Даниэла Стил - Старые письма

• Название: Старые письма
• Автор: Даниэла Стил
• Издательство: АСТ
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2000
• ISBN: 5-237-05288-6

Сорок романов, ставших бестселлерами… Книги, переведенные на тридцать пять языков… Трехсотмиллионные тиражи – и это только в США… Такого оглушительного успеха достигла Даниэла Стил, и достигла по праву. Никто не может сравниться с этой знаменитой писательницей в увлекательности и романтичности, в безошибочном умении передать малейшие оттенки чувств и безукоризненном знании мужской и женской души…

Читайте новый бестселлер Даниэлы Стил «Старые письма»!

---

Посылку пришлось отодвинуть в сторонку, чтобы Джеффу и Мэттью было где лепить рождественские колокольчики, посыпая зеленой и красной пудрой и тесто, и меня. Но и это было не все – пока Кэти ставила в духовку кексы, сахарная глазурь неведомым образом успела покрыть с головы до ног и ее, и меня, и половину кухни в придачу.

Когда наконец мне удалось загнать их всех в постель, было уже очень поздно, и из Чикаго позвонил Джефф. Он сильно вымотался за этот день, но был доволен тем, как прошло совещание. К этому времени я совершенно позабыла о посылке и случайно наткнулась на нее уже ночью, когда зашла в кухню что-нибудь выпить на сон грядущий. Она по-прежнему стояла в дальнем углу, только теперь с бечевки свисали потеки белой глазури, а верх был присыпан крупинками синей и алой пудры.

Я осторожно подняла коробку, стряхнула с нее пудру и поставила перед собой на кухонный стол. Туго завязанная бечевка никак не хотела поддаваться, и я провозилась несколько минут, пока сумела ее распутать. Посылку прислали из дома для престарелых, в котором Грэнни Энн провела последний год своей жизни. После похорон я уже побывала там, чтобы поблагодарить персонал за доброту и заботу, и забрала все ее вещи. Впрочем, они оказались настолько ветхими, что не было смысла их хранить, разве что небольшая пачка фотографий наших детей да несколько потрепанных книжек. Я забрала всего лишь одну книгу русских стихов – самую ее любимую, а остальное оставила сестрам. Кроме этой книги, из важных для нее вещей мне на память осталось обручальное кольцо, изящные золотые часы, которые дедушка подарил ей перед свадьбой, и пара сережек. Она как-то призналась мне, что часы были первым подарком, полученным ею от деда. На протяжении их долгой совместной жизни он не очень-то баловал ее подарками и знаками внимания, хотя относился с преданностью и заботой. Еще я забрала с собой старинный кружевной пеньюар и тут же поспешила спрятать его в дальнем углу гардероба. А все остальные вещи раздала там же, на месте. И теперь понятия не имела о том, что же еще могли мне прислать из дома для престарелых.

Сняв плотную оберточную бумагу, я увидела большую квадратную коробку, размером примерно с картонку для шляпы, и при этом довольно тяжелую. В коротенькой записке сообщалось, что коробку нашли на крышке ее гардероба и что было бы желательно уведомить сестер о ее получении. Теряясь в догадках, что же спрятано в этой коробке, я сняла крышку и невольно охнула, когда увидала их. Они выглядели точно так, как я их запомнила: ветхий, потускневший атлас, ленты, которые обвязывали вокруг лодыжек, выцвели и истерлись. Да, это были они, ее старые балетные туфельки. Те самые, что я когда-то, много лет назад, нашла на чердаке. Те самые, в которых она выступала в последний раз, перед тем как покинуть Россию навсегда. В коробке оказалось много других вещей, и среди них золотой медальон с мужским портретом. У серьезного, статного незнакомца были тщательно ухоженные и расчесанные борода и усы, и в те времена он наверняка считался очень красивым мужчиной. А глаза… глаза были совсем как у нее – они жили и смеялись на этой старинной пожелтевшей фотографии, хотя лицо незнакомца хранило важную, сосредоточенную мину. Мне попались и другие снимки с мужчинами в военных мундирах – наверное, это были ее отец и братья. Во всяком случае, один из этих юношей просто поразительно походил на нее. А еще я нашла маленький портрет ее матери, кажется, мне доводилось видеть его и прежде. Вместе с фотографиями хранилась театральная программка «Лебединого озера» и групповой снимок юных, улыбчивых балерин. В самом центре стояла изящная красавица, чьи точеные черты и сверкающие глаза оставались неизменными все эти годы. Мне не составило труда узнать в ней Анну. На снимке она выглядела потрясающе прекрасной и невероятно счастливой. Она весело смеялась в объектив, и окружавшие ее подруги смотрели на нее с искренним уважением и приязнью.

