Николай Струтинский - На берегах Горыни и Случи

• Название: На берегах Горыни и Случи
• Автор: Николай Струтинский
• Издательство: Каменяр
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1966

Бывший батрак, скромный парень из глухого полесского села на Ровенщине Николай Струтинский в начале Великой Отечественной войны организовал и возглавил партизанскую группу, куда вошли его отец, братья и несколько других патриотов.

О славных боевых делах этой группы, которая в сентябре 1942 года влилась в партизанский отряд Героя Советского Союза полковника Д. Н. Медведева, рассказывается ь настоящей книге.

Документальная повесть Николая Струтинского «На берегах Горыни и Случи» как и его предыдущие повести «Дорогой бессмертия» и «Подвиг», написана в содружестве со львовским журналистом Семёнов Драновым.

---

Наспех придуманная версия убедила Степана.

— Ладно! — повеселел он и, побежав к сараю, вытащил из-под соломенной крыши наган и мешочек с патронами.

— Вот и все! — закончил Жорж.

— Эх, знал бы атаман, как мы его провели, свирепый предъявил бы ультиматум! — шутили братья.

— Обманули его тонко, пусть свирепеет, это его дело, а наган в наших руках! — торжествовал Жорж.

Из разведки вернулся отец. Он рассказал много новостей. Больше всего нас возмутило предательство кулаков и буржуазных националистов.

Страшнее зверя был Пётр Присяжнюк из села Дмитровки. Он прошёл обучение в специальной разведывательной школе в Германии, хорошо владел немецким языком. С самого начала оккупации служил офицером гестапо в городе Ровно. Начал свою «деятельность» с того, что вместе с другими предателями ворвался в дом Лукьяна Ткачука, связал ему руки и бросил в подвал. Потом жестоко пытал. Лукьян держался мужественно. Стойкость патриота бесила истязателей. Они отвезли его на хутор и, согнав крестьян, требовали, чтобы Ткачук публично клеветал на Советскую власть.

— Это вы грабите людей! — гневно бросил Ткачук палачам. — Это вы убиваете наших детей и насилуете женщин!

— Говори правду! — ударом рукоятки револьвера Присяжнюк рассёк Ткачуку губы.

— Врёте, мерзавцы, побоями не очерните мою душу, — не двинулся с места Ткачук. — Вам отомстят!

Крестьяне пугливо жались друг к другу. Из толпы вырвался женский стон: «За что мужика люто избивают?»

А фашистский выкормыш со своими напарниками все круче заламывал своей жертве руки, бил его по голове. Когда обессиленный Ткачук упал на землю, бандиты топтали его сапогами. В проблеске сознания наш друг выкрикнул:

— Проклятые! Жизнь мою погубите, а правду не убьёте… Предатели поволокли Ткачука и бросили в глубокий колодец.

Фашистские агенты вылавливали преданных Советской власти людей и жестоко расправлялись с ними.

— Ты, Николай, знал Шелемеху? — спросил отец. — Он батрачил в Рясниках.

— Конечно, помню. Мы даже дружили.

— Плохим оказался человеком… — отец сделал ударение на первом слове. — Служит ныне в полиции, людей губит без разбора. Видел я, как вёл он по селу двух пленных красноармейцев. Руки у них были связаны. У берега Горыни Шелемеха скомандовал:

— Спускайся к реке!

Пленники остановились.

— Зачем же к реке?

— Сворачивай, приказываю! Там узнаешь зачем!

Военнопленные спустились по крутому склону мелового косогора. Вскоре прогремели выстрелы… Как ни в чём не бывало, полицай сунул пистолет в кобуру и начал шарить по карманам убитых. Стянул с них сапоги, брюки, гимнастёрки… Связал ремнём окровавленную одежду, бросил убитых в воду и, закинув за плечи узел, ушёл.

С жестоких расправ над людьми начал свою карьеру и кулак Николай Матвейчук. Гитлеровцы назначили этого предателя комендантом горыньградской полиции.

Матвейчук знал: рано или поздно придёт возмездие и для маскировки облачился в ризу псаломщика. Он шёл по стопам своего родителя Леонтия Матвейчука. И у этого была не менее «красочная» биография.

«Святой» полицейский преуспевал. С установлением Советской власти на западноукраинских землях Матвейчука-отца раскулачили и лишили церковного прихода. Но, к его счастью, умер горыньградский священник Селецкий. Леонтий занял его место и переехал с семьёй в Горыньград. Матвейчук-отец влиял на прихожан словом божьим, а сын — и словом и плёткой.

Матвейчуки нажились на чужом добре. В их доме появилась дорогая мебель, ковры, хрустальная посуда. Комендант-псаломщик вместе со своими сподручными грабил еврейское население и свозил домой ценности. А потом распорядился вывести горыньградских евреев с лопатами к берегу реки.

Под Лысой горой их расстреляли. В этой расправе участвовал сам псаломщик.

Только случайно двум счастливчикам удалось убежать. Они и рассказали правду о тех, кто божьим словом «воодушевлял» убийц.

В день расправы слуга господний, как обычно, отправлял в церкви богослужение…

Из уст отца мы узнали и о хороших, честных людях, которые смело шли наперекор злой воле бандитов, помогали тем, кто боролся против захватчиков.

