Наталия Роллечек - Деревянные четки

• Название: Деревянные четки
• Автор: Наталия Роллечек
• Издательство: «Детская литература»
• Жанр: Детская проза
• Год: 1976

Автобиографическая повесть польской писательницы, разоблачающая реакционную сущность различных католических организаций, которые уродуют судьбы молодежи.

---

Мать, задавленная нуждой, отослала меня на целый год к сестре своей, Броне. Однако Броня была вся поглощена хлопотами в связи с предстоящей свадьбой и переездом на жительство к матери своего будущего мужа, и мой неожиданный приезд смутил ее и застал врасплох. Так как Броня не могла взять меня с собою к свекрови – женщине строгой и неприветливой, а отправить назад в Краков тоже не хотела, она поместила меня в приют для сирот при женском орденском монастыре.

…Молебствие продолжалось. Были прочитаны все вечерние молитвы, «Деяния апостолов»… Начался бесконечный ряд молитв за высокопоставленных орденских особ: матушку-генералку, матушку-провинциалку, матушку-настоятельницу;[71] за сестер[72] в Америке, за сестер в Варшаве, за сестер в Кракове…

Время от времени кто-нибудь из девочек от усталости садился задом на пятки. Тогда монахиня, наблюдавшая за порядком, тихонько подходила к лентяйке и ударяла ее носком сандалии по заду. Нарушительница порядка быстро выпрямлялась, и нестройный хор голосов звучал более дружно.

…За повсеместное распространение католической церкви и нашей святой веры… пять "Отче наш», пять "Богородице дево, радуйся», пять «Слава отцу и сыну и святому духу»…

"Да, это, наверно, никогда не кончится", – размышляла я, чувствуя, как немеют колени, и борясь с непреодолимым желанием опуститься задом на пятки. Непомерно большое число молитв, прочитанных за святого отца,[73] наводило на мысль о том, что он должен быть самым большим грешником на земле, коль требуется ему такая огромная духовная помощь.

Наконец-то всё!

Девочки поднялись.

Монахиня подошла ко мне.

– Возьми свои вещи и иди наверх.

Я быстро окинула взглядом ее лицо; оно было очень бледным, губы чуть искривлены, а глаза живые, черные, блестящие. Ростом и фигурой монахиня походила на пятнадцатилетнюю девочку.

– Хорошо, слушаюсь, – покорно ответила я, опуская глаза.

Сироты галдели, прыгали через скамейки, искали что-то на полках буфета и выкидывали оттуда на пол школьные ранцы, тетради, книги; визжали, гримасничали и препирались неизвестно из-за чего.

Шум затих только после того, как раздался гневный голос монахини:

– Все наверх! Забыли, что после молитвы должна быть тишина? Гелька, Йоаська, наверх! Если кто-либо из вас еще пикнет, то получит завтра от меня!

Девочки бросились к дверям. В коридоре и на лестнице раздался топот ног. Я пошла за ними.

Спальня находилась на чердаке. Железные койки стояли очень близко одна к другой, и в узкие проходы между ними нужно было протискиваться боком. Голые деревянные стены, грязный пол, тусклая лампочка у самого потолка – таков был "пейзаж".

Девочки разделись с молниеносной быстротой, бросая одежду на застеленные серыми одеялами койки. Через несколько минут они лежали уже под одеялами.

– Ложись быстрее на свободную кровать, а то сестра Модеста погасит сейчас свет! – крикнула мне одна из девочек.

Свободную койку я нашла возле окна. Разделась, аккуратно сложила одежду и влезла под колючее одеяло. Сердце, полное смутного ожидания и неуверенности, учащенно билось. У меня было такое чувство, словно мое пребывание в приюте – это какой-то сон, какая-то шутка, что на самом деле всё будет еще совсем по-другому: придет сюда какой-то новый человек, зажжет яркий свет, исчезнет пахнущая грязным бельем спальня – и всё станет по-новому…

В этот момент свет погас. Шурша рясой, посередине комнаты прошла сестра Модеста и скрылась за дверью своей кельи.

Я приподняла голову, взглянула в окно: серое небо, а внизу всё черно. Сердце не переставало учащенно биться.

Девчонки шумно ворочались, храпели и стонали во сне.

Набитая соломой подушка шелестела у меня под головой, потрескивал при каждом движении матрас, тоже набитый соломой. Жесткий ворс одеяла кусал мне плечи и спину. Я сняла с матраса простыню и завернулась в нее. Прижалась лицом к жесткой подушке. На глаза у меня набежали слезы. Я заснула…

Разбуженная, я села на койке, не понимая, что происходит вокруг меня.

Одни девочки уже встали, другие, укутав головы одеялами, лежали недвижимо, как куклы, а вся комната взвизгивала на разные голоса:

– Ангеле божий возвестил деве Марии…

– Сестра, ведь еще только пять часов, ну еще минутку!

