Юрий Визбор - Альтернатива вершины Ключ

• Название: Альтернатива вершины Ключ
• Автор: Юрий Визбор
• Издательство: Физкультура и спорт
• Жанр: Современная проза
• Год: 1987

---

Юрий Визбор Альтернатива вершины Ключ

Повесть

Лично себя Володя Садыков никогда красавцем не считал, потому что вообще не думал на эту тему. Не то чтобы не думал, но не обращал внимания на этот вопрос. В седьмом, кажется, классе, правда, поглядывал в зеркало, которое было прикреплено четырьмя гнутыми пластинами постаревшей жести к стене умывальной комнаты, крашенной зеленой пупырчатой краской. Однажды из зеркала на него глянуло лицо, в котором он увидел не то, что привык видеть всегда, – не четвертого номера волейбольной команды детдома, и не будущего (несомненно!) военного моряка (впоследствии командира корабля, сочиняющего между трудными штормовыми походами стихи), и не тайного лидера двух классов, за которым всегда последнее слово. Он увидел лицо уверенного человека, и его глаза, будто глаза кого-то другого, глянули из мелкого зеркального стекла прямо в душу Володе. И как раз уверенным было не то, что можно назвать выражением лица, а само лицо, его композиция, взаимное расположение частей, весь смысл его, сказанный в азиатских скулах и серых славянских глазах. И создано было это лицо явно для летания, рассекания воздуха, воды и всех стихий. Это также было очевидно. Впрочем, при этом ощущении не присутствовало никаких словесных форм. Все эти чувства, догадки, пророчества, предчувствия мелькнули в малую секунду, когда воспитанник Садыков поднимал мокрую голову от умывальника, намереваясь разглядеть, подсохла ли за ночь ссадина на щеке. Сзади другие толкались, плевали на ладони, приглаживали то вихры, то курчавости, то прямые волосы, не желающие ложиться волной. Показалось ли свое лицо Садыкову красивым? Не знаю, не уверен. Вряд ли Володя смог применить такой термин по отношению к самому себе. С молодых лет был строг. К разговорам о мужской красоте относился как к чему-то несерьезному, пустому, слабому. Уверен был, что мужчину украшают мышцы. Потом и от этого мнения отошел, только плечами пожимал, когда девушки говорили ему, что он красивый, – не хотел на эту тему говорить, не видел прока. Когда наблюдал у молодых людей всякие женские чудеса – платочки на шее, перстни, волосы длинные (иные тайно завитые бигудями), – зверел Садыков, плевал в горячий асфальт.

Хоть и жил Володя одиноко, никого на руках не держал – ни больных сестер, ни алкоголиков-братьев, хоть никогда не переживал из-за квартиры – все в общагах (то в ПТУ, то на подвесной койке над торпедой в подводной лодке, то в рабочем общежитии после флота), все же всегда страдал Володя через свою доброту и от общего несовершенства своей жизни. Кто ни попросит – всем помогает. Даже пионеры хомутали его, и он почти год в свободное время строил им какие-то загоны для пионерского зверья; до того замотался, что едва успел за тот год отработать одну смену в альплагере. Сохли по нему девушки из всех климатических районов страны, однако по-человечески Садыков, конечно, влюбиться не мог – влюбился в замужнюю, да еще муж у нее кандидат наук. Хоть и был Володя к тому времени уже бригадиром, и с квартирой был, и с деньгами, и по всем статьям хорош, даже стихи сочинял, что представлялось вообще верхом всего, не мог он перешибить этого яйцеголового кандидатишку, с ума сходил по своей не слишком-то огневой Марине, да и не любила она его по-настоящему, так, для баловства любовь ей эта, для поддержания формы, как бег трусцой. Чтобы выяснить все это, понадобилось много времени, много. Садыков и мастера «закрыл», и на два семитысячника сходил – на Корженеву [1] и Победу [2], и такие девицы в альплагерях под окном его инструкторской на холодном ветру стояли, накинув на гимнастические плечи мягкую пуховку, что синеглазый архитектор Саша Цыплаков сквозь зубы восхищался: «Плевать в мои карие очи!» Саша, гибкий как ящерица, в команде Садыкова «закрывал» скалы, сам капитан с Русланом Алимжановым – лед и снег. Четвертыми в команде ходили разные, не все удерживались у Садыкова, не все. Так, на первый взгляд вроде капитан как капитан – высоченный красавец с руками, которые не грех бы назвать «шатуны». В альпинизме таких немало. Пьянку преследовал – так это и таких много, не терпящих, не он один. И внизу, в лагере, вроде человек. Но на горе – зверь зверем, педант, придира; чуть что ему не так – желваками играет, и огонь желтый в глазах возгорается. И чтобы у него перед выходом все точили кошки как сумасшедшие; и чтобы без подстраховки никто не перестегивался; и чтобы команды на стене подавались не как душа велит, а как положено; и чтобы крюк забивался до серебряного звона и пения (потом замыкающий шепотком каждый крюк материт, выбивая его из скалы). И никаких галош, никаких бросков «на хапок» через лавиноопасные кулуары и никаких обсуждений его приказов. Да кто же это выдержит? Зверь, чистый зверь! Нет, ты лучше обругай, крикни, а не смотри таким взглядом, от которого кожа гусиными пупырышками покрывается! А на равнине, в лагере, честное слово, нормальный, даже приятный парень. Только все время говорит: «Я никого не хочу хоронить». Как будто он один печется о технике безопасности, а другие вроде дурачки-простофили и у них народ с горы пачками валится. Смех и только на этого Садыкова!

