Дэвид Седарис - Одень свою семью в вельвет и коттон

• Название: Одень свою семью в вельвет и коттон
• Автор: Дэвид Седарис
• Издательство: Издательский дом Вильямс
• Жанр: Современная проза
• Год: 2007

В своей новой книге Дэвид Седарис приподнимает покров скучной повседневной жизни, приоткрывая таящийся в ней абсурд. Его мир полон странных желаний и тайных мотивов, в нем прощение происходит само собой, а холодная рассудочность может оказаться высшей формой любви. Читая Одень свою семью в вельвет и коттон, понимаешь, что перед нами один из умнейших и оригинальнейших писателей нашего времени в расцвете своего мастерства.

---

Когда топишь зверька – даже покалеченного, – основная сложность в том, что он никак не хочет в этом участвовать. У этой мыши не было никаких перспектив, а она все-таки боролась, мобилизуя уж не знаю какие силы. Я пытался удержать ее под водой рукояткой метлы, но это был неподходящий инструмент для такого дела, и мышь снова и снова выскальзывала на поверхность. Видя в живом существе такое упрямство, хочется уступить, но я же хотел как лучше, даже если мышь этого не понимала. Мне еле удалось пригвоздить ее хвост ко дну ведра, когда этот фургон затормозил и остановился перед домом. Я говорю «фургон», но это был, скорее, мини-автобус, с окнами и тремя рядами сидений. Фары были включены на полную мощность, и дорога перед ними казалась черной и абсолютно гладкой.

Через пару минут окно со стороны водителя опустилось, и в круге света, падавшего с крыльца, показалась голова мужчины. «Бонсуар», – поздоровался он. Так человек в спасательной лодке кричит «привет!» проходящему мимо кораблю: создавалось впечатление, что он очень рад меня видеть. Когда он открыл дверь, зажегся свет, и я увидел, что за ним сидит пять человек, двое мужчин и три женщины, и все смотрели на меня с явным облегчением. Они были взрослые, шестидесяти-семидесяти лет, и у всех были седые волосы.

Водитель заглянул в маленькую книжечку, которую держал в руке. Потом опять перевел взгляд на меня и попытался воспроизвести только что прочитанное. Это было не очень по-французски – он произносил слова фонетически, не имея понятия, как надо расставить ударения. «Вы говорите по-английски?» – поинтересовался я. Водитель хлопнул в ладоши и обернулся к своим пассажирам: «Он говорит по-английски!» Эта новость была встречена с энтузиазмом и переведена одной из женщин, явно недооценившей ее важности. Тем временем моя мышь снова выбралась на поверхность и пыталась уцепиться здоровой лапой за край ведра. «Мы ищем одно место, – сказал водитель. – Дом, который снимаем вместе с друзьями». Он говорил громко и с легким акцентом. Мне показалось, с голландским, а может, со скандинавским.

Я спросил, в каком городе находится этот дом, а он ответил, что не в городе, а в дереуне.

– Где?

– В дереуне, – повторил он.

То ли у него был дефект речи, то ли в его языке буква «в» отсутствовала. В любом случае мне хотелось, чтоб он повторил это слово еще раз.

– Простите, – сказал я. – Но я не расслышал, что вы сказали.

– Дереуня, – повторил он. – Друзья сняли домик в маленькой дереуне, и мы никак не можем его найти. Мы должны были там быть давным-давно, но совсем заблудились. Вы знаете эту местность?

Я сказал, что знаю, но название деревни мне ни о чем не говорило. В нашей части Нормандии бессчетное количество маленьких деревушек – кучки каменных построек, прячущиеся среди лесов или приютившиеся у края немощеной дороги. Может быть, Хью знал бы, о чем идет речь, но я не вожу машину и потому обычно не обращаю внимания на названия. «У меня карта, – сказал водитель. – Может, взглянете на нее?»

Он вылез из фургона, и я увидел, что он одет в белый нейлоновый спортивный костюм с широкими штанами, присобранными у лодыжек. К такому костюму подошли бы кроссовки, но на нем были черные туфли из мягкой кожи. Ворота были открыты, и когда он начал подниматься по ступенькам, я вспомнил, чем занимался до их приезда, и подумал, как странно должно это выглядеть. Я было решил пойти ему навстречу, но к тому времени он уже поднялся на крыльцо и дружески протягивал мне руку. Мы обменялись рукопожатием, и, услышав слабый плеск, он скосил глаза в сторону ведра. «О, – сказал он. – Я вижу, у вас тут плавающая мышка». Тон у него был такой, что объяснять ничего не хотелось, ну, я и не стал. «Мы с женой держим собаку, – продолжал он. – Но мы ее не взяли с собой. Слишком много хлопот».

