Пу Сунлин - Рассказы Ляо Чжая о необычайном

• Название: Рассказы Ляо Чжая о необычайном
• Автор: Пу Сунлин
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Древневосточная литература
• Год: 1983

Знаменитый китайский писатель Пу Сунлин (1640—1715) был человеком громадного поэтического таланта, до тонкостей знающим все тайны китайского языка, начиная с самого древнего и кончая современным ему. Как писал академик В. М. Алексеев, Пу Сунлин «воскресил язык, извлек его из амбаров учености и пустил в вихрь жизни прбстого мира».

Содержание его рассказов вращается в кругу причудливого и сверхьестественного, но за необычным стоит реальная жизнь, изображенная с виртуозностью и талантом, делающим его книги «подлинным литературным пиром для читателя».

---

– Это обиженный бес[60]. Ты сейчас же должна все напрямик здесь изложить. Я смою твою обиду, обелю тебя!

Дева, рыдая и глотая слезы, прошла вперед и рассказала всю историю, как даос ее убивал, как он ее посылал.

Чиновник послал казенных служителей, велев им бегом бежать к иве. Даос действительно оказался там. Его схватили и привели в камеру.

При первом же допросе он сознался. Тогда чиновник отпустил задержанных, испросил деву, куда она направится после того, как теперь ее обида смыта.

– Я хочу, – сказала она, – идти к вам, большой человек[61].

– Да, но у меня в канцелярии, – отвечал тот, – нет места, куда бы тебя деть. Не лучше ли будет, если ты все-таки вернешься в свой дом?

Дева довольно долго молчала. Потом сказала:

– Эта канцелярия и есть мой дом. Дайте, я пройду!

Чиновник стал было ее расспрашивать, но уже все звуки смолкли.

После службы он ушел к себе в покои. Оказывается, жена его родила девочку.

ДАОС УГОЩАЕТ

Студент Хань происходил из древней известной семьи и отличался гостеприимством. Некий Сюй, живший в той же деревне, часто сидел у него за вином. Как-то раз, когда он был у Ханя, у дверей дома появился неизвестный даос со своей чашкой и просил милостыни. Ему бросили денег, потом крупы – он, однако, не брал и при этом все же не уходил. Слуга рассердился и ушел в дом, не обращая на него более никакого внимания.

Хань, слыша все продолжающийся стук в дверь, спросил слугу, в чем дело, и тот стал рассказывать. Но не окончил он еще своих слов, как даос уже был в комнате. Хань пригласил его сесть с собой. Даос поднял руки вверх[62] и сделал приветствие сначала хозяину, а потом и гостям. Затем он сел. Хань стал его расспрашивать и узнал, что он только что поселился в заброшенном храме, находившемся в восточном конце деревни.

– Скажите, – изумлялся Хань, – когда вы успели, как говорят, «дать приют святому журавлю»[63] в этом храме? Я ровно ничего об этом не слыхал и не знаю. Простите, что я не сделал, что полагается хозяину по отношению к прибывшему гостю!

– Простите и вы, – отвечал даос, – меня, человека полей и лесов, за то, что, прибыв недавно сюда и не имея ни друзей, ни знакомых, я осмеливаюсь попросить вас напоить меня вином… Я слышал о вашей широкой натуре и щедром гостеприимстве…

Хань предложил ему свою чарку. Оказалось, что он мог пить сколько угодно.

Сюй, видя на монахе грязную и рваную одежду, отнесся к нему с весьма заметным высокомерием и еле с ним говорил. Хань тоже держал себя с ним, как с заморским торговцем. А тот быстро выпил одну за другой более двадцати чарок и тогда только откланялся и ушел.

С этой поры каждый раз, как у Ханя были гости, даос уже был тут. За обедом обедал, за вином пил. Ханю его назойливость стала надоедать. И вот раз, сидя за вином, Сюй, желая поиздеваться над ним, сказал:

– Послушайте, даосский настоятель, вот вы тут каждый день в гостях. Что ж вы ни разу не пожелаете быть сами нашим хозяином?

– Даос, – отвечал тот, смеясь, – в этом смысле совершенно похож на вас, почтеннейший: у того и другого над парой плеч имеется по глотке. Так ведь?

Сюю стало стыдно, и он не нашелся ничего возразить.

– Впрочем, – продолжал даос, – я уже очень давно об этом думаю. Придется воспользоваться данным случаем, чтобы как-нибудь понатужиться и угостить вас смиренной чаркой воды, что ли…

Когда они кончили пить, монах твердил им:

– Завтра в полдень, надеюсь, вы осчастливите меня своим высоколестным посещением!

На следующий день Хань и Сюй решили идти вместе, думая, что он, конечно, ничего не устроит. Однако монах уже ждал их по дороге к храму. Когда они вошли в двери, то увидели, что все дворы и здания были отделаны совершенно заново и целый ряд строений прихотливо извивался, одно за другим, словно тучи или лианы. Оба приятеля сильно изумились этому зрелищу.

– Действительно, – говорили они монаху, – мы уже давно здесь не были. Но когда же вы начали все это строить?

– Да не так давно, – отвечал даос, – закончили мы работы.

Теперь вошли в келью и увидели, что мебель блещет красотой и ни у какого магната в доме такой не найти. Хань и Сюй приняли серьезный вид и засвидетельствовали монаху свое почтение.

