Ант Скаландис - Волосатый слон

• Название: Волосатый слон
• Автор: Ант Скаландис
• Жанр: Юмористическая фантастика

"Балаганно-веселые и вместе с тем пронзительно печальные рассказы..."

(Из аннотации издательства)

---

Ант Скаландис, Сергей Сидоров ВОЛОСАТЫЙ СЛОН (рассказ)

Погода с самого утра стояла чудная.

Михаил Шарыгин мысленно написал эту фразу на облупленной стене Дворца культуры и призадумался: на каком слоге ставить ударение в слове «чудная»? А ведь, пожалуй, и так и так правильно. Восход был ясным, потом тучки натащило откуда-то, дождь пошел, потом опять солнце, и снова моросило, и снова солнце… Ну, прямо, Прибалтика, ей Богу! Вспомнилось Рижское взморье, беззаботная юность. Там сейчас хорошо, наверно – конец августа, не жарко, но купаться можно: мелкое у берега море прогрелось за лето основательно. А в мышуйских речушках и прудах холодновато уже. Скоро осень.

Сделалось грустно вдвойне. Невыносимо захотелось к морю. Не то чтобы просто вырваться из города – это само собой – а вот именно к морю. С чего бы вдруг? С недосыпа, что ли?

Михаил возвращался после ночного дежурства на главном городском сервере «мыш.ру». Сервер, как всегда, дурил: отказывался принимать корреспонденцию с адресов, записанных латиницей, а на любые англоязычные команды злобно огрызался. Это началось еще с тех пор, как в Мышуйске русифицировали все компьютерное хозяйство. Но сегодня случился полный «глюконат»: не удавалось отправить ни единой «мышаги», как называли в городе электронные письма. В общем, Шарыгин намучился, проверяя системные файлы, гоняя тестовые программы, осуществляя общую профилактику. За всю смену глаз не сомкнул. Думал, сразу домой и спать, а вот вышел в этот пронзительно свежий предосенний денек, пропитанный дождем и солнцем, и разгулялся неожиданно, зашагал по городу куда глаза глядят.

В данный момент глаза его глядели на афишу одного из самых крупных в Мышуйске залов – Большого зала ДК пивзавода. Настоящий дворец, выстроенный со сталинской помпезностью, вмещал он полторы тысячи зрителей на трех ярусах, и имел в своем арсенале не только огромную вращающуюся сцену и оркестровую яму, но и весьма солидный орган, поговаривали, второй в России после Зала Чайковского. Филармония скромно отдыхала в трех автобусных остановках от гордости пивоваров.

А Шарыгин любил послушать хорошую музыку и теперь внимательно изучил программу концертов и прочих мероприятий. Однако в мертвое утреннее время зал был отдан под лекцию известного в городе изобретателя и популяризатора науки Гурия Серафимовича Пимушина, который, если верить вчерашней газете, только что освободился из больницы имени Вольфа Мессинга.

На лекцию не слишком хотелось, но она как раз начиналась, и вход был бесплатный, да еще дождик вдруг зарядил с новою силой. В общем, Шарыгин второй раз перечитал объявление и решил, что зайти стоит. Ведь афиша-то висела примечательная. В рамках большой программы «Встречи со всякими людьми», причем под рубрикой «А знаете ли вы свой край, охламоны?» анонсировалось сообщение на тему «О вреде и реальной опасности облысения».

Шарыгин тихонько прошел в скупо освещенный зал и присел в среднем ряду полупустого партера. Огляделся: да нет, для утренней лекции народу даже слишком много, человек сто, как минимум. И все внимательно слушают.

Выступающий развешивал по трем большим доскам какие-то схемы, планы, большие цветные фотографии и длинные химические формулы. Говорил он громко, четко, даже артистично. И внешность имел колоритную: высокий, худой, жутко лохматый, лицо, как печеное яблоко – он напомнил Шарыгину Мика Джаггера, да и по возрасту, похоже, был ровесником знаменитому шоу-мену и новоявленному английскому рыцарю. Вот только понять, о чем говорит профессор Пимушин, никак Михаилу не удавалось.

Мелькнула почему-то забавная мысль: а что, если именно здесь и сейчас удастся узнать о Мышуйске нечто, способное направить ход его мыслей в правильное русло. Да, именно русло! Ведь Гурий вещал о реках Мышуе и Мышуйке. Но едва Шарыгин попытался сосредоточиться на этой теме, как тут же речь пошла о другом – о новой формуле чудодейственного эликсира «Волосатый рай». Давнюю историю с запрещением этого препарата Шарыгин смутно припоминал в апокрифах, ну, и решил теперь вслушаться, дабы узнать подробности. Так ведь и тут не удалось: минуты не прошло, а Пимушин уже взахлеб рассказывал о знаменитых мамонтах из полутайги, занесенных в Красную книгу, но по-прежнему варварски уничтожаемых спецподразделением генерала Водоплюева.

И в какой-то момент Михаил догадался, что просто отчаянно засыпает в уютной полутьме зала, а потому и прозевывает что-то самое важное. Окончательно удалось проснуться, лишь когда зал прошелестел сдержанными аплодисментами, провожая завершившего свое выступление Пимушина. Стало вдруг очень обидно, и Михаил поднялся на сцену.

– Можно задать вам один вопрос, Гурий…

– Серафимович, – подсказал профессор. – Я вас слушаю, молодой человек.