Я кивнул, и он протянул мне карту, ксерокопию с ксерокопии, со всякими стрелочками и пояснениями на языке, который я не распознал. «По-моему, в доме есть кое-что получше», – сказал я и предложил следовать за мной, что он и сделал.

Неожиданный и незнакомый посетитель позволяет вам увидеть знакомое жилье как бы впервые. Я представляю себе техника, пришедшего снять показания счетчика в кухне в восемь часов утра, свидетеля Иеговы, стоящего посреди вашей гостиной. Они как будто говорят: «Вот, посмотри моими глазами». Мне всегда казалось, что у нас веселенькая гостиная, но, войдя в дверь, я понял, что ошибался. Не то, чтобы в ней был беспорядок или грязь, но выглядела она как-то подозрительно, как человек, бодрствующий, когда все вокруг крепко спят. Я посмотрел на «Прозрачного человека», разбросанного по столу. Его составные части лежали в тени большого чучела цыпленка, и казалось, что цыпленок оценивающее смотрит на них, решая, какой орган наиболее аппетитный. Сам стол, ореховый, ручной работы, радовал глаз, но стулья вокруг него были разукомплектованы и в разной степени поломаны. На спинке одного из них висело полотенце с эмблемой окружного суда Лос-Анджелеса. Это был подарок, мы его не покупали, но, тем не менее, оно там висело, привлекая внимание и к стоящей рядом кушетке, на которой валялись два номера дешевого журнала полицейской хроники. Я его покупаю специально, чтоб улучшать свой французский. На обложке последнего номера была фотография молодой бельгийки, туристки, убитой куском асфальта. «Нет ли в вашей местности маньяка-убийцы?» – вопрошал заголовок. Второй номер был открыт на странице с кроссвордом, который я пытался решать несколькими часами раньше. Одно из определений переводилось как «женский половой орган», и я вставил в нужное место слово «вагина». Это было впервые – мне удалось ответить на вопрос французского кроссворда, и, чтобы отметить это событие, я поставил на полях яркие восклицательные знаки.

Похоже, все складывалось в единую картину, и все, на что падал мой взор, дополняло ее: альманах огнестрельного оружия, вдруг ставший очень заметным на книжной полке, тесак для мяса, лежащий без всякой причины на фотографии соседской внучки.

– Это скорее дача, – сказал я. Мужчина кивнул. Теперь он смотрел на камин, который был чуть выше его. Обычно я вижу там только монолитный каменный очаг и дубовую облицовку, но он изучал крюки для мяса, свисающие в темных внутренностях камина.

«Во всех домах, которые мы проезжали, было темно, – сказал он. – Мы едем уже несколько часов, пытаясь найти кого-нибудь, кто не спит. Мы увидели огни вашего дома, открытую дверь…». Его слова были мне знакомы по бесконечным фильмам ужасов – так заблудшая душа является графу, сумасшедшему ученому, оборотню, за пару минут до его превращения.

– Извините за беспокойство.

– Да что вы, никакого беспокойства. Я всего-навсего топлю мышь. Входите, прошу вас.

– Так что, – вспомнил водитель, – вы говорили, у вас есть карта?

У меня их было несколько, и я выудил самую подробную из ящика, где лежал, кроме всего прочего, короткий обрывок веревки и дорожный набор для шитья, похожий на расчлененный палец. «Откуда взялся весь этот хлам?» – спросил я себя. Рядом со столом стоит низкий комод, и, отпихнув в сторону хрупкий череп детеныша обезьяны, я разложил карту на его поверхности и нашел на ней дорогу, проходившую мимо нашего дома, и деревню, которую разыскивал мужчина. До нее было не больше десяти миль. Путь был несложный, но я все-таки предложил ему взять карту, понимая, что он будет чувствовать себя увереннее, если сможет свериться с ней в дороге.

– О, нет, – стал он отказываться, – я не могу. – Но я настоял на своем и с крыльца наблюдал, как он несет ее по ступенькам в фургон – его мотор работал на холостых оборотах. «Если возникнут проблемы, вы уже знаете, где я живу, – сказал я. – Вы вместе с друзьями можете переночевать здесь, если хотите. Правда, я серьезно. У меня куча кроватей». Мужчина в спортивном костюме помахал мне на прощанье, и фургон скатился с холма и исчез за соседской покатой крышей.

У мыши, так отчаянно боровшейся с моей метлой, кончилось и второе дыхание; безжизненная, она плавала на поверхности воды. Я подумал – вылить ведро в поле за домом, но без фургона с его горящими фарами и уютным урчанием мотора все за пределами крыльца выглядело уж очень зловеще. Внутренность дома вдруг показалась мне такой же угрожающей, и вот я стоял и смотрел на то, что теперь называл в уме «моя дереуня». Когда взойдет солнце, я похороню своих мертвых и наполню пустое ведро гортензиями, в них есть жизнь и цвет. Они так чудесно смотрятся на столе. Они так приятны для глаза.