Александр Волков - Зорро

• Название: Зорро
• Автор: Александр Волков
• Издательство: Амфора
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2005
• ISBN: 5-483-00114-1

Изящная стилизация под классический роман «плаща и шпаги» повествует о приключениях обаятельного и благородного разбойника в черной маске.

---

Кажется, это была смерть. Во всяком случае потом, через какое-то время после выздоровления, дон Росендо не раз вспоминал этот миг и каждый раз как бы заново переживал страшное погружение во тьму, прекрасно понимая при этом, что настоящая безвозвратная человеческая смерть скорее всего происходит именно таким образом. И все же не этот момент был главным в его воспоминаниях после выздоровления: пещера с золотыми идолами, сверкающая драгоценными камнями, пещера, вход в которую прикрывал занавес водопада, — это видение возникало перед глазами так ярко, словно оно предстало не в горячечном бреду, а в живой действительности, куда каким-то непонятным образом был помещен его принесенный в жертву двойник. А в том, что это было жертвоприношение, дон Росендо не сомневался. Как не сомневался и в том, что видение заваленной драгоценностями пещеры действительно пришло к нему из реальной жизни, а не было плодом лихорадочного бреда. Он даже вспомнил слова «клад Монтесумы», по-видимому, все же произнесенные им перед погружением во тьму.

Но кто мог их слышать? Вернувшись к свету, дон Росендо увидел возле ложа дона Диего и Касильду. Они сидели в ногах по разные стороны постели больного, но взоры их, как успел заметить дон Росендо, были обращены друг на друга, а руки на спинке кровати лежали так близко, что будь это натертые шерстью эбонитовые палочки, между ними наверняка уже проскочила бы не одна электрическая искра. «Слышали они или нет? — думал дон Росендо, стараясь тем самым отвлечься от воспоминаний о весьма недвусмысленном положении, в каком его пробуждающийся из забытья взгляд застал молодую пару. — Но даже если и слышали — что из того? Сестра вряд ли сообразила, о чем идет речь, а дон Диего вполне мог решить, что я просто попал под влияние местной легенды и в предсмертном бреду связал с ней мечты об уже навеки утраченном счастье. Бред, одним словом. Для них, но не для меня. Клад существует, я в этом убежден, более того, он достижим. А раз так, то я просто обязан сделать все возможное, чтобы эти несметные сокровища не попали в нечистые руки!..»

А в том, что эти руки не просто существуют в округе, но и отнюдь не бездействуют, дона Росендо убедили события, произошедшие в округе за время его тяжелой, но, к счастью, непродолжительной болезни. Кто-то вновь добрался до капища и учинил там такое дикое побоище, что от более чем полусотни каменных идолов остались лишь груды щебенки, годной разве что на то, чтобы вымостить ею центральную площадь столицы штата Комалы. «Но где мы тогда будем проводить наши традиционные праздники с непременными корридами и родео? — спрашивал недоумевающий репортер, поместивший свою краткую заметку о погроме на капище прямо под изображением хорошо памятной дону Росендо лесной поляны. Заканчивалась заметка весьма прозрачными намеками на то, что организовать такой погром было бы, наверное, под силу лишь какой-то довольно сплоченной и, мало того, воодушевленной некоей идеей организации. Не догадаться, что под словом „организация“ следует понимать не что иное, как местный монастырь, в стенах которого находили приют неудачники-переселенцы, мог только полный кретин, но дон Росендо отнюдь не принадлежал к этому малопочтенному сословию, и потому, когда падре Иларио явился на ранчо поинтересоваться состоянием выздоравливающего, едва не встретил его коротким лобовым вопросом: ваша работа, святой отец?

Но это было бы, пожалуй, немногим умнее, нежели спрашивать у престарелого Тилькуате, отчего в низовьях реки вынесло на отмель труп оседланной лошади, по стременам и седлу которой трое завсегдатаев площадного бара Бачо, Висенте и Годой с ходу определили, что конь при жизни носил на своей спине их приятеля Роке, бесследно исчезнувшего сразу после того, как коварный старик индеец ослепил их брызгами ядовитого молочая.

Впрочем, в коротенькой заметке о злосчастной находке имя Тилькуате даже не упоминалось; по-видимому, все трое еще до опознания лошади договорились о том, чтобы как можно меньше болтать о своем ночном приключении, включавшем не только ослепление, но и чудесное избавление от слепоты руками проезжавшего по дороге кабальеро. Все трое, разумеется, знали дона Диего в лицо, но до прямого столкновения у троицы просто не было случая представиться; сам же кабальеро, по-видимому, не считал нужным снисходить до такого рода знакомства.

Об этом поведал дону Росендо уже сам дон Диего, незаметно ставший на ранчо своим человеком. Он, кстати, позаботился о том, чтобы выложить на ночной столик в изголовье выздоравливающего дона Росендо несколько последних номеров местной газеты, справедливо полагая, что одним из первых признаков возвращения больного к нормальной жизни будет пробуждение интереса к тому, что произошло в мире за время его болезни.

