Ирвинг Стоун - Страсти ума, или Жизнь Фрейда

• Название: Страсти ума, или Жизнь Фрейда
• Автор: Ирвинг Стоун
• Издательство: Терра-Книжный Клуб; Литература
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2003
• ISBN: 5-275-00826-0/5-275-00498-2

Ирвинг Стоун (1903–1989) – одна из самих ярких фигур американской литературы, писатель, создавший жанр «литературной биографии». Создавая произведения, посвященные жизни великих людей, писатель опирался прежде всего на факты, черпая сведения из достоверных источников, отвергая разного рода домыслы. Мастерское владение стилем позволило Стоуну избежать сухости в изложении фактов, и жанр романизированной биографии приобрел заслуженную популярность у читателей.

Роман «Страсти ума» посвящен жизни и деятельности Зигмунда Фрейда, австрийского врача и психолога, создателя теории психоанализа. Место действия романа – империя Габсбургов конца XIX века, Австрия, столицы крупнейших государств Европы и США. В числе действующих лиц – известные имена интеллектуальной и художественной элиты, современники Зигмунда Фрейда. Строго документальная основа произведения в сочетании с мастерством автора придает книге, по праву считающейся бестселлером, особую познавательную ценность.

---

– Эли говорит, что намерен сказать маме об обручении с Анной в Рождество. Почему бы нам не примкнуть к ним?

Его уныние как рукой сняло.

– Чудесно. Мы купим ей подарок. Что ты думаешь? Книгу? Это будет чудесный день для нас…

Три пары – Минна и Игнац, Эли и Анна, Зигмунд и Марта – принесли подарки фрау Бернейс. Зигмунд выбрал «Песню о колоколе» Шиллера. Фрау Бернейс встретила известие об обручении без радости. Она поморщилась, как будто что–то пригорело на кухне. Но основной удар принял на себя ее сын Эли. Через неделю он, огорченный, явился в дом Фрейдов с покрасневшим лицом и объявил, что не может более встречаться с Анной. Анна приняла это известие спокойно. Зигмунд же был вне себя. Когда Эли ушел, он воскликнул, обращаясь к Анне:

– Какой же он мужчина, если разрешает своей матери совершить бесчестный акт? Он знает, что любит тебя и ты ему подходишь.

– Дай ему время, – флегматично ответила Анна. Еще менее преуспел он в ссоре с Мартой по поводу этого разрыва.

– Я не могу выступить против моей семьи, – настаивала Марта. – Женщина, которая перечит матери и брату, со временем и при определенных обстоятельствах может выступить и против своего мужа.

Через несколько недель Эли извинился, обнял Анну, тепло ее поцеловал и… назвал дату их свадьбы – следующий октябрь. И все же Зигмунд не мог простить ему. Фрау Бернейс перестала участвовать в споре. Возмущенная поведением Эли, она пошла на союз с Фрейдами, уверяя Анну, что не хотела помешать браку, а думала только о том, чтобы отложить его. Затем объявила, что намерена переехать на постоянное жительство в Гамбург, в Вандсбек, и что Марта и Минна будут жить там вместе с ней. Если две молодые пары желают обручиться, они могут сделать это и на расстоянии 500 миль.

Зигмунд высказал свое мнение:

– Теперь я не намерен беспокоиться по поводу того, что может выкинуть твоя мать в следующем июне.

Марта прошептала, положив свою холодную ладонь на его руку:

– Это тот самый господин доктор Фрейд, которого я люблю.

– Супружеская пара будет неудачной, если ты будешь любить меня только в тех случаях, когда я. умный.

Игнац Шёнберг не был настолько крепким, чтобы спокойно переносить неудачи. Когда фрау Бернейс, которую Игнац окружил знаками внимания, объявила, что заберет Минну в Вандсбек, у него хлынула кровь горлом, и он слег. Зигмунд купил в аптеке тонизирующую микстуру и пошел к больному. Игнац, побледневший, все время ворочался, холодная февральская погода обострила его кашель.

Два брата Игнаца, преуспевавшие в бизнесе, помогали матери содержать дом, но ничего не давали Игнацу. Они твердили:

– Ты должен сам обеспечивать себя. Слыханное ли дело жить за счет санскрита?

Фрау Бернейс также пилила Игнаца. Не из–за санскрита. Ее муж внушил ей благоговейное уважение к университету и к даруемым им титулам. Она пилила Игнаца за то, что он симулянт; он должен без промедления закончить университет и получить место преподавателя.

Игнац жаловался:

– Мне требуется время для учебы. Так много нужно знать и освоить, чтобы получить степень.

– Я полагала, что ученый работает всю жизнь, чтобы стать специалистом, – возражала фрау Бернейс. – Почему ты должен кончить работу, не начав ее?

Зигмунду пришлось выслушать подобные же упреки, прежде чем он заставил себя сдать экзамены на диплом врача. Понимая положение больного Игнаца, он дал ему двойную порцию тонизирующей микстуры.

