Наталья Сац - Новеллы моей жизни. Том 1

• Название: Новеллы моей жизни. Том 1
• Автор: Наталья Сац
• Издательство: издательство «Искусство»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1984

В этой книге — как говорила сама Наталия Ильинична Caц — «нет вымысла. Это путешествие по эпизодам одной жизни, с остановками около интересных людей». Путешествие, очень похожее на какой-то фантастический триллер. Выдумать такую удивительную правду могла только сама жизнь.

С именем Н.И.Сац связано становление первого в мире театра для детей. В форме непринужденного рассказа, передающего атмосферу времени, автор рисует портреты выдающихся деятелей искусства, литературы и науки: К.Станиславского, Е.Вахтангова, А.Эйнштейна, А.Толстого, Н.Черкасова, К.Паустовского, Д.Шостаковича, Т.Хренникова, Д.Кабалевского и многих других.

Книга начинается воспоминаниями о детских и юношеских годах и завершается рассказом о работе в Алма-Атинском оперном театре в 1944 году.

---

Сергею Сергеевичу показались мои доводы убедительными. Он минуту подумал и сказал:

— Согласен. А текст пусть напишет поэтесса, у которой не вышел «Петя» и на которую я тогда… напал.

Это было во всех отношениях прекрасное предложение. Уже через две недели я передала Сергею Сергеевичу текст «Сладкой песенки», написанной Н. Саконской:

«Продает меня в палатке
Наш советский продавец.
А зовут меня, ребятки,
Очень вкусно: леденец.
Разверни обложку,
Пеструю одежку,
И увидишь — правда, леденец.

Мне всегда живется сладко,
Я любимец всех ребят,
А зовут меня, ребятки,
Очень просто: шоколад.
Разверни обложку,
Пеструю одежку,
И увидишь — правда, шоколад», и. д.

Прокофьев написал на этот текст совершенно очаровательную песенку — грациозную, выразительную, с большим юмором. Имея в запасе такой козырь, как «Сладкая песенка», написанная «самим Прокофьевым», мне уже было легче привлекать к этому делу новых и новых работников искусств.

Один мой старший родственник часто повторял:

— Боже мой! Поговоришь с тобой и подумаешь — только и свету в окошке, что твой Детский театр.

Он был прав. Для меня весь свет шел из этого окошка!

— Она закроет все взрослые театры и сделает их детскими. Бойтесь ее, бойтесь! — кричал с комическим ужасом при виде меня артист Театра Вахтангова Анатолий Горюнов.

Ничего я не хотела закрывать, искусство для взрослых, конечно, любила, как и все, но… поворачивать курс талантливых людей на станцию «Детская» — это же было необходимо, у детей прежде было так мало подлинно ценного в сокровищнице искусства!

По моим настойчивым просьбам Сергей Сергеевич написал на слова Агнии Барто вокальный монолог «Болтунья». Песней это не назовешь. Это очень тонкая и сложная палитра для исполнения женским голосом.

«Что болтунья Лида, мол,
Это Вовка выдумал,
Это Вовка выдумал,
Что болтунья Лида, мол».

Написав «Болтунью», Сергей Сергеевич сказал:

— Это произведение посвящено тебе.

Я, конечно, была в восторге и спросила:

— А где это написано?

Он открыл ноты. Под заглавием «Болтунья» было его рукой написано: «Ей же и посвящается».

Я поблагодарила и посмеялась весело, но откровенно сказала Сергею Сергеевичу, что для детского восприятия это его сочинение сложно, что это, скорее, «взрослым о детях».

В последний раз я видела Сергея Сергеевича в 1937 году…

Он давно умер. А музыка его звучит повсюду, и чем больше ее слушаешь, тем она нужнее и роднее. Нет сейчас во всем мире детского симфонического произведения, которое было бы более популярно, чем «Петя и волк». Миллионные тиражи грампластинок на всех языках, лучшие оркестры, знаменитейшие дирижеры, слушатели — не только дети, но и взрослые.

«Рожденный в Москве, Петя ходит со своим волком по концертным эстрадам всего мира и учит детей любить и понимать симфоническую музыку», — сказал мне немецкий музыковед Хорст Домогалла.

Я исполняю «Петю» с тем же наслаждением и волнением, как в 1936 году, и сейчас «слова так сливаются с музыкой, что, кажется, присутствуешь при новом рождении этой сказки» — такие слова слышала и видела на газетных столбцах много раз, и они мне дороже всего: кто стоял у колыбели нового произведения, всегда будет ощущать радость его рождения, испытывать ее вновь и вновь от каждого соприкосновения со звучанием гениальной музыки.

Весной 1969 года исполняла «Петю и волка» в первый раз на немецком языке в «Комише опер», в театре Вальтера Фельзенштейна. Дирижировал Герт Баннер. Дети съехались в Берлин со всей ГДР. Какой это был праздник!

