Владимир Успенский - Неизвестные солдаты, кн.1, 2

• Название: Неизвестные солдаты, кн.1, 2
• Автор: Владимир Успенский
• Издательство: издательство «Советская Россия»
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1965

Никогда не сотрутся в памяти нашего народа события первых месяцев Великой Отечественной войны, никогда не будут забыты беспримерные подвиги бойцов и командиров, которые своим мужеством и упорством обескровили немецко-фашистские войска в приграничных боях, в сражениях под Смоленском, Киевом и Ленинградом, а потом нанесли фашистам поражение под Москвой. Об этих людях и этих событиях рассказывает в своей книге В. Успенский. «Неизвестные солдаты» – роман-эпопея, охватывающий большой круг героев, от колхозников до генералов, от красноармейцев до ученых. Это люди разных характеров. По-разному складываются их судьбы во время войны. Автор показывает, как в трудные дни отступления закладывался фундамент будущей победы, как перемалывались в боях немецкие войска, как крепли в нашей стране те силы, которые остановили врага и погнали его на запад. Среди героев книги – Сталин, Жуков, Василевский, другие известные исторические личности. Но при всем этом «Неизвестные солдаты» – это, прежде всего, роман о народе, совершившем великий подвиг.

В свое время Михаил Шолохов назвал этот роман лучшим произведением о войне.

---

Наводчик опустился на землю. Прислонившись спиной к лафету, покачивал левую руку, поддерживая ее правой. С пальцев падали на колено черные капли крови. Игорь разорвал индивидуальный пакет, наклонился.

– Перевяжу давай.

– Потом. Командира посмотри, – кивнул артиллерист на торчавшие из воронки ноги.

По галифе и сапогам, вымазанным желтой глиной, Игорь узнал Зеленова, хотя лицо его было засыпано землей. Капитан лежал на краю воронки головой вниз, неестественно изогнувшись, будто переломленный в пояснице. Игорь огреб землю с его лица, отдернул руку, коснувшись холодных и влажных губ. Долго слушал сердце, надеясь уловить хотя бы слабый звук.

Вылез из воронки и сел рядом с наводчиком. Только сейчас, когда схлынуло напряжение, Игорь почувствовал боль в ноге, и боль эта быстро нарастала. Казалось, что треснула, раскололась надвое кость.

Он кое-как обмотал бинтом пальцы наводчика. Боец тихо стонал и ругался сквозь зубы. Пришлось отодвинуться от него, потому что он то начинал раскачиваться всем телом, то махал рукой и мот толкнуть ногу Игоря.

К ним долго никто не подходил, хотя поблизости раздавались голоса. Потом начали стучать металлом по металлу, вероятно, чинили что-то. Было такое впечатление, что на возвышенности осталось всего несколько человек. И лишь когда стемнело, появилось сразу много людей. Чей-то уверенный голос приказывал осмотреть орудия и доложить, сколько осталось снарядов. Красноармеец в обмотках, в шапке с болтающимися ушами наклонился над Игорем, спросил:

– Живой или нет, товарищ?

– Дышу… Нога сломана.

– До перевязочного-то дохромаем?

– Попробую.

Красноармеец помог Игорю подняться, потом тронул за плечо притихшего, будто задремавшего, наводчика.

– Пойдем, товарищ.

– Катись ты куда подальше, – зло огрызнулся тот. – Без тебя знаю, что делать.

Встал и сам пошел туда, где звучал громкий командирский голос:

* * *

Шофер Гиви разыскал Игоря на перевязочном пункте. Посадив в машину десятка полтора раненых, поехали на северо-восток по проселкам: автострада была уже в руках немцев. В эту ночь 32-я дивизия, измотавшая в боях механизированный корпус немцев, но и сама потерявшая более половины личного состава, получила приказ отойти на новый рубеж.

За Москвой-рекой кончилось горючее. Пришлось остановиться в первой попавшейся деревне, сильно пострадавшей от бомбежки. Уцелевшие дома были заняты отдыхающими красноармейцами. Свободно только в одной избе, где держали пленных. Горячий Гиви долго скандалил с начальником конвоя, прежде чем тот разрешил перенести в избу раненых. Начальник конвоя так рьяно заботился о немцах не потому, что жалел их. Он без разговоров выгнал бы фашистов из теплой избы в сарай, освободив место для раненых. Но он имел строгий приказ – доставить пленных живыми и здоровыми в штаб армии, так как на первом допросе они дали какие-то очень ценные сведения.

Изба была маленькая, в одну комнату. Раненых тесно уложили на полу, оставив за печкой место для немцев. Игорь, обессиленный болью в ноге, уставший от пережитого за день, был благодарен Гиви за то, что он взял на себя все хлопоты.

В избе тускло горела лампа. Судя по запаху и по тому, как с треском вспыхивало временами пламя, заправлена она была бензином с солью.

Остро воняло какими-то лекарствами и сопревшими портянками. Воздух был тяжелый, Игорь дышал ртом. Боль не давала ему спать.

Не спали и немцы: четверо солдат и невысокий ефрейтор в хорошо подогнанном мундире, узколицый, с топкими губами и острым, как лезвие, носом. Нижняя губа его оттопыривалась брезгливо, глаза презрительно щурились.

Солдаты ели хлеб. Ефрейтор достал из кармана плоскую банку с яркой этикеткой, пальцем густо намазал на хлеб масло и начал неторопливо жевать. Солдаты поглядывали на него с завистью.

Игоря злил этот немчик с холеным лицом, намазывавший масло грязным пальцем, раздражала его самоуверенность. Даже здесь, в плену, ефрейтор чувствовал себя господином. Хотелось понять, откуда в нем эта наглость. Начальник конвоя предупредил, что немец знает русский язык. Но гордость не позволяла Игорю первым обратиться с вопросом.