Лишь в начале апреля, когда в городском парке вновь забили фонтаны, Зигмунду повезло. Знакомый врач Бела Хармат сообщил о своем желании уйти из психиатрического отделения, которым руководил Теодор Мейнерт. Хармат занимал пост второго врача, что соответствовало положению ассистента, связанного с больницей, но не с университетом. Он не мог преподавать и не читал лекций, жил в самой больнице и ухаживал за больными в палате. Был, так сказать, врачом–резидентом. Зигмунд знал, что ему следует обратиться к муниципальным властям Нижней Австрии, поскольку именно они финансировали больницу.

Правила недвусмысленно запрещали одному и тому же человеку занимать пост примариуса отделения и советника университетской клиники, то есть получать средства одновременно и от имперского правительства, и от районных властей. Профессору Мейнерту было разрешено нарушать эти правила, дабы он мог проводить исследования мозга в университетской клинике и ухаживать за психически больными в больничной палате. Удача подвернулась Зигмунду в этой палате, но не отдалит ли это его от исследовательской лаборатории?

Он немедля отправился к своему старому учителю и другу и нашел его на первом этаже третьего подворья в кабинете с большими окнами, выходящими на заросли каштанов, и с маленькими окошками под потолком, придававшими комнате облик часовни. Это помещение и проводившаяся в нем работа были поистине святыми для Теодора Мейнерта.

Профессор, коренастый, крепкий мужчина с мощной грудью и огромной головой с пышными волосами, – природа отыгралась на черепе, не справившись с нижней частью тела, – был эксцентричным индивидуалистом, обладал бойцовским характером и выдающимся интеллектом. Мейнерт родился в Дрездене в семье театрального критика и певца придворной оперы. Он писал стихи, сочинял баллады, знал историю, театральную критику, владел полудюжиной языков, на которых свободно говорил. За деятельность в области анатомии мозга он получил титул «отца архитектуры мозга».

Он не претендовал на то, что разработал методику анатомического исследования мозга. Он отдавал эту честь целой плеяде предшественников: Арнольду, Стил–лингу, Келликеру, Фовилю и в особенности своему учителю и союзнику в ожесточенных схватках – профессору Карлу Рокитанскому, пионеру патологической анатомии. Он претендовал лишь на звание «главного разработчика анатомической локализации». Начав с нуля, он обследовал сотню живых существ, чтобы определить, какая часть мозга контролирует ту или иную часть тела. Он обратил внимание на кору головного мозга как «часть, где расположены функции, создающие личность». Он преподавал психиатрию, получившую свое название сорока годами раньше. Мейнерт отвергал этот термин, настаивая:

– Все эмоциональные расстройства и умственные сдвиги вызваны физическими заболеваниями, и ничем иным.

Он прошел сложный жизненный путь. Работая в приюте для умалишенных в Нижней Австрии, Мейнерт занимался исследованиями образцов головного и спинного мозга, под микроскопом рассматривая пациентов с патологией психики в качестве хорошего материала для точных научных исследований коры головного мозга, нервных клеток, задней центральной части мозга как чувствующей, передней центральной части мозга как двигательной. Его критики – а их было много, и весьма суровых, – говорили:

– Для Мейнерта единственным хорошим лунатиком является мертвый лунатик. Он ждет не дождется, когда тот умрет, чтобы получить его мозг для вскрытия.

Именно тогда он вступил в конфликт с германским движением в защиту психически больных, с врачами, которые считали, что их задача изучать умственно больных, классифицировать симптомы, восстанавливать истории их семей, ибо все умственные заболевания суть наследственные, и облегчать их страдания. Старший над Теодором Мейнертом в доме для умалишенных доктор Людвиг Шлагер посвятил десять лет тому, чтобы облегчить судьбу лунатиков, обеспечить им защиту в условиях психиатрических лечебниц и в тюремных камерах, дать им нормальное питание и уход. Мейнерт же считал, что только работа в лаборатории представляет ценность. Он не был ни грубым, ни черствым человеком, но утверждал, что ни один лунатик не был излечен, что только благодаря анатомии головного мозга можно найти пути к поправке. Когда он будет знать все о том, как работает мозг, что вызывает расстройство его функций, он сможет избавить людей от душевных заболеваний, устранив вызывающие их причины.

Противостояние в доме для умалишенных приняло настолько острые формы, что Мейнерт был уволен. Он продолжал работать в одиночку в своей личной лаборатории, занимаясь вскрытиями, забытый клинической школой университета; его обходили стороной, словно он подхватил заразную, смертельно опасную болезнь. Лишь два человека поддерживали его: жена, которая считала его гениальным, и его наставник Рокитанский, который знал, что он гений. Рокитанский настоял на своем, и в 1875 году, за два года до того, как Зигмунд стал учеником Мейнерта, была основана при Городской больнице вторая психиатрическая клиника, ее возглавил Мейнерт. Отныне все методы лечения заболеваний мозга разрабатывались в анатомической лаборатории.

Как верный последователь Теодора Мейнерта, Зигмунд знал, что его учитель абсолютно прав. Его страстным желанием было теперь вернуться в его лабораторию.

– Профессор Мейнерт, когда я узнал, что Бела Хармат уходит в отставку, то побежал к вам. Если я еще дышу, то только благодаря своей выдержке.