– Се, раба господня; да будет мне по слову твоему…

– Сестра, эта мартышка украла у меня ночью "думку".[74]

– Богородице дево, радуйся…

Сестра Модеста шла от одной койки к другой. Проворным движением правой руки она сдирала с лежащих одеяла, а левой наносила удары деревянными четками по голой шее и спине.

– Сабина! Гелька! Людка! Сейчас же одеваться и читать "Ангеле божий".[75]

Получившая удар четками быстро слетала с койки, делала несколько быстрых движений для разминки и присоединяла свой голос к хору, читающему "Ангеле божий". Но как только монахиня проходила дальше, она снова преспокойно заворачивалась в одеяло и ложилась на койку, чтобы подремать хоть еще немного.

Я смотрела с удивлением, как суетится без устали между койками сестра Модеста. С наиболее упорных она грубо сдирала одеяла и швыряла их на пол, деревянные четки весело гуляли по голым спинам. Не прошло и пятнадцати минут, как порядок был наведен и сестра Модеста стала безраздельным хозяином положения. Девчонки, поминутно поклевывая носами, сидели четырьмя длинными рядами на койках и охрипшими со сна голосами громко выводили:

– Се, раба господня; да будет мне по слову твоему…

Худенькие, желтые девичьи тела в грязных рубахах, серые невыспавшиеся лица, слипающиеся глаза и зевающие рты, воздающие хвалу своему творцу. Но вот одна из девочек, очень миловидная, с рыжими, вьющимися волосами, юркнула под одеяло. Когда же монахиня стянула с нее одеяло, рыжеволосая сорвалась с койки, как пружина, и гаркнула единым духом:

– …И слово стало плотню, и обитало с нами, полное благодати и истины![76]

Тут она получила от монахини по физиономии. Девчонки рассмеялись, и рыжая рассмеялась вместе с ними. А потом все, словно пощечина и дружный смех объединили их, слаженно и громко прочитали "Верую во единого бога отца"…

Закончив молитвы, девчонки начали поспешно одеваться. Напяливая юбку, я спросила ближайшую соседку:

– А где здесь умываются?

– Да там! – махнула она рукой.

Сунув ноги в туфли, я побежала в указанном мне направлении.

Умывальней служил узенький коридорчик, соединявший спальню с клозетом, соседство которого давало себя знать удушливым, тошнотворным запахом. На скамейке у стены стояло пять жестяных мисок, напротив них находился один-единственный кран. Возле него, пища и переругиваясь, толпились девчонки. Приподнимаясь на цыпочки, они старались дотянуться до струйки воды, чтобы, чуть смочив лицо, вытереть затем грязь куском тряпки, который был у каждой под мышкой.

– Как же так? Здесь нет ни мыла, ни полотенца! – удивилась я, наивно полагая, что это просто какое-то недоразумение. Но тут же убедилась, что никакого недоразумения нет, равно как нет ни мыла, ни полотенца, что пяти жестяных мисок должно хватить на тридцать с лишним девочек, что ночью кусалось не одеяло, а многочисленное семейство различных насекомых, что изо дня в день надо будет подниматься в пять часов утра, садиться на койке и читать "Ангеле божий" и что в течение целого года я не смогу куда-либо вырваться отсюда.

Как только раздался звонок, девчонки быстро выбежали из коридорчика. Помимо воли, вытолкнутая ими оттуда, я вновь очутилась в спальне, но, видя, что одна из сирот закрывает умывальню на ключ, с отчаянием воскликнула:

– Пусти меня! Ведь я же не успела умыться!

– А мне какое дело?! Нужно было встать пораньше. Сестра Модеста велела мне закрыть на ключ. Теперь мы все спускаемся вниз.

Я выходила из спальни, когда ко мне подошла сестра Модеста.

– Наталья, возьми из чуланчика метлу и тряпку и убери лестницу, ведущую в спальню, а также коридор. Это будет твоей обязанностью.

Спустилась вниз, мысленно ругая себя за то, что не спросила, где же находится этот чуланчик. Но картина, которая предстала передо мною, сразу же всё прояснила. Из тесной каморки под лестницей, бранясь и препираясь, девчонки выносили ведра, щетки, тряпки. Они разбегались со своими "трофеями" в разные стороны, и вскоре по всему зданию зашумела вода, выпускаемая из кранов. Наполнив ведра водой, они спешили к своими "обязанностям", то есть мчались в комнаты, коридоры, на лестницы, на чердак, в спальню, которые были распределены между ними для уборки. Утихли крики, ругань, отовсюду слышны были теперь только постукивание щеток да плеск воды.

Я растерянно осматривалась кругом, когда подошла сестра Модеста и набросилась на меня:

– Почему не убираешь?

– Да я… проше сестру… Мне не хватило ни ведра, ни тряпки.

– Всего этого достаточно, – безапелляционно заявила монахиня. – В следующий раз будешь вставать раньше и первой являться к чуланчику. Кто не выполнит свою "обязанность", тот не получит завтрака. Если бы ты пришла сюда вовремя, дежурная дала бы тебе всё, что нужно.