Под конец с самого дна коробки я извлекла толстую пачку писем. С первого взгляда стало ясно, что они написаны по-русски изящным, но четким мужским почерком, явно принадлежавшим интеллигентному человеку. Пачку аккуратно стягивала блеклая голубая лента – писем оказалось довольно много. При виде этой пачки я подумала, что держу в руках тот самый вожделенный ключ к мучившим меня загадкам. Вот она, тайна, о которой она молчала и которой не делилась ни с кем с тех пор, как покинула Россию. Здесь, в этой коробке, все еще жило ее прошлое, согретое счастливыми улыбками многих и многих людей, что были ей когда-то близки и навсегда остались вдалеке ради новой жизни. По сравнению с прошлым эта новая жизнь запросто могла показаться ей тусклым, безрадостным существованием.

Не выпуская из рук заветные туфельки и проводя пальцами по гладкому атласу, я надолго задумалась. Какой же отважной и сильной душой обладала она – и сколь многим вынуждена была поступиться! А что, если кто-то из этих людей живет где-то до сих пор, и тоскует и помнит о ней, и так же хранит старые, пожелтевшие фото?.. Мои мысли снова вернулись к человеку, написавшему когда-то эти письма: кем он был для нее и что с ним случилось? Впрочем, если бы он не был для нее так дорог, стала бы она с таким тщанием целую вечность хранить старые письма, забрала бы их с собою в свой последний приют? Я понимала это и так, даже не зная их содержания. Он был для нее чрезвычайно важен и наверняка очень ее любил, судя по толщине этой пачки.

Да, у нее была иная жизнь до того, как пришлось переехать в Вермонт, и задолго до того, как появилась на свет я. И эта жизнь ничем не напоминала то существование, что она вела в нашем доме. Ее прошлое было напоено волшебством, юным восторгом и славой. Я вспоминала, каким суровым казался на фотографиях мой дед, и от всей души надеялась, что этому человеку все-таки удалось подарить ей хоть капельку счастья и любви. Она унесла свои тайны с собой в могилу, и в этой коробке лежало все, что мне осталось: изношенные туфельки… программка «Лебединого озера»… и его письма.

Пальцы как бы по собственной воле нащупали золотой медальон – почему-то я не сомневалась, что портрет принадлежит именно ему. И снова в голове зароилось множество жгучих вопросов. Вопросов, на которые мне больше никто не сможет дать ответ. Тут же возникло желание отдать эти письма в перевод, чтобы поскорее узнать их содержание. Но я не могла отделаться от чувства неловкости – никто не давал мне позволения копаться в чужом прошлом. Недаром она не захотела мне их отдать. Она просто оставила их на гардеробе. Да ведь мы были так близки – может, она бы не обиделась? У нас оставалось так много общего. Она все еще жила в моих воспоминаниях о тех бесконечных счастливых часах, что мы проводили вместе, в преподанных ею уроках, в сказках и легендах, услышанных когда-то от нее. Теперь ей самой предстояло превратиться в легенду, и вряд ли ее обидит мое желание приподнять завесу над самой сокровенной, загадочной частью этой истории. По крайней мере я на это надеялась. Все равно я бы не смогла потушить в душе пожар любопытства, разгоревшийся при виде фотографий и писем с новой силой. Так или иначе, я должна была взглянуть в лицо правде, тщательно скрываемой ею на протяжении всей жизни.

Да, конечно, для меня она была и останется Грэнни Энн, подвижной старушкой и самой любимой бабушкой на свете. А где-то в прошлом, в неведомых чужих землях ее окружали другие люди, и ее жизнь была полна смеха, и танцев, и любви. Напоминание о том, что она была когда-то юной, оставалось лишь невнятным шепотом, таившимся в самой глубине моего подсознания. Я поняла это наконец, но, увы, слишком поздно, сидя ночью в темной кухне и разглядывая фотографии юной красавицы балерины. По щеке покатилась скорбная слеза, и я с грустной улыбкой прижала к лицу оставшиеся от нее маленькие розовые туфельки. Ветхий теплый атлас ласково прикоснулся к моей щеке, и я снова с надеждой подумала, что сумею узнать всю ее историю, когда прочту старые письма, аккуратно связанные голубой лентой. Всем своим существом я ощущала, как много тайн хранят эти хрупкие страницы.

Глава 1

Анна Петровская родилась в Москве в тысяча восемьсот девяносто пятом году. Ее отец был офицером Литовского полка, и у нее было четверо братьев. Все они были красивыми высокими юношами, носили военные мундиры и дарили ей сладости, когда приезжали домой в отпуск. Самый младший из них был старше Анны на целых двенадцать лет. Они наперебой развлекали ее, когда бывали дома, – пели и играли, так что от их возни весь дом ходил ходуном. Ей ужасно нравилось проводить время, пересаживаясь с одних широких сильных плеч на другие, пока братья старательно изображали из себя резвых лошадок. Анна нисколько не сомневалась, как, впрочем, и все окружающие, что братья ее обожают.

Мать запомнилась Анне как нежная, изящная красавица с изысканными манерами. От нее всегда пахло духами с ароматом сирени, и она обязательно рассказывала дочке на ночь какую-нибудь занимательную историю из своего детства, а потом пела колыбельную. Это была общительная, веселая женщина, и Анна очень ее любила. Мать умерла от тифа, когда девочке исполнилось всего пять лет. И с тех пор жизнь ее пошла совсем по-другому.