Андрей Плеханов - Бессмертный мятежник

• Название: Бессмертный мятежник
• Автор: Андрей Плеханов
• Жанр: Фэнтези

Демид Коробов, кандидат биологических наук, вовсе не собирался становиться борцом с Духами Тьмы, которые регулярно прорываются в наш мир из другой вселенной и вселяются в человеческие тела, превращая своих жертв в великих злодеев, колдунов, маньяков и убийц. Однако его никто не спросил. Мятежный дух Ан-Тирита проникает в его сознание, и с этого момента Демид превращается в истребителя сверхъестественных тварей.

---

Лека улыбнулась сквозь слезы.

– Я та, честное слово, та! А какая тебе нужна?

– Сейчас посмотрим. Раздевайся.

Лека автоматически, как делала уже сотни раз, стащила платье через голову и осталась в одних трусиках. Даже попкой покрутила по привычке. А потом ей вдруг стало неудобно. Странно… Лека уже давно забыла, что это такое – стеснение. А тут покраснела, нерешительно затеребила резинку трусов.

– Что, все снимать?

– Ну ладно, это можешь пока оставить, – разрешил Динамит. И улыбнулся. Лека тоже улыбнулась, а потом почему-то расхохоталась. Дико, правда? Стоишь тут голая, непонятно, зачем. Дурдом! А парень ей нравился. От него исходили какие-то теплые, дружеские волны ("флюиды" – почему-то вспомнила она давно забытое слово) и напряжение, не оставляющее ее в последние месяцы даже под наркотическим кайфом, исподволь уходило. Динамит дотронулся до нее и она подалась к нему всем телом. Но он хладнокровно отстранил Леку и начал изучение поверхности ее кожи.

– Ага. Ага. Подними-ка руки. Повернись спиной. Обратно повернись. Хм, интересно…

– Что интересно?

– Потом узнаешь. Слушай, голубушка, ты всегда была такой тощей?

– Ну… не всегда. В последнее время немножко похудела.

– Ничего себе похудела. Прямо узник Освенцима. Ты ничего не ешь, что ли?

– Да почти ничего, – призналась Лека. – Не хочется что-то.

– Анорексия называется такое дело, – резюмировал Демид. – Истощение. Еще немного, и по воздуху летать будешь. Ну ладно, это мы поправим – откормим тебя до приятных форм. А что за шрам на руке? Вены резала?

– Нет, это так… Дурняк надо было быстро снять, вот я бритвой и резанула. Когда кровь увидишь, это быстро отрезвляет, в себя приходишь. Проверено.

– Век живи, век учись, – философски заметил Динамит. – Сколько нового я от тебя узнал, детка, хоть книжку пиши. Don't try suicide, nobody give a damn, – неожиданно пропел он строчку из песни "Queen". – А ну-ка, переведи, что я там такое напел?

– "Не пытайся покончить с собой, всем на это наплевать", – перевела Лека и поразилась – неужели она не забыла еще английский окончательно? Все-таки что-то с ней здесь происходило, пустая голова потихоньку заполнялась обрывками мыслей, забытыми кусочками из давно прочитанных книг. Мозги, отвыкшие переваривать информацию, со скрипом приходили в движение.

– Неплохо, неплохо, – пробормотал Динамит. – Ай-кью[26] в зачаточном состоянии присутствует.

Потом начался сплошной дурдом. Динамит вооружился толстым фломастером и разрисовал Леку с головы до ног кривыми розовыми линиями, соединяя родинки на ее теле при помощи самодельного картонного лекала. Он вдохновенно трудился минут десять, и, наконец, с удовлетворением откинулся в кресле – как художник, разглядывающий свое произведение. Лека посмотрела на себя в зеркало. Выглядела она как индеец на тропе войны – невообразимый ацтекский узор покрывал ее кожу. Что-то было в нем мистическое. Расположение линий нельзя было назвать ни декоративным, ни даже правильным. И все же в этих изгибах наблюдалась определенная гармония, и если бы Леку спросили, какой человек способен нарисовать такой узор, она бы сказала: хороший.

Она провела по коже пальцем и на нем осталось красное пятно.

– Динамит, что это такое? Что ты тут изобразил?

– Не я изобразил. Все эти метки ты носишь с рождения. Я только соединил стигмы на твоем теле правильным образом, и вот результат.

– Ну и что это значит?

– Даже не знаю, как тебе объяснить. Боюсь, что пока ты не готова к такой информации. В двух словах, ты принадлежишь к определенному племени людей, изредка встречающихся на нашей земле. К тому же племени, к которому принадлежу и я.

– Так мы что, не русские, что ли?

– Нет, национальность тут не при чем. Это нечто другое.

Динамит сфотографировал Леку "поляроидом" и задумчиво поглядел на снимок.

– Надо же, вот закон подлости…

– Что-нибудь не так?

– Конечно! Почему-то милая, умная, красивая девушка оказывается чуть ли не исчадием ада, пытается меня убить, застрелить из пистолета. А наркоманка, которой на все наплевать, которая даже говорить по-человечески не может, носит на себе явные знаки добра и является моим союзником. Вот и пойми что-нибудь после этого…

Лека захотела обидеться, но почему-то ей стало жалко парня. Он сидел такой грустный и она подумала, что, наверное, он очень одинок. Она присела рядом с ним и положила руку на его колено.

