Галина Востокова - Нефритовый слоненок

• Название: Нефритовый слоненок
• Автор: Галина Востокова
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1989
• ISBN: 5-265-00528—5

Первая книга ташкентской писательницы Г. Востоковой основана на исторических документах. В центре повествования удивительная судьба русской девушки, прообразом которой послужила Екатерина Десницкая, ставшая в начале века женой сиамского принца Чакрабона. В романе с большой достоверностью воспроизводятся быт и нравы Сиама (Таиланда).

---

Они уже подходили к машине, когда донесся безнадежный голос:

– Купите ло-о-ожки, хорошие ло-о-ожки, кому ложки, нарядные, расписные!..

Катя как завороженная пошла сквозь толпу на призыв.

Русский матросик постукивал деревянными ложками, но тайцы, не обращая внимания, проходили мимо. Да и какой глупец продает такие вещи во фруктовых рядах? Китайчонок потянулся за ложкой, помахивая связкой бананов. Но морячок уныло качнул головой и затянул свое.

Шофер с корзиной дурианов стоял рядом, смотрел на Катю внимательно, и она спросила по-английски:

– Что ж ты за них хочешь?

Морячок, уловив интонацию, ответил по-французски:

– Деньги надо, мадам, деньги.

Катя достала кошелек с тикалями. Он отрицательно помотал головой:

– Доллары, мадам, всего три, три рубля надо.

Катя огорченно оглянулась:

– Намарона, а долларов у нас нет?

– Откуда, хозяйка? А что, очень нравятся? И правда – красивые. У меня вот колечко есть, простенькое, но, может, возьмет?..

– Ой, подожди, не снимай, отдай ему этот браслет!

Намарона насупилась —«он же дорогой!»– но прихоти госпожи подчинилась.

Морячок, счастливо бормочущий: «Вот спасибочки, вот спасибочки, выручили… штуковинка серебряная и камешек… уж продам и на корабле подороже… А может, Нютке браслетик привезти?..»– топтался на месте. Катя постояла бы рядом еще, но Намарона потянула ее к машине:

– Нас обедать ждут.

Дома лаковым ложечкам очень обрадовался Ежик.

– Смотри, папа, какой цветочек, – тыкал он пальчиком в желтое донышко, но Лек лишь рассеянно кивнул:

– Да, да… Кушай, сынок.

Пообедали, и опять исчез он до глубокой ночи. Дела…

А Катя уложила Ежика спать и, забрав свежие журналы, пошла к беседке возле ручья.

Постороннему взгляду могло показаться, что она любуется золотистыми рыбками, снующими в кристальной воде. Но она, ничего не замечая, снова и снова мысленно возвращалась ко вчерашнему разговору:

– Лек, а нельзя ли мне поработать в госпитале?

– Кем?

– Сестрой милосердия.

– Подхватишь еще какую-нибудь заразу… Неделю поработаешь, а Вильсон год будет тебя лечить, – попробовал отшутиться Чакрабон.

– Лек, я серьезно.

– Нет. Категорически. Забываешь о своем титуле. Это будет неправильно понято. И не надо примеров… графа Толстого. Попробуй считаться с национальной психологией.

– Но, Лек, не ты ли с умилением рассказывал, как Чулалонгкорн ходил по крестьянским хижинам?..

– Он мужчина. – Голос Лека стал усталым.

– Ну и что? А Саовабха, второй монарх?..

– Мама занималась исключительно организаторской деятельностью. Она руководила, советовала. И ты… пожалуйста…

– Советовать? Кому? И что? Ты самостоятелен. Ты слишком самостоятелен. Тебе не нужна помощница. Устраняешь меня от всех своих забот. Я же вижу – что-то неладно. Неприятности? А ты молчишь.

– Катрин, оставь меня сейчас. Не надо упреков. Пусть пройдет какое-то время. Потерпи. А я посоветуюсь в министерстве. Может, удастся подобрать тебе какое-нибудь занятие. Жаль, мама последнее время неважно себя чувствует. Она придумала бы что-нибудь. Поговори с нею, хорошо?

– Поговорю.

Прошло два дня, и Лек сам напомнил о Катином желании.

Утром, как всегда подтянутый и пахнущий французским одеколоном, но с нездоровой желтизной в глазах, он подошел уже было к двери, нажал на ручку и вдруг, обернувшись, сказал:

– Катрин, едва не забыл. В госпитале просили помочь подготовить концерт. Небольшой. На полчаса. Ты сможешь это сделать? Программа полностью на ваше усмотрение. День – сама назначишь… Договорились?

– Да! – встрепенулась Катя. – Конечно. Спасибо, Лек. И извини, я, наверное, была не права.

– Ну что ты, Катюша, я ж понимаю…

Чакрабон уехал, а Катя устроила маленькое совещание с Чом и Намароной: чем развлечь больных? Решили: всего понемногу – песня, танец, сценка, стихи.

– Сказку, сказку еще надо… про слона и шакала, – подал голос и Ежик, выкатываясь из-под стола на деревянной лошадке.

– Стихи я почитаю сама, – сказала Катя и, поднявшись в кабинет, стала перебирать книги и тетради.