Между тем солдаты доели хлеб. Один из них вытащил пачку сигарет и попросил у ефрейтора разрешения курить. Ефрейтор кивнул: пожалуйста.

Игоря взорвала эта сцена.

– Часовой, куда вы смотрите! – крикнул он. – Тут раненые задыхаются! Кто тут командует: вы или этот ефрейтор?

– Спрячь, – сказал разомлевший в духоте красноармеец и для вящей убедительности стукнул об пол прикладом.

Немец усмехнулся презрительно и посмотрел на Игоря. Взгляд его задержался на красной звездочке, пришитой к рукаву гимнастерки.

– О, ви комиссар, – понимающе закивал ефрейтор.

На лицах солдат появился испуг. Они зашептались между собой. Ефрейтор повернулся к ним и быстро произнес что-то.

– Не трепи языком, – предупредил часовой.

– Я сказал им: не надо бояться, – пояснил немец. – Я сказал: комиссар не будет стрелять.

– Возьму и расстреляю! – запальчиво бросил Игорь.

– Нет. Вам будет делать казнь.

– Много ты знаешь.

– Ви брал в плен наш зольдат. Ми освобождал наш зольдат: русским нет приказа стрелять в пленных. Кто стрелял, тому казнь. Я дал хороший сообщений вашему командиру. Я нужен вашему командиру.

– Что же ты, такой храбрый вояка, секреты выдаешь? Своим вредишь?

– О, ми не делаем вред. Через один неделя наш полк будет в Москва. Вам секрет, нам не секрет. Через один неделя ми будем в своем полку.

– Точно, когда весь полк в плен попадет.

– Плен есть один маленький случай. У нас не осталось патронов. Я приехал на машине из Варшавы. Я ехал долго. Теперь я берег жизнь.

– Откуда ты русский язык знаешь?

– Учил дома. Потом учил университет, – последнее слово ефрейтор произнес медленно и значительно.

– Ну и чего ты пыжишься! Я вот тоже в университете занимался, какая важность!

– О, ви есть коллега! – оживился ефрейтор, сразу утратив высокомерие.

– Серый волк тебе коллега, а не я.

– Где есть волк? – не уразумел немец.

Дверь распахнулась, струей ворвался в избу холодный воздух. Вошел румяный веселый Гиви.

– Понимаешь, нашел горючее, политрук! Понимаешь, тут медсанбат рядом! Бензин дали! К раненым доктор придет! Ты как? Поедем или отдыхать будешь?

– Поедем, – поднялся Игорь.

– Ви живете в Москва? – спросил ефрейтор. – Я приеду к вам со своим полком. Через один неделя. До свидания.

– До свидания, – ответил повеселевший Игорь. – Только не в Москве, а в Берлине.

– О, Москва тут. Я могу ходить к вам в гости. Будем пить водку за мои слова.

– В Берлине, – повторил Игорь.

– В Москва, – упрямился немец.

Игорь вырвал из блокнота страничку, крупно написал свой адрес.

Протянул блокнот ефрейтору:

– Пиши, где живешь!

Немец воспринимал все, как милую шутку.

– О, Берлин! – говорил он. – Там мой матка, один брат и две сестры. Очень хорошие девушки. Если ви будете живой, ви можете приехать. После войны. Это будет весело. А я буду приходить к вам в Москва.

Улыбаясь, он написал адрес. Игорь сунул блокнот в карман. Гиви, удивленно прислушивавшийся к их разговору, сообразил, наконец, в чем дело и разозлился.

– В гости хочешь? Вино пить хочешь? А барашка не хочешь? – Гиви добавил еще такое, что Игорь только хмыкнул и крутнул головой: ну и ну!

Волнуясь, Гиви говорил быстро и с сильным акцентом. Немец не понял его гортанной речи, спросил Игоря:

– Он не есть русский?

– Я русский! Мы все русские, – вскричал Гиви. – А ты кто? Дерьмо ты собачье! Курдюк овечий!

– Ви не знаете русских слов, – сказал ефрейтор, внимательно выслушавший горячий монолог.

– Шакал ты вонючий! Понимаешь, вонючий шакал! – кипел Гиви. – Тьфу! Пойдем, политрук! Не могу смотреть! Шею сверну!

Часовой у двери, отвернувшись, перхал, как простуженный. То ли кашлял, то ли смеялся.

А Гиви потом долго еще продолжал ворчать. Гнал машину по опустевшей дороге с такой скоростью, что Игоря жуть брала. В стекло кабины сек мелкий сухой снег. Близко подступала белая муть. Свет фар с трудом пробивал ее. Думая об оставшемся в избе немце, Игорь сказал:

– Да, нахалюга, каких поискать. Такого ферта не часто встретишь.

– Понимаешь, дыма горького он не нюхал. Ты, политрук, дай мне адрес. Я его в Берлине увидеть хочу. Там он меня сразу поймет!

– Точно, – согласился Игорь. – Это сейчас он на ухо тугой. А когда к нему в дом придем, быстро во всем разберется.

* * *

В лесных массивах возле Брянска и Вязьмы, где в начале октября были окружены и рассеяны немцами советские дивизии, остались десятки тысяч красноармейцев и командиров. Небольшими группами скрывались они по глухим урочищам. Но голод и наступившие холода выгнали их из лесов в деревни и села. Немцы смотрели на это сквозь пальцы, им было сейчас не до окруженцев, они торопились захватить Москву. И без того концентрационные лагеря были переполнены, не хватало солдат для несения охраны.