Симона Вилар - Исповедь соперницы

• Название: Исповедь соперницы
• Автор: Симона Вилар
• Издательство: Фактор
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2003
• ISBN: ISBN 966-312-026-6, 966-312-025-8

«Исповедь Соперницы» — приключенческий любовный роман, события которого происходят в Англии XII столетия.

Главных героинь две: внебрачная дочь короля и беглая монахиня. Обе незаурядны, красивы, решительны. Обе страстно влюблены в прекрасного крестоносца Эдгара и готовы бороться за свою любовь.

---

Однако мрачное настроение не покидало меня все то время пока мы ехали к Ньюторпу. Дорога тут была вполне приличной — твердая насыпь, с водоотводными канавами для вод фэнов. Альрик вообще слыл рачительным хозяином. Как и его Элдра. Я увидел их обоих, встречающих нас на крыльце усадьбы. Отовсюду уже неслись запахи стряпни, и у меня после той жалкой баланды, какую мы ели в Тауэр Вейк, даже слюнки потекли. В усадьбе везде чувствовался порядок и забота. Двор расчищен от грязи и посыпан песком, столбики крыльца совсем новые, с замысловатой резьбой, а в доме гудит жарко разведенное в очагах пламя, глинобитный пол подметен, а на уложенных на козлы столешницах расстелено алое сукно. Элдра приветливо встретила всех, улыбалась. Слуги выставляли кушанья: кровяные колбасы, оленину, несколько видов сыра, паштеты, караваи хлеба, всякие соленья и, конечно же, эль, темный пенистый эль.

Я занял свое место за столом и велел кравчему налить полный кубок. Пил и глядел на Эдгара. Тот был весел, приветлив со всеми, но все равно оглядывался на отдаленный конец зала, где за вышитой занавеской скрылась с хозяйкой Гита. Элдра вскоре вернулась — как добрая госпожа она не могла оставлять гостей надолго. Ее дело — следить, чтобы ни у кого не было ни в чем недостатка, но она все терлась подле Альрика, а этот телок глядел на нее влюбленными глазами и норовил приобнять да усадить рядом. Элдра смеялась и уворачивалась, но нас не проведешь — наверняка еще до нашего прибытия они улучили момент, чтобы утолить голод друг в друге.

Конопатому Альрику повезло с женой. Невысокая, но ладненькая, с темно-русыми косами, свисавшими из под белоснежной головной повязки замужней женщины, она была очень привлекательна. Хотел бы, чтобы и у меня в Фелинге была такая же веселая, хозяйственная жена. Настоящая жена, которая имела бы право носить ключи госпожи у пояса, какими пока все еще владела моя мать.

Когда появилась Гита, я больше не думал об Элдре. Жена Альрика дала ей переодеться в одно из своих одеяний, из сукна песочного цвета. До этого я видел Гиту только в широких темных одеждах наподобие монашеских. Сейчас же она показалась мне такой светлой, легкой. У ворота ее платье было украшено коричневой вышивкой, а ее светлые распущенные волосы стекали по спине, как блестящее серебро, красиво стянутые вокруг лба тесьмой с узором. Дух захватывало, настолько она мне показалась красивой. Я видел, как она о чем-то переговорила с Элдрой, как они рассмеялись. И тогда я окликнул ее, сделал жест, предлагая занять место подле меня, она пожала плечами, улыбнулась, но пошла за Элдрой и села между ней и старым Торкелем. Услужливо подложила старику каши в миску. А как раз напротив нее сидел Эдгар. Этот волк не сводил с нее глаз, был серьезен, только судорожно глотнул, когда она робко улыбнулась ему.

Я же злился. Наверное, поэтому и пил так много. Замечал, что гости в Ньюторп все пребывают. Приехал толстый Бранд, стал что-то объяснять Эдгару, говорить о самоуправстве Ансельма, который в каждую саксонскую усадьбу послал людей и следил, чтобы никто не смел примкнуть к восставшим. Не смел — ха! Этот боров отлично знал, что у них была возможность перерезать глотки воинам Ансельма, но нет же, они не желали кровопролития, послали выборных к аббату, желая уладить дело миром. Словно это было еще возможно. Трусливые псы!

Я вновь пил. У меня начало шуметь в голове, но от этого словно бы стало легче. И все же весело мне не было. Ко мне подсел Утрэд, рассказывал, как ему удалось тогда прокрасться сквозь лагерь Ансельма, как он спешил, пробираясь по дороге из фэнов, бежал так, что почти не зяб в мокрой одежде. А потом неожиданно встретил Эдгара с его людьми, и ему дали теплую одежду, горячее питье, лошадь, а потом он повел всех прямой дорогой к Тауэр Вейк. Я слушал Утрэда, пил с ним, чокаясь так, что эль выливался из чаш, стекал по пальцам. Или это было вино… темное, сладкое. У меня кружилась голова, в ушах стоял гул. Я грыз олений окорок, давился им. В какой-то миг различил лицо отца Мартина подле себя. Схватил священника за бороду, силился сказать, что не сбеги он.… Вот тогда бы Гита Вейк была бы уже моей, и я бы ни сидел с ней сейчас за столом, а на правах мужа и господина, мял ее нежную плоть, ощущал бы ртом вкус ее кожи… познал бы жар ее лона…

Я не знаю о чем я подумал, а что сказал вслух священнику. То ли он оттолкнул меня, то ли я сам упал лицом на стол… в мягкий соус, которым был залит стоявший передо мной окорок.