И дон Диего не ошибся; как только кризис миновал, дон Росендо протянул руку к стопке газет и в первом же номере наткнулся на заметку о дохлой лошади, вынесенной течением на песчаную отмель. Привлекла внимание и броская «шапка»: «Тайна исчезнувшего всадника» — набранная столь крупным шрифтом, словно речь шла по меньшей мере о похищении губернатора штата. «Мало ли бродяг пропадает в этих диких местах, — размышлял дон Росендо, пробегая глазами текст под заголовком, — а уж про дохлую лошадь и говорить нечего: падаль — и больше ничего!»

Но едва он поделился своими недоумениями с вошедшим в спальню доном Диего, как тот вместо обычной в подобных случаях усмешки изобразил на своем красивом лице чрезвычайную озабоченность.

— Н-да, что-то за этим кроется, — пробормотал он, пробежав глазами столбец и дойдя до того места, где Бачо, Висенте и Годой признали в падали лошадь исчезнувшего Роке.

— Не вижу ничего из ряда вон выходящего, — продолжал недоумевать дон Росендо, — поехал пьяный, свалился с моста — экое кукареку!

— Если все было так, как вы говорите, то конечно, — кивнул дон Диего. — Но у меня есть и кое-какие иные соображения на этот счет…

— Какие? — быстро спросил дон Росендо. — Вы подозреваете убийство?

— Больше чем убийство, — загадочно ответил дон Диего.

На этом разговор прекратился; сеньор де ла Вега удалился, сославшись на срочные дела, но к вечеру со слов Касильды дон Росендо уже знал, что их общий друг прямо от них отправился в Комалу, точнее, в кабак на центральной площади, где, пользуясь болтливостью томившейся от скуки Розины, составил в голове довольно обстоятельную картину того, что происходило в заведении в ночь исчезновения Роке. Розина, разумеется, не обошла вниманием появление Тилькуате, глупое пари — «на кой черт сдалась ему эта старая кляча, годная лишь на то, чтобы выпрашивать милостыню на церковной паперти?» — и внезапный, поспешный отъезд всей четверки под предводительством, «как ни дико это звучит, сеньор, но, клянусь Девой Марией, того же самого Тилькуате».

— Совсем задурил им головы этот пьяный индеец, — беспечно трепалась Розина, подливая виски дону Диего, а заодно и себе, — какие-то ягуары, тропы, клады, а эти слушают, развесив уши!.. Ей-богу, сеньор, пьяные мужчины глупее детей!.. Тут один на днях напился и такое мне говорил, такое предлагал, вы, сеньор, не поверите!..

— Отчего же? — галантно возражал дон Диего, в надежде все же вернуть разговор в нужное ему русло.

Как ни странно, это ему удалось, но при этом так, что сама Розина даже не заподозрила, насколько ее болтовня была интересна сеньору де ла Вега. Впрочем, ей это было, по-видимому, совершенно безразлично; она упивалась свежими воспоминаниями о том, как довольно щуплый с виду, но весьма изысканный в манерах кабальеро предлагал ей руку, сердце и, в качестве свадебного подарка, путешествие в Европу на комфортабельном паруснике. По описанию внешности кабальеро — «плюгавенький, как бы не наш, в блюдах хорошо понимает…» — дон Диего понял, что речь идет о мсье Жероме, французе дона Манеко, который, оказывается, не просто подбивал клинья к Розине, но и как бы между делом интересовался, куда в ту ночь направилась из кабака злополучная четверка.

Таким образом, заметка о таком ничтожнейшем событии, как павшая лошадь, окружалась некоей таинственной аурой, сквозь зыбкий покров которой проступали смутные очертания пока еще непонятной дону Росендо интриги. Оставшаяся в живых троица, разумеется, молчала как о внезапном ослеплении, так и о своем чудесном исцелении руками одинокого путника. Дон Диего также пока держал язык за зубами и ждал дальнейшего развития событий.

Но кто-то, имеющий возможность влиять на содержание газетных полос, по-видимому, пожелал придать исчезновению Роке вид общественно значимого события, поместил в конце заметки обращение, в котором призывал всех желающих высказать свои соображения на этот счет.

И соображения не замедлили. В следующем номере, вышедшем из-под типографского станка всего через двое суток вместо обычных пяти, респондентам-версификаторам было отведено самое читаемое газетное пространство: «подвал» первой полосы. Кто-то считал, что всадника задрал ягуар, кто-то вполне резонно замечал, что следы ссадин на лошадином брюхе могли возникнуть лишь вследствие падения со скалы и потому останки Роке следует искать среди каменистых порогов выше по течению, и лишь один автор довольно определенно намекал на связь исчезновения Роке с именем старика Тилькуате, среди ночи выманившего из кабака всех четверых приятелей и также не объявлявшегося в окрестностях Комалы с той загадочной ночи. Респондент предпочел сохранить свое имя в тайне, подписавшись «Посторонний», но по некоторым оборотам можно было предположить, что под этим банальным псевдонимом скрывался не кто иной, как мсье Жером, столь дотошно выспросивший обо всем размякшую от его признаний Розину,