Сели за стол, и сейчас же стали подавать вино и носить блюда. Смотрят: суетятся проворные юноши лет шестнадцати, не более, одетые в атласные халаты и красные сапоги. Вино и яства чудесно пахнут, великолепны. Наставлено притом же всего в крайнем изобилии.

Когда кончили обедать, подали еще легкий десерт. Тут были какие-то дорогие фрукты, причем гости большинству их не знали даже названий.

Они лежали в чашах, сделанных из горного хрусталя и дорогих камней, так и сиявших на весь стол. Пили из стеклянных чар, чуть не больше фута в обхват.

– Позвать сюда сестер Ши! – сказал даос.

Слуга ушел, и сейчас же появились две красавицы. Одна была высокая и тонкая, нежная, словно ива. Другая была ростом пониже и, очевидно, очень молоденькая. Обе были бесконечно привлекательны и грациозны.

Даос велел им петь и угощать гостей вином. И вот младшая ударила в кастаньеты и запела, а старшая вторила ей, играя на сквозной флейте. И голос, и звук их были чистые, тонкие…

Когда они кончили, даос поднял в воздух свою чару и настаивал, чтобы гости пили до конца, а потом велел всем снова налить.

– Вы, кажется, давно не танцевали, – обратился он к красавицам. – Не разучились еще?

Сейчас же появился мальчик, который разостлал на полу, у самого стола, большой ковер, и обе певицы, став друг против друга, начали танцевать. Теперь их длинные платья веяли вокруг по воздуху, и душистая пыль неслась всюду.

Кончив танцевать, они небрежно облокотились на расписные ширмы. У Ханя и у Сюя в сердце стало свободно и хорошо, и душа их куда-то полетела. Незаметно для себя они окончательно охмелели. Впрочем, даос тоже не обращал на своих гостей внимания, перестал поднимать свою чару и приглашать их пить, поднялся и сказал:

– Будьте любезны, наливайте себе тут одни, а я пойду прилягу. Потом приду.

Отошел от стола и поставил к одной из стен диван, сделанный из прихотливого перламутра, а девушки сейчас же постлали ему тут парчовую постель. Затем они помогли ему лечь.

Даос притянул к себе старшую и лег с ней на одной подушке, приказав младшей стать у постели и чесать ему спину.

Видя такую картину, приятели потеряли всякое хладнокровие.

– Слушай, ты, даос, – кричал на него Сюй, – так бесчинствовать нельзя!

С этими словами он направился к монаху и хотел его растормошить, но тот быстро вскочил и убежал. Сюй подошел к дивану и видит, что младшая из сестер все еще стоит у постели. В пьяном раже он схватил ее и потащил к дивану, стоявшему у стены напротив, и, обняв ее, улегся вместе с нею. Затем, увидя, что красавица, лежавшая на расшитой постели даоса, все еще спит, он посмотрел на Ханя и сказал:

– Послушай, что ты за диковинный чудак!

Хань мигом бросился к кровати, лег на нее и хотел вступить с красавицей в бесстыдную близость, но та крепко уснула, и, как он ни расталкивал ее, она даже не повернулась. Делать нечего – Хань обнял ее и уснул с ней вместе.

Рассветало. Пьяный сон проходил. Хань чувствовал у своей груди какой-то холодный, леденящий все тело предмет. Взглянул: оказывается, он обнял какой-то длинный камень и лежит под крыльцом.

Он бросился теперь искать Сюя. Тот еще не проснулся, и Хань увидел, что он лежит головой на камне, полном испражнений, и сладко спит в развалинах отхожего места. Толкнул его ногой – тот поднялся… Посмотрели друг на друга, полные недоумения, а вокруг них был двор, весь заросший бурьяном, развалины дома в две комнатки – и больше ничего.

СЯН ГАО В ТИГРЕ

Сян Гао, по прозванию Чудань, из Тайюаня, был очень близок и дружен со своим старшим братом, рожденным от наложницы, Чэном. Чэн имел любовницу-гетеру, по имени Босы, с которой был связан клятвенным обещанием и союзом: они дали друг другу слово, как бы руку на отсечение. Однако ее мать брала с него слишком дорого, и их союз не состоялся.

Как раз в это время мать Босы хотела выйти из сословия и стать честной женщиной. Для этого она сначала хотела отправить Босы. И вот граф Чжуан, всегда благоволивший к Босы, просил дать ему ее выкупить с тем, чтобы взять в наложницы.

– Вот что, – сказала она тогда матери, – раз мы обе хотим уйти от этого зла, то, значит, мы стремимся выбраться из ада и подняться в небесные чертоги. Если же он берет меня как наложницу, то далеко ли это уйдет от нынешнего? Если уж я соглашусь кому отдаться всей своей душой, то студенту Чэну – ему, да!

Мать изьявила согласие и сообщила Чэну решение дочери. Чэн как раз в это время потерял жену и еще не женился вторично. Он был страшно рад: вынул все свои сбережения, посватался к Босы и женился на ней.

Об этом узнал Чжуан и сильно рассердился на Чэна, который отнял увлекшую его женщину. Как-то случайно они повстречались на дороге, и граф начал ругать и поносить Чэна. Чэн не стерпел… Тогда граф натравил на него людей из свиты, и те наломали палок и стали его бить. Били до тех пор, пока он не умер, а затем поехали дальше.