«Сергей Прокофьев родился в деревне Солнцевка. Казалось, солнце поцеловало его еще при рождении — волосы были у него золотисто-рыжие, а творчество — жизнерадостно-солнечное. Музыку Прокофьева поняли не сразу. Недаром одним из его произведений была сказка Андерсена „Гадкий утенок“. Сам Прокофьев какое-то время тоже чувствовал себя гадким утенком, но теперь все знают, что он — чудесный лебедь…» — Я говорила маленьким берлинцам о создателе «Пети и волка» по-немецки, без записки, от сердца, и счастье, что тот, кто подарил детям гениальную симфоническую сказку, был моим другом, наполняло меня всю без остатка.

Концерт имел большой успех. Спасибо Сергею Прокофьеву за то, что он захотел и сумел сделать такой огромный вклад в сокровищницу симфонической музыки для детей!

Праздники детства

В 1936 году меня попросили придумать сценарий и быть режиссером торжественного концерта 6 ноября в Большом театре. Полная карт-бланш — никаких ограничений. Задание — показать расцвет детской художественной самодеятельности в любой найденной мною форме.

В этом году у руководителей Московского комитета партии появилась чудесная идея — предстоящей весной создать в Москве несколько парков специально для детей. Я решила свой сценарий сделать как бы первым (пока еще сценическим) воплощением этой мечты и назвать его «Детский парк». Один из лучших театральных художников того времени — Борис Эрдман — по моему режиссерскому плану сделал декоративное оформление сцены Большого театра — со стройными тенистыми деревьями, клумбами роз и пионов, кустами цветущего жасмина и сирени, перевитыми зеленью беседками, качелями и гигантскими шагами, сценой на сцене, даже с детской станцией детского «метро».

В каждом районе отобрала по сто лучших участников детской самодеятельности семи-двенадцати лет. Районов одиннадцать — получилось тысяча сто «артистов». Посоветовавшись с художником, решили всех их одеть в белые костюмы — белые матроски, белые носки, белые туфли. До чего же при ярком свете на фоне декорации красиво звучало это белое на наших юных участниках! Но, конечно, это был не просто концерт — там было свое сквозное действие, мизансцены, отдельные выступления вкраплены в целое единого замысла. Значит, надо было репетировать около месяца. Большой театр дал нам хоровой класс на двести человек «в полное распоряжение», сцену — только на шесть последних репетиций. Дети репетировали свои сцены не больше чем по полтора часа — их привозили после школы на специально для них разукрашенных автобусах и на них же увозили назад. Дети менялись, а я оставалась в том же классе часов по восемь подряд.

Были в нашей программе и танцы разных народов, и театрализованные детские игры, и выступления юных музыкантов, и физкультурно-акробатические соревнования, и сцена юных садоводов, и, конечно, детские хоры.

Зиновий Дунаевский не только представлял участников своего самодеятельного коллектива, но и помог сделать этот коллектив магнитом для подключения как бы просто гулявшей по парку детворы, а хормейстер Степанов по моей просьбе две песни разучил со всеми участниками этого детского концерта для его заключительной части.

Текста в моем сценарии было сознательно мало, действия много, очень много музыки и песен, специально по сценарию написанных лучшими советскими композиторами. Аккомпанировал, вернее, неотрывно от ребят соучаствовал во всем нашем представлении, весь оркестр Государственного академического Большого театра во главе с дирижером Василием Васильевичем Небольсиным.

Был у меня и еще один «дерзкий» план. Среди моих участников был маленький и очень волевой Толя Шалаев, который превосходно дирижировал своими пятью старшими братьями-баянистами. Я задумала, чтобы заключительным хором дирижировал он. Напрасно мой главный помощник в музыке этого вечера Леонид Половинкин говорил, что это невозможно. Я ужасно не любила и не люблю, даже просто не умею отказываться от задуманного.

И с Толей и с другими участниками дел было по горло. За три дня до выступления, вернувшись домой после репетиции, почувствовала, что силы исчерпаны. Села около ванны помочить холодной водой голову, которая кружилась, и… упала в ванну.

Потом была скорая помощь, доктора, уколы и все, что полагается, но самое страшное — я сутки не могла встать, а дети привыкли ко мне и других не слушались, и детей было много. Ведь уже начались сводные репетиции на сцене!

На премьеру я явилась благодаря уколам камфары, бледная, с чужими ногами, которые передвигала, как вставные, деревянные, от меня отдельные, какие-то клюшки. Помню, как началось движение в дипломатических ложах, как раздалась овация всего зала этому шествию юных и счастливых. В конце спектакля Толя Шалаев «обращался с просьбой» к дирижеру В. В. Небольсину разрешить ему продирижировать заключительным хором. Небольсин вступал с ним в шутливый спор, но в конце концов уступал. Толя спускался в оркестр, становился за пульт и дирижировал оркестром Большого театра и хором из тысячи ста ребят, который исполнял написанную Л. Половинкиным на слова Н. Добровольского песню:

«О детстве счастливом, что дали нам,