В тот самый год, когда Сеня Чертынский, известный смельчак, слез со своей командой с северной стены пика Свободная Корея (иной раз за день страшнейшей работы проходили по 50 метров, четыре сидячие ночевки было, две – в гамаках на отвесах; Толик Британижский так оголодал, что уже в лагере приволок ящик обмазанных тавотом консервных банок, бросил его под койку и даже по ночам рубал, открывая банки финским ножом, чавкал в темноте), – так вот в тот год, когда Сеня со своей командой третий день подряд «отдыхал» после этого восхождения, после невиданной победы, встретил он, говорят, Садыкова, как всегда совершенно трезвого, в темноте у лагерного ручья, где новички, ошалевшие от гор, глядят, раскрыв рты, в алмазное небо.

– Слушай, Садыков, – сказал, говорят, Сеня, – возьми меня к себе в команду!

Юродствовал, издевался Сеня, но ответил Садыков, говорят, вполне серьезно:

– Нет, не возьму. Ты – плохой альпинист, Сеня.

– Ну как же я могу быть плохим альпинистом, Капитан? – Даже другие капитаны звали Садыкова Капитаном – уважали. – Ведь я в этом году стану чемпионом СССР, Советского Союза!

– Это ничего не значит, – ответил, говорят, Садыков. – В моих глазах твоя храбрость – от трусости.

Тут, одни говорят, не вынес вольнолюбивый и свободомыслящий Сеня такого оскорбления, подпрыгнул пьяный маленький часовщик из города Красноярска до высоты Садыкова и дал ему в ухо. Другие говорят, что только замахнулся Сеня, но не ударил, а наоборот – встал на колени и пьяно заплакал. Еще находились свидетели, которые стояли в метре-двух от Володи и Сени и ясно слышали (этих слышавших было человек двести, девушки в основном конечно), что схватились они друг с другом в страшной борьбе, как Мцыри и барс, из-за какой-то девицы. А по правде сказать, вранье все это, обычное вранье о знаменитостях, которых рассказыватели если и видели, то один раз и издалека. И всякие там «и тут я вижу этими собственными глазами…» или «как обычно, мы встретились в ресторане «Ак-бура» – все это мура собачья, сплетни, глупые выдумки. И в ресторане «Ак-бура» так душно, что сидят там только нищие командировочные или местное дно печально пропивает награбленное. Человеку, живущему здесь, и мысль такая прийти не может – провести вечер в этом ресторане, когда имеется свой собственный дворик и садик, где на врытом в землю столе, оклееном старой клеенкой, стоит заварной чайник с отбитым носиком, стоит пиала, полная конфет «подушечка», и между звезд висят конуса созревающих виноградных гроздьев.

Но что правда, то правда – встречались, встречались Сеня и Володя, и встречались действительно у лагерного ручья, столкнувшись в темноте лоб в лоб. Но никто этого видеть не мог, потому что темнота там адская, у ручья. Поэтому и ходят туда торопливо рассматривать звезды между долгими поцелуями ошалевшие от гор новички. И слышать никто там не мог, потому что грохочет лагерный ручей, как нескончаемый тяжеловесный состав весом в десять тысяч тонн, следующий по маршруту Грозный – Москва и ведомый двумя электровозами, один из которых работает, между прочим, в центре состава. Поэтому там в темноте и грохоте и шепчут друг другу ошалевшие от гор новички свои безответственные и еле слышные слова. Тогда позвольте, была ли встреча? Была, была, смею вас твердо заверить. Действительно, столкнулись они, вернее, Сеня, прополоскавший свою хмельную голову в ледяной воде ручья, на ходу ударился о Садыкова, который шел к ручью, как и любой идеальный герой, с абсолютно положительной целью вечерней чистки зубов.

– Ё-моё! – сказал Сеня. – Это ты, Капитан? А я гуляю после стены.

– Вижу, – сказал Садыков.

– Ты осуждаешь, – стал задираться Сеня, – ты такой моральный! Ты такой Капитан… в золотой фуражке!