Это -семьи Демьяна Болещука, Андрея Козака, Колюбенко и многие другие. Именно они стали нашими боевыми помощниками. Не один раз патриоты предупреждали о грозившей нам опасности.

ПЕРВАЯ ПОТЕРЯ

Я извлёк из тайника записку. В ней сообщалось: «В субботу и воскресенье двое неизвестных рыскали на велосипедах по селу и хуторам, искали связи с вами. Им сказали, что два брата Струтинские расстреляны немцами, остальные скрылись. Говорят, что неизвестные встречались с Косолапым».

Мы вызвали Казимира Янковского. Он описал внешность велосипедистов. Они были в добротной одежде. Настойчиво расспрашивали о нашей сестре Марии, интересовались, когда она появится.

Отец воскликнул:

— Наверное, это был Шелемеха!

— Один назвался Андреем, а второй — Герасимом, — вспомнил Казимир.

— Так и есть! Полицай Андрей Шелемеха!

Перед уходом Янковский вынул из кармана газету.

— Смотрите, гитлеровцы грозятся всем, кто будет помогать военнопленным и антифашистам.

Отец прочитал вслух:

«Волынь, четверг, 9 июля 1942 года.

Объявление

Смертная казнь ждёт каждого, кто прямо или косвенно будет поддерживать саботажников, преступников или бежавших из плена; каждого, кто предоставит им убежище, накормит их или окажет другую помощь. Все имущество виновных будет конфисковано.

Тот, кто уведомит германские власти о саботажниках, преступниках или бежавших из плена и тем самым поможет поймать или обезвредить их, получит 1000 рублей… или участок земли.

Ровно, июнь, 1942 год.

Военный командарм на Украине Рейхскомиссар Украины».Казимир доверчиво посмотрел отцу в глаза.

— Народ пробуждается и готов вам помочь. А эти «объявления» для нас ничего не значат. Я никогда не изменю нашему делу, и если погибну, то знаю за что: за свой народ, за свободу.

Вот почему бесновались фашистские изверги! Они не мог ли сломить боевой дух народа. Хорошо сказал Янковский: объявления оккупантов никого не запугают!

На другой день после нашей встречи Казимир проходил вдоль лесной опушки. Его чуткое ухо уловило шум, доносившийся из глубины леса. Казимир укрылся в кустах и прислушивался к каждому шороху. Показались двое мужчин. Недалеко от места, где притаился Янковский, остановились. Одного из них Казимир узнал: это был Косолапый. Агент «наводил на цель» своего спутника, очевидно, карателя.

— Вон дом Янчука. Левее, у дороги, живёт его дружок Янковский; на бугре — дом Зигмунда Гальчука.

Когда они ушли, Казимир решил предупредить о готовящейся засаде. Извлёк из муравейника винтовку, зарядил её и поспешил к Медведовке. На полпути его окликнули:

— Стой! Кто идёт?

Защёлкали затворы.

— Свой! Иду с работы домой! — Янковский выстрелил и бросился бежать.

Когда мы встретились, он рассказал о ловушке и предупредил:

— Косолапый — опасный змей… От него надо поскорее избавиться.

На рассвете Янковский возвращался на свой хутор. Убедившись, что его никто не преследует, прилёг у большого пня, чтобы немножко отдохнуть. Усталость одолела связного, и он уснул.

Его разбудил треск сухого валежника: каратели прочёсывали лес.

Янковский бросился в сторону, но вражеская пуля сразила его наповал.

Печальная весть о гибели боевого товарища нас потрясла. Это была наша первая непоправимая потеря. Мы не могли отдать последний долг Казимиру Янковскому — проститься с его прахом. Каратели бродили неподалёку от хутора.

Лишь на второй день наша группа вышла из леса и у самого хутора салютовала тремя залпами. Минутой молчания мы почтили память погибшего друга.

СКВОЗЬ БЛОКАДУ

Промокшие до нитки, мы с Ростиславом зашли к Янчукам просушить одежду. Больше всех хлопотала Тамара. Она согрела воды, дала чистое бельё, накормила нас, а потом с грустным видом сказала:

— Ну и ну, не сладко вам живётся…

— Живём не горюем, — пошутил я.

— Не горюете!… А надолго ли хватит вашего терпения? Девушка широко раскрыла глаза. В них я увидел невыразимую тоску, сочувствие, тревогу за нашу судьбу.

Я не ответил на вопрос Тамары. Она знала и без того, что мы выдержим любые испытания и не успокоимся, пока родную землю топчет фашистский сапог.

Янчуки собрались на сенокос.

— Пойдёшь с нами, Тамара? — обратился отец к дочери.

— Пойду, — неохотно согласилась она.

Перед уходом мать наставляла младшего сына Сашу:

— Захочешь поиграть — закрой дверь на замок. Если кто спросит о нас, отвечай: «На работе у пана, дома никого нет». Мы возвратимся вечером. Понял?

— Понял, мама, — ответил мальчик.

Саша вышел во двор, заперев дверь на замок. Он игрался в песке у самого колодца, находившегося посередине двора.