вот сведет его в могилу. Он испытывал отвращение к жизни и с мрачным удовольствием кашлял все больше и больше.

Зебра немного оживал только в конце недели, когда Тюльпан и Наташа приходили навестить милую их сердцу детскую. Мари-Луиза наказывала Зебре, чтобы он не давал детям заподозрить неладное; однако, пережив воскресенье, он снова вручал себя терзавшим его демонам.

У него уже не возникало никаких желаний. Возраставшая с каждым днем апатия подтверждала его уверенность в том, что он умрет, не дожив до седых волос. В детстве хиромантка сказала ему правду: его линия жизни не из тех, что дают право на красную книжечку, открывающую все пути.

В субботу Наташе исполнилось восемь лет, и она с утра потребовала у отца, чтобы он сводил ее на рынок. В качестве подарка ко дню рождения она пожелала двенадцать букетов, подобрать которые хотела сама. Мысль ее заключалась в том, чтобы освежить могилы на кладбище Санси. Эта перспектива увлекала ее больше, чем любой другой подарок.

И вот, когда пробило десять, они вдвоем отправились на рынок. Наташа опустошила лоток цветочника, нагрузила цветами отца и вдруг в упор спросила:

– Почему ты не видишься с мамой, ведь вы любите друг друга?

– Ты думаешь, она меня еще любит? – пролепетал озадаченный Гаспар.

– Конечно.

– Откуда ты знаешь?

– Я это знаю, – только и сказала девочка.

Затем добавила, бросив взгляд на прилавок торговца игрушками:

– Если купишь мне маску Микки-Мауса, я тебе скажу, почему я знаю.

Зебра уступил вымогательству дочери и купил две маски ее любимца: одну ей, другую себе. Свою она сразу же нацепила на лицо.

– Итак? – спросил Гаспар. И Микки ему ответил:

– Мне моя черепашка сказала. Знаешь, она со мной разговаривает, если я очень внимательно ее слушаю.

Сняв маску, Наташа продолжала:

– А теперь скажи мне правду. Почему вы не живете в одном доме?

Подумав, Зебра пробормотал:

– Наверно, потому, что мама не хочет со мной играть.

– А я, наоборот, люблю тебя как раз за то, что ты единственный из всех пап надеваешь маску Микки!

С этими словами она поцеловала отца и надела ему на лицо вторую маску. В то утро жители Лаваля могли видеть, как отец и дочь прохаживаются по рынку. На обоих была потешная маска Микки-Мауса.

Прошли два сонных года, в течение которых Камилла довольствовалась тем, что любила детей да водила дружбу с романистами прошлого века. Лежала целыми днями, как земля под паром, ничем не занимаясь, никем не интересуясь. Несомненно, она наслаждалась застывшей тишиной будней после бури, вызванной Зеброй.

Новости доходили до нее только через Тюльпана и Наташу, которые по-прежнему конец недели проводили у отца. Камилла соблюдала осторожность: высаживала детей у садовой решетки и уезжала так же молниеносно, как и приезжала. По словам детей, Мари-Луиза приняла на себя заботы о доме Мироболанов, присматривала не только за Альфонсом, но и за Гаспаром.

Тюльпан первым предупредил мать об ухудшении здоровья Зебры. «Вид у него не свежий», – бросил он как-то за столом, будто речь шла о сардине. Недели через две Наташа затронула ту же тему: «У него в самом деле вид не свежий». Камилла поначалу пожимала плечами, подобно выгибающей спину кошке, и задавалась вопросом, в состоянии ли Гаспар симулировать болезнь, чтобы выманить ее из укрытия; но месяца через три нотариус стал действительно казаться «несвежим», иначе говоря, прогорклым, если не протухшим.

Не прошло и семестра после первого замечания Тюльпана, как к Камилле заявился Альфонс. Он был мертвенно-бледен и поначалу не мог выдавить из себя ни слова. В воскресном костюме он задыхался: казалось, воротничок безнадежно мал для его могучей шеи. Камилла предложила ему развязать веревку, которую он именовал галстуком. Подобно моряку, которому встречный ветер затыкает рот, он, расстегнув воротничок, начал выпаливать бессвязные слова, глотая окончания фраз и размахивая руками, как будто под ним качалась палуба.

– Да что это с ним? – прошептала Камилла. Альфонс разом выплеснул все гнездившееся в его груди отчаяние. Лицо его исказилось, словно от боли, он рухнул в кресло и заплакал. Как видно, он долго сдерживал эти мертворожденные рыдания, раз уж они так бурно вырвались из его груди.