Наткнулась на свои переводы с тайского. Вернее, на не очень уверенные попытки переводов. Вот если бы за них взялся Лек! Он, правда, смотрел, даже поправлял кое-где. Здесь зачеркнуто красным… и здесь…

Это было в первый парускаванский год. Когда она почти все время отдавала изучению языка. А может, продолжить? Пересказать на русском то, что оставил в наследство человечеству Сунтон Пу. Или Таммати-бет. Хватило бы работы на много лет. Но вот хватило бы способностей? По плечу ли?.. Она нашла приготовленный к стихотворному переложению подстрочник Сун-тона Пу: «Рано утром, встав с постели, воздержитесь от гнева и обидчивости… первая фраза, произнесенная вами, должна быть доброй… это поднимет достоинство знатного человека». «И незнатного тоже», – добавила Катя, обещая себе в скором будущем вернуться к переводам.

Перелистала тетрадь дальше.

А вот четверостишия из поэмы про Кун Пэна и красавицу Пим, которая никак не могла решиться и выбрать наконец одного из двух мужчин.

На левой странице был написан тайский текст, и Катя прочитала вслух музыкальные строки:

Кин као нанг клао ю кой та
Хай Пим ма нанг кшг дуе кан кон
Кран мна май кин пром по йом вон
Пан пон пром плюэм пралом йай.

Справа был перевод:

Он сидел, помешивая карри,
Ждал, что Пим, войдя, присядет рядом,
Виновато взгляд потупит карий,
Он ее покормит, скажет: «Ладно…»

Катя запнулась на слове «помешивая», которое было исправлено рукой Лека —«приготовляя». Он говорив тогда, что второе точнее. Конечно, так и есть, тем более что «карри» называют не только чесночную приправу куркумового корня, но и блюдо с нею, а помешивать заранее Кун Пэн вряд ли будет. Катя перечитала строки снова. Подумала и восстановила —«помешивая». Так лучше звучит… Она отобрала эти стихи и забавный отрывок из поэмы Махамонтри про индийца Ландая – сиамского Дон Кихота…

Офицер, присланный Леком для сопровождения артистов, познакомил Катю с фельдшером, показал комнату, где можно было переодеться танцовщицам.

Начала концерт Намарона. Она спела грустно-мелодичную песню акхов. Громко вздохнул молодой солдатик на крайней койке, вздохнул и стал подтягивать ей вполголоса.

У Кати было время осмотреться. В харбинском госпитале между койками с трудом можно было протиснуться. Ватные одеяла, сохраняющие драгоценное тепло, рослые фигуры российских мужиков – скученность, окровавленные бинты, запах хлорки и щей… А здесь чистота. И простор, несмотря на высвобожденное место для выступлений. И кажущиеся невесомыми тела под легкими простынями из хлопчатки. Ни одного бурого пятна запекшейся крови. Да и откуда бы им, пятнам, взяться? Военные учения, контролируемые Леком, серьезны, но безопасны. Малярия, желудок, язвы… Только один бедолага, бледный и тихо постанывающий, лежит с деревянно задранной на спинку кровати ногой – перелом.

Присланные Саовабхой девушки, казавшиеся в госпитальной суровости залетевшими из леса мотыльками, поплыли по кругу. Красно-белые длинные вуали колебались в такт плавным движениям. Потом колюче встопорщились наконечники в танце «бронзовых ногтей». Они мелькали и поблескивали под музыку крошечного оркестра, пристроившегося в саду у распахнутых окон.

Больные, те, что чувствовали себя получше, довольно кивали головами, похлопывали.

Парускаванская повариха-пирожница Тьита показала с сынишкой смешную сценку из деревенской жизни.

Кто-то засмеялся, кто-то хмыкнул.

И настал Катин черед. Фельдшер торжественнейшим тоном сказал, что в гости к ним пожаловала ее королевское высочество супруга его королевского высочества принца Питсанулока и она тоже хочет порадовать больных своим выступлением. Катя поморщилась: как же не продумала она вступительное слово? Попроще бы. Или уж вообще не объявлять…

– «…Хай Пим ма нанг кин дуе кан кон…» – читала она, переводя взгляд с одного лица на другое. Нельзя сказать, что не было в них доброжелательности. Но все же куда больше настороженности и любопытства: «Так вот она какая, жена королевского брата, боготворимого войсками министра военных дел… ну-ну, посмотрим, стоит ли она его…»

И, начав читать стихи с подъемом, Катя к середине стала запинаться. И закончила все-таки, и выслушала учтивые слова благодарности и заверения в глубочайшей признательности.

Ехала обратно, покусывая губы от досады. Ну что она ждала? Что будут, как когда-то Савельева, придерживать за халат, уговаривать побыть с ними хоть минутку еще, рассказать еще, почитать еще… Но с чего бы это? Любопытство, не больше. Спросила ведь их: не нужно ли чего? Есть ли жалобы? Но никто и рта не открыл.

Только фельдшер ответил за всех: «Ваше королевское высочество, благодаря заботам министра нет у нас ни в чем недостатка».