– Меня очень заинтересовала ваша концепция о руслах рек Мышуи и Мышуйки. Не можете ли вы объяснить ее чуточку подробнее?

– Не могу, – развел руками Пимушин, – честное слово, не могу.

Вот так ответ! Ну, что тут еще спросишь…

– Вас как зовут? – заботливо поинтересовался профессор.

– Михаил.

– Видите ли, Михаил, я как раз сегодня собирался провести очередной эксперимент, связанный с этими реками. Если желаете, у вас есть возможность поучаствовать.

Предложение было достаточно безумным для того, чтобы Шарыгин сразу согласился, не уточняя деталей. Спать ему уже не хотелось, а день был абсолютно свободен.

– Пойдемте, – решительно сказал профессор, оглядывая совсем опустевший зал. – Вы единственный поняли, что для меня сегодня главное. Пойдемте.

Больше ни один слушатель не подошел к Пимушину с вопросом. Обычное дело: мышуйцев давно уже практически ничто не удивляло. А торговать со сцены средством от облысения Гурию запретили. Что же, даст Бог, «Волосатый рай – нью» скоро поступит в магазины.

Гурий Серафимович Пимушин проживал совсем недалеко от ДК пивзавода в небольшом домике с красивым садом на высоком берегу Мышуйки. Гостю своему он сразу предложил чаю с бутербродами, так как негоже отправляться в путь на голодный желудок.

– Отправляться в путь? – Шарыгин выразил легкое недоумение.

– Мы сейчас сядем в мою резиновую лодку, – пояснил Пимушиний и двинемся вниз по течению до впадения Мышуйки в Мышую. Вот там, Михаил, мы и поговорим о руслах всерьез. А пока я бы вам очень советовал помазать голову моим фирменным средством. На затылке то, вижу, лысинка засветилась.

– Есть грех, – согласился Шарыгин. – А что, неужели поможет?

– Не то слово! Вы еще домой не вернетесь, когда кожа начнет пухом порастать. «Волосатый рай» – это штука, проверенная годами.

– То есть как – годами? Вы же говорили «новая формула».

– А разве вы не были на моей лекции?

– Признаюсь честно: больше половины проспал.

Профессор даже не обиделся.

– Ну что ж, тогда это долгая история, – предупредил он, – однако у нас, кажется, есть время, и я вам ее расскажу.

Проплешину свою на затылке Шарыгин из вежливости чудодейственным препаратом обработал. А история и впрямь оказалась долгая, и начиналась она еще в те далекие времена, когда Миша под стол пешком ходил. Пимушин так и сказал:

– Вы, молодой человек, может, тогда и не родились еще, Прошка Кулипин был студентом и пробавлялся всякой ерундой вроде самогона из ацетона, галстуков-самовязов да выращивания на огороде квашеной капусты, а ваш покорный слуга уже химию в университете преподавал. Между прочим, Прокофий толковый парень оказался. Жаль, что он теперь у Вольфика всерьез и надолго поселился.

– Так ведь не его же вина, – заметил Шарыгин.

– Ах, бросьте, Михаил! Неужели не поняли еще, что в нашей больнице вовсе не психов держат. Вроде не первый год в Мышуйске… Сами-то не были еще?

– Бог миловал, – пожал плечами Шарыгин. – мне кажется, я не по этой части.

– Все мы по этой части, – нахмурился профессор. – Знаете, как в большом мире говорят? От тюрьмы да от сумы не зарекайся. А у нас в Мышуйске другая поговорка: «От психушки, да от смерти-старушки…»

– Но, простите, – решил сообщить Шарыгин. – Я же сюда на лыжах пришел... из большого мира.

– Слыхал об этом, – кивнул Пимушин. – Ну и что? А я на велосипеде приехал. В одна тысяча девятьсот пятьдесят втором году. Тоже любил путешествия, вот по дурости и заехал. А велосипеды тогда еще с номерами были. Представляете себе: государственный номерной знак на каждом велосипеде! Такие были времена. Как-нибудь покажу вам. Этот велик до сих пор у меня на чердаке лежит… Но я же о другом хотел рассказать. Пойдемте в сарай. Лодку надуем.

И пока они ее надували, пока укладывали рюкзаки, пока шли к берегу, спускали плавсредство на воду и отчаливали, используя короткие пластиковые весла, профессор успел рассказать вот что.

Очевидно, от слишком интенсивной мозговой деятельности Гурий Пимушин начал лысеть лет в восемнадцать, и очень коплексовал по этому поводу. Но не только комплексовал, а изучил, не ленясь, добрую сотню книг по вопросам облысения и кожной растительности и понял не только принцип, но и глубинные основы процесса. Оказалось, потеря волос на голове впрямую связана с потерей интеллектуальной энергии. «И не рассказывайте мне, – бывало, кипятился Гурий, – как много на свете лысых умников. Вы и представить себе не можете, чего бы они достигли, если б еще и волосы нарастили!» В общем, годам к двадцати пяти собственные волосы Гурий вернул, они у него на голове не то что вновь выросли, а прямо заколосились и пышным цветом зацвели. И диссертацию по химии он защитил в тот же год, став самым молодым доктором наук в Мышуйске. Но вот беда – средство его оказалось сугубо индивидуальным, на других не действовало. А Гурий Серафимович как человек добрый, отзывчивый всегда сочувствовал всем вокруг, особенно лысым мужикам.