Виктория Угрюмова - Белый Паяц

• Название: Белый Паяц
• Автор: Виктория Угрюмова
• Издательство: Азбука-классика
• Жанр: Героическая фантастика
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-352-02040-1

И вновь звенят мечи в мирах, созданных фантазией Виктории Угрюмовой, автора популярной тетралогии «Кахаттанна», романов «Некромерон», «Голубая кровь» и многих других!

Древнее пророчество Печального короля гласит, что однажды злой дух Абарбанель найдет потерянную некогда душу и подарит ее своему сыну, отчего тот обретет неземное могущество. Последний год Третьей эпохи принесет на землю Медиоланы только кровь, смерть и разрушения. А когда переполнятся семь чаш божьего гнева, придет конец известному миру. Все приметы свидетельствуют о том, что пророчество начало сбываться. Повсюду ищут посланника зла рыцари таинственного ордена гро-вантаров. А между тем в далекой и неизведанной Айн-Джалуте набирает силу великий вождь, непобедимый и могущественный, как демон, одержимый мечтой восстановить из праха древнее царство. Выступает в последний поход когорта Созидателей. Грядет великая война, а королевство погрязло в интригах и заговорах…

---

Де Ламертон будто во сне видел, как стекленеют глаза верного сержанта, как он кренится – дуб, вывороченный ураганом из земли, и уже собственная тяжесть тянет его вниз, не давая могучим корням зацепиться за почву, – и с грохотом валится на каменные плиты дворцовой площади. Когда-то светло-серые, а теперь бурые, незнакомые плиты…

Гермагоры уклонялись от стрел, отбивали удары копий и дротиков, рассекали тела, пронзали доспехи, создавая у защитников иллюзию чуда. Еще немного потерпеть, выстоять еще час-другой, и все закончится. Все закончится.

Все и закончилось.

Он вошел в гущу боя с тем прирожденным величием, с каким короли входят в тронный зал – с гордо поднятой головой, прямой спиной, спокойным шагом, исполненные уверенности, что им ничего не угрожает, да и угрожать не может, и все будет только так, как решат они сами. В правой руке он держал топор изумительной работы, в левой – только что сорванную белую розу. И этот цветок, казалось, привлекал его внимание больше, чем все, что происходило вокруг.

Трое гермагоров атаковали его одновременно с трех сторон. Он прогнулся, пропуская клинок первого нападающего в дюйме от позвоночника, далеко отнес левую руку с цветком (Ламертону почудилось, что он сделал это только для того, чтобы не повредить хрупкую розу) и, прокрутив топор, с душераздирающим хрустом вонзил его в грудь несчастному рыцарю. Затем с невероятной легкостью выдернул лезвие из ужасной раны, отклонился назад, почти упал навзничь, и клинок второго гермагора пронесся на ладонь выше его изогнутого тела. Защитник Мараньи целился прямо в сердце, но пронзил пустоту. А предводитель варваров распрямился, как гибкое стальное лезвие, взмахнул топором и отсек ему голову. Потом, не останавливаясь ни на секунду, чтобы оглядеться или перевести дух, изящным движением перебросил цветок в правую, а топор в левую руку и вонзил его острое навершие в горло третьему. Граненое змеиное жало из голубоватой стали отведало сладкой человеческой крови.

Весь бой занял чуть меньше минуты.

И тогда варварского вождя окружили молчаливые гро-вантары, понимавшие, что у них есть единственная возможность переломить ход сражения – убить того, кто явился под стены Мараньи верховным богом этой войны.

Рыцари Эрдабайхе были уверены в своих силах, но они имели возможность оценить высокое искусство противника, а потому не торопились атаковать и кружили возле него, как степные хищники, «пробуя» врага легким касанием мечей. Варвары кинулись было на помощь своему предводителю, но он крикнул всего лишь одно короткое слово, и они отпрянули назад, повинуясь его приказу.

Де Ламертону не понравилась его уверенность. Он боялся, что она вполне обоснованна. Ему самому по-прежнему приходилось сражаться, и потому поединок вождя и воинов Пантократора он видел краем глаза, урывками.

А бой сей был прекрасен, и молодой предводитель получал от него истинное наслаждение.

Он завертелся волчком, срезая шипы и наплечники с доспехов гро-вантаров, но ранить их ему не удалось, и он сменил тактику. Теперь движения его были скупы, точны и коротки, как если бы он танцевал фриту с чопорной дамой преклонного возраста. Он отклонялся порой на вершок, а порой на волосок, и клинки гро-вантаров наносили смертельные удары в пустоту, туда, где его уже секунду Как не было. Земное притяжение не служило ему преградой, бесплотность воздуха не мешала находить в нем опору. Он не совершал промахов, но цепко следил за воинами Пантократора, ожидая, когда ошибутся они.

Белая роза в его левой руке завораживала и притягивала к себе все взоры.

* * *

– Как вам наш доблестный командир? – спросил Ноэль, когда Картахаль, сказав свою речь, велел всем расходиться по казармам.

Лахандан вежливо улыбнулся одними губами, но глаза его оставались холодными. Аристократичный рыцарь не принимал близко к сердцу чужое мнение, но и позволить кому-либо называть себя отребьем не мог. Его коробило от этого слова, и потому командир Лу Кастель не вызвал у него никакой симпатии. Однако он понимал, что в этом они с командиром едины: тому тоже абсолютно наплевать, что думает о нем рыцарь Лахандан. К тому же, если не придираться к форме изложения, Картахаль говорил правду, а неприкрытая правда всегда выглядит непривлекательно, оттого ее обычно и не выносят на всеобщее обозрение.