…В какой-то миг я пришел в себя. Еще плохо соображая, поднял голову, отодрал голову от жаркого, в котором лежал. Кто-то тут же убрал от меня блюдо, кто-то пытался помочь встать, поддерживал под локоть. Я оттолкнул услужливую руку, огляделся. В зале было уже полутемно, пламя в очагах догорело, лишь кое-где по обугленным поленьям все еще пробегали язычки пламени. И в этом неровном свете я различил утомленных челядинцев Альрика, убиравших со стола остатки трапезы, вытиравших пучками соломы столешницу. Самих хозяев в зале не было, но многие гости, как и я, позасыпали за столом. Кто прикорнул, растянувшись на скамьях, кого-то слуги укладывали на соломе вдоль бревенчатых стен. Меж ними лежали и огромные миролюбивые волкодавы Альрика. Я заметил Утрэда, спавшего, обняв такое вот лохматое чудище. Увидел и отца Мартина, узнал его по темной рясе с крестом на груди, слабо светлевшем в отблесках огня. Священник спал среди прочих на соломе, удобно устроив голову на толстом брюхе Бранда, и ему даже не мешал громогласный храп тана. Я вспомнил, о чем говорил отцу Мартину. Если бы он не ушел из Тауэр Вейк, то Гита была бы моей… Гита. Где она?

В голове у меня гудело. Я потряс ею, борясь с мучительным похмельем. Заметил прислужника, сливавшего из кубков остатки эля в одну чашу, и когда тот хотел выпить, успел выхватить ее у него. Но едва стал пить, как увидел Гиту… Увидел их.

Странно, что я их не заметил сразу. Они сидели на прежних местах, недалеко от очага и я видел их силуэты, чуть склоненные друг к дружке через столешницу. Они разговаривали и, казалось, не замечали ни меня, ни слуг, вообще никого. Я не мог разобрать о чем они говорили, лишь через гул в голове слабо улавливал их голоса. Но вот Гита протянула руку через столешницу и Эдгар поймал ее, страстно поцеловал. Он не отпускал девушку, смотрел на нее. Она на него. Я видел ее нежный профиль на фоне огня, видел эту блестящую волну волос, стекавшую по спине, по плечам… Я смотрел на нее и не мог насмотреться. И, понимая, что теряю ее, я хотел выть.

Но в горле моем словно вспух ком, я лишь хрипел, а силуэт Гиты словно таял, расплываясь в мутной, блестящей мгле. Слезы. Я был пьян. Я был несчастен. И слезы заливали мои глаза, лицо… Я еле смог различить, как она поднялась… они поднялись, как он обошел стол и их тени слились в одно… обнялись. Даже эта короткая ласка превращала их в единое существо.

Я сидел, как остолоп, видел, как мой ненавистный враг, этот Эдгар, счастливчик Эдгар, уводит Гиту, как они поднялись по лестнице и вошли в какой-то покой. Слабо стукнула дверь.

Я вздрогнул, но остался сидеть. Как долго? Я не ведал.

Кто-то вновь брал меня под локоть.

— Благородный Хорса, давайте я вам помогу. Извольте встать, я вас отведу, соломки взобью…

Итак, я буду спать среди собак и пьяных. Я — герой осады Тауэр Вейк, не щадивший даже жизни собственного сына. А она… А он… Почему все достается ему?

И я взревел.

Испуганный слуга так и отскочил.

Я встал, наваливаясь на столешницу, стал перелазить через нее.

— Все дьяволы преисподней!

Я искал свою секиру. Где она? Ее не было рядом. Но не беда — на стенах среди охотничьих трофеев там и сям висели скрещенные копья и боевые палицы. А там, у очага, мерцает лезвие старинного обоюдоострого топора. Я кинулся к нему, топтался прямо по спавшим под стеной, спотыкался. Похоже я наступил на благородного Бранда сына Орма. Он хрюкнул, стал подниматься.

— Белый дракон! Белый дракон! — вопил со сна, отталкивая меня.

Я все же сорвал топор со стены. Отпихнул цепляющегося за мои колени Бранда, мельком заметил перепуганное лицо отца Мартина. Кто-то из челядинцев пытался удержать меня, вырвать оружие.

Я ревел и так размахивал топором, что они поспешили отскочить. Залаяла какая-то собака. Я же ни на что не обращал внимания, спотыкаясь и расталкивая пытавшихся меня удержать, кинулся туда, где на верхнюю галерею вела лестница. Падал на ней, цеплялся за перила.

Наверху я вихрем пронесся по галерее к той самой двери, толкнул ее и навалился всем телом. Дверь была заперта изнутри.

— Эдгар! Открывай, нормандский пес! Открывай или я вышибу дверь и размажу топором твою проклятую стриженую голову.

Я с размаху всадил лезвие топора в доски и ощутил, как задрожало древко в моих руках и удар отозвался до плеч.

— Открывай, подлый соблазнитель саксонских невест!

На меня сзади навалились, кричали. Я расшвыривал их, как вепрь разбрасывает собак на охоте. Вновь и вновь вонзал топор в доски двери. Краем глаза увидел появившегося на галерее Альрика, на ходу накидывавшего тунику. Снизу по лестнице огромной тушей поднимался Бранд. Но мне было не до них. Я вновь ударил. Лезвие вошло в доски, полетели щепы. Я не успел его вырвать, когда Альрик сзади набросился на меня. И Утрэд откуда-то появился, повис на плечах.