– А ты любишь ее?

– Любил. Или казалось, что любил. Теперь уж и не знаю. Ты уж прости, Лена, что я тебя так… Честное слово, я очень рад, что ты нашлась – какая бы ты ни была. Ты, наверное, хороший человечек, только жизнь с тобой по-свински обошлась. Знаешь, большинство людей считает, что они – хозяева своим поступкам, а оказывается, что кто-то двигает ими как пешками в своей игре. Дай бог прожить жизнь и не узнать об этом. Потому что это чертовски обидно.

Он погладил Леку по голове и она закрыла глаза. Ей стало тепло и хорошо. Уже засыпая, она почувствовала, как кто-то накрыл ее одеялом.

ГЛАВА 4.

Вначале Демиду пришлось туго. Как он и ожидал, дар, доставшийся ему в наследство от Алексея, не принес ничего, кроме неприятностей. Впрочем, и неприятностями это нельзя было назвать – это было настоящей пыткой. Демид словно заново родился на свет – в новом теле, слишком совершенным для ничтожного человеческого мозга. Тело было снабжено усиленными в тысячу крат зрением, слухом, обонянием и осязанием, они заливали бедное, захлебывающееся сознание Демида потоками ненужной информации. Демид представлял теперь из себя человека с содранной кожей, собачьим носом, ослиными непомерно громадными ушами, глазами-телескопами, торчащими на полметра и качающимися на ходу. Голова его раскалывалась. Он не мог выйти на улицу, потому что мысли проходящих мимо людей звучали в его голове, словно шум потревоженного катастрофой вокзала, роились в его черепной коробке непрошеными гостями и оглушали. Демид не представлял, до какой степени раздражения могут довести голоса, день и ночь звучащие в воспаленном сознании. Он обзавелся черными, почти непрозрачными очками, затыкал уши и ноздри ватой, надевал толстые перчатки, но это помогало мало. Гиперэстезия сводила его с ума. Он мечтал оглохнуть и ослепнуть, хоть мгновение побыть в замечательной, благодатной черной тишине и насладиться покоем.

Состояние это нарастало и достигло апогея через неделю после того, как он получил способности Ан-Тирита. Демид с трудом припоминал сейчас подробности времени после гибели Алексея – объяснения с милицией, похороны, встречу с отцом Яны и ее отъезд. Некий могущественный покровитель позаботился обо всем – распутал клубок кровоточащих проблем, уладил все дела, заставил всех поверить в детский лепет, что нес Демид в попытке объяснить произошедшее и при этом не выдать ничего существенного. Демид не знал, кто помогал ему, но догадаться о вмешательстве извне было несложно – смерть Алексея была представлена несчастным случаем, про перестрелку в городе вообще забыли, к тому же Дема вдруг оказался богатым наследником – все имущество Алексея и разбитая машина Яны перешли к нему без особых бюрократических проволочек. Яна же начисто забыла все, что с ними произошло – о колдунах и Защитниках, о проклятии Агея, о собственных перевоплощениях и любви к Демиду. Она была уверена, что они катались несколько дней по лесам и деревням, познавая русскую самобытную глубинку и местный фольклор. Отец ее считал так же, и даже не беспокоился во время их отсутствия, полностью положившись на Демида. Дема получил свои доллары, но деньги его уже не радовали – после отъезда Янки тормоз, удерживавший его гиперчувствительность, лопнул, и Демида скрутило не на шутку.

К этому добавились неприятности с возросшей силой. Она выплескивалась из Демида буйными толчками, в самый неподходящий момент, и он ничего не мог с этим поделать. В автобусе он вдруг замечал, что пассажиры таращатся на него, как на чумного и обнаруживал, что поручень, за который он держится, согнут под прямым углом. Он ходил по улице с неестественной скоростью, люди вокруг него двигались словно в замедленном кино и отлетали в стороны – он просто не мог вовремя притормозить.

Демид был в шоке. Он заперся дома, чтобы ненароком не угробить кого-нибудь из подвернувшихся под руку (или под ногу) ни в чем не повинных сограждан. Всплески его неуемной энергии переключились на предметы его домашнего обихода и Деме оставалось только с грустью наблюдать, как его ухоженная квартира превращается в склад переломанной мебели. Не надо было даже трогать что-то – стоило слишком долго задержать взгляд на стуле, и тот торпедой несся по воздуху через всю комнату, с дикой силой ударялся в стену и превращался в кучу обломков.

В один из омерзительных вечеров, когда Дема безуспешно пытался заснуть, отбиваясь от голосов соседей, ссорившихся где-то в соседнем подъезде, он решил, что с него хватит. Никакой надежды на то, что муки закончатся сами собой, не было. Он встал с покореженного дивана и осторожно взял со стола конверт из плотной бумаги. В нем, вместе с документами о наследовании, лежали ключи от дома Алексея. Если где-то и стоило искать выход к своему спасению, то там. Вопрос стоял только в том, как добраться до этого дома.