Ульрих отложил меч, который с любовью полировал, и посмотрел в окно. Там гармост Бобадилья Хорн с мученическим выражением лица слушал падре Бардонеро, и видно было, что мысли его витают где-то далеко.

– Вы ничего не чувствуете? – спросил он внезапно.

– К Картахалю? – прыснул Ноэль.

Ульрих не принял шутливого тона.

– В воздухе разлито предощущение бури. Обычно такое случается перед грозой – птицы затихают, ветер прячется в лесу… Я бы назвал это громкой тишиной, если вы понимаете, о чем я. И вот сейчас такое же происходит, только там, где ничего нельзя пощупать, попробовать на язык. Где ничего не докажешь. Но я убежден, что у тревоги и беды есть свой запах, и чувствую его.

И поскольку друзья его выжидательно молчали, уточнил:

– Вы считаете меня безумцем?

– Отчего же, – ответил Лахандан. – Ты весьма точно описал, что с тобой происходит, – безумцам этого не дано. И я могу сказать о себе то же самое. Уверен, что и командир Лу Кастель тоже. Ведь он говорил с нами сегодня не об абстрактной войне, которая может разразиться, а может – и нет, неизвестно где и когда. Ставлю три против одного, что он чует ее острее даже, чем мы. Ибо он – пес войны, ее неотъемлемая часть. Ни одной войны не случилось бы без таких, как Картахаль.

– И без таких, как мы, – кивнул Ноэль.

– А вообразите, как забавно было бы, если бы вдруг никто, вообще никто – ни один человек – не явился бы на поле сражения. С обеих сторон. Что случилось бы тогда? – Ульрих весело сверкнул фиалковыми глазами. – Вот незадача.

– Что было бы, если бы меч отказался рубить? Занятная мысль. – Лахандан улегся на койку, закинув руки за голову. – Надо подумать об этом подробнее. Не знаю, возможно ли, чтобы это случилось в реальной жизни, а вот песня с такими словами получится недурная.

– Ты пишешь песни? – изумился Ноэль.

– Скорее, друг мой, я играю в сочинение музыки и стихосложение. У меня нет истинного таланта к такому ремеслу, зато желания хоть отбавляй.

– Ужасное зло – любители, исполненные желания, – съязвил Рагана, принимаясь собирать несуществующие пылинки с ножен своего меча.

– Зло, – согласился Лахандан. – Но с нами следует бороться в самую последнюю очередь.

Ульрих вздохнул.

– Ты вот спрашивал, как мне понравился Картахаль, – обратился он к Ноэлю. – Понравился. Он добрый и хороший человек. Только мне жаль его…

– Ты ничего не перепутал? – уточнил ироничный Рагана. – Тебе точно жаль его, а не нас? Потому что большая часть когорты чувствует себя как детишки, которые попали в темную пещеру людоеда, – сидят по углам, трясутся. Кажется, он нагнал на них страху.

– Мне жаль его, – упрямо повторил Ульрих, будто не слыша товарища. – Он очень несчастный человек. Он говорил, будто бессердечен, но ведь это неправда. По-настоящему бессердечный человек даже не подозревает об этом своем изъяне. Он и не знает, что там, где сердце, должно что-то биться и трепетать. Но Картахаль другой. Просто сердце его как незаживающая рана – оно все время болит, а он все время заглушает эту невыносимую боль. Хотя страдание такой силы нельзя умерить.

Он тряхнул головой, и смоляные волосы рассыпались по плечам.

– Что-то я заговорил так, будто решил сегодня же начать писать стихи – не в обиду будь сказано, Лахандан.

– Господь с тобой, – отмахнулся тот. – Я вообще начинаю сомневаться, что ты умеешь обижать.

– Умею, – коротко ответил Ульрих.

– Убивать он умеет – это мы с тобой видели собственными глазами, – хохотнул Ноэль. – А убийство тоже, до некоторой степени, обида.

Тут в казарме появились гармосты и приказали новобранцам выходить на тренировку. Ульрих, Ноэль и Лахандан поднялись с коек и молча направились к дверям, а вот остальные рыцари – человек двадцать – двадцать пять – возмущенно зароптали.

– Я чего-то не понимаю, – возмутился один из парней, мускулистый крепыш в голубом плаще с золотой пряжкой, на которой был вырезан старинный баронский герб. Вероятно, сознание собственного благородного происхождения не давало ему покоя, и он всячески пытался показать гармостам, что они ему не ровня. – Сегодня же праздник. Вы не имеете права командовать нами в наш свободный день…

Вероятно, у него нашлось бы что еще сказать по данному поводу, и он собирался развивать эту мысль и дальше, однако короткий, едва заметный, но сокрушительный удар в челюсть уложил его на пол у ног вытаращивших глаза новобранцев. Сержант подул на костяшки пальцев.

– Когда очнется, чтоб духу его не было в казарме. Увижу – искалечу. Не поймет – отправлю к Лу Кастелю, оттуда живым не выйдет. Кто еще не хочет тренироваться в праздничный день?