Маргарет Пембертон - Грехи людские

• Название: Грехи людские
• Автор: Маргарет Пембертон
• Издательство: АСТ
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2004
• ISBN: 5-17-020282-2

Красавица Элизабет Гарланд понимала, что испытывает к мужу лишь дружеские чувства. Сердце просило любви, а тело – огня страсти. И тут в привычную скуку жизни ворвались двое мужчин, один из которых предназначен ей судьбой. Но кто? Риф Эллиот, всемогущий магнат, один из самых знаменитых плейбоев мира? Или Роман Раковский, гениальный музыкант, нежный и всепонимающий? Нелегко сделать выбор – но, возможно, ответ подскажет сама жизнь...

---

Адам утер пот со лба. Он смертельно устал и едва держался на ногах. Сильно болело плечо, ныла рана на ноге. Но он скорее согласился бы умереть, чем дать понять Рифу, как на самом деле себя чувствует. Сразу же по прибытии в Стэнли Бет предложила свои услуги персоналу полевого госпиталя. Видя, как она держится после долгих дней и бессонных ночей, после тяжелого перехода, Адам подумал о том, что с ними будет.

Вблизи разорвалось несколько снарядов.

– Пошли, – стерев с лица усмешку, сказал Риф. – Покажем этим скотам, что наша песенка еще не спета.

* * *

Элизабет качало от истощения и усталости. Некуда было эвакуировать раненых. Кое-где все еще шла перестрелка, но японцы уже овладели почти всем островом.

Весь день, казавшийся особенно длинным из-за непрекращающейся бомбежки, Элизабет не покидала своего поста. Она не знала, где сейчас Риф и Адам. Оставалось лишь молиться, чтобы они были живы.

– Ой, рука!.. – вдруг закричал молодой солдат. – А-а-а... моя рука! Пожалуйста, прошу вас, хоть кто-нибудь, помогите! О, рука...

Подбежав к нему, Элизабет увидела, что рука солдата изуродована шрапнелью и куски мяса и кожи свисают с нее лохмотьями. Из рваной раны ручьем текла кровь.

– Остановите кровотечение, сестра, – распорядился один из врачей. – Посмотрите, можно ли сохранить руку.

К ночи ее руки были покрыты кровавой коркой. Велся непрерывный орудийный обстрел, и японцы, хоть и медленно, продолжали наступление.

– Теперь у нас одна дорога, – горько сказал раненый, которому Элизабет перевязывала ногу, – прямиком в море, черт бы его побрал!

На черных от копоти склонах горы неподалеку от Стэнли Риф и Адам сражались плечом к плечу. Стрелять приходилось так часто, что винтовки разогревались и жгли руки.

– Смотри за своим флангом! – вдруг крикнул Риф. – Очередная атака!

Он увидел, как Адам опустился на колено, прицелился и выстрелил в грудь японцу, который шел перед взводом. Он промахнулся. Тогда Риф выдернул из гранаты чеку, подержал ее, сколько было возможно, в руке и, когда японский офицер уже почти приблизился к Адаму, швырнул.

Адам вскочил на ноги. Японец оказался от него слишком близко, чтобы стрелять. Адам ухватился было за дуло вражеской винтовки, но японец ловким ударом отбросил его в сторону. Адам упал, у него над головой сверкнул клинок. С оглушительным ревом, от которого кровь застыла в жилах и перед которым померкли все жалкие крики «Банзай!», Риф кинулся на офицера, обхватил здоровой рукой его за шею и с такой силой заломил ему голову назад, что у того хрустнули позвонки. Похожий на тряпичную куклу, офицер упал как подкошенный. Но Риф замешкался; несколько мгновений он оставался спиной к врагу, за что и поплатился. Пуля попала ему в правое плечо. Адам прикрывал огнем их совместное отступление. Они отбежали на достаточное расстояние и нырнули в небольшой овраг.

– Неужели сегодня и впрямь Рождество, сестра? – спросил раненый солдат, явно из простонародья. Он был одним из тех, кто ушел из отеля через водоотводный тоннель. Сейчас в его голосе звучало удивление. – Даже не верится!

Элизабет уставилась на него. Для нее уже давно дни и ночи слились в сплошную череду. Рождество! Она подумала о Рождестве двухлетней давности: они с Рифом гуляли по солнечным улицам Перта, с ними был Роман Раковский, который подарил им картину с изображением Давида.

– Да, вы правы, – сказала она, едва ворочая языком от усталости. – Действительно не верится!

Незадолго до рассвета ей удалось урвать пару часов столь необходимого организму сна. Когда она проснулась, распространилась весть об отступлении британских войск к Стэнли.

– Скажите, а капитан Эллиот и капитан Гарланд вернулись? – со страхом спросила она.

Офицер, к которому она обратилась, горестно покачал головой.

– Один Бог знает... – с отчаянием сказал он. – Там была жуткая неразбериха. – Затем, чуть подумав, добавил: – Кстати, счастливого Рождества! Хотя у меня этот праздник, случалось, проходил и в более веселой обстановке. Думаю, как и у вас.

Лишь к обеду она выяснила, что Адам и Риф живы.

– Я совсем недавно извлек пулю из плеча капитана Эллиота, – сообщил ей один из врачей. – Он потерял много крови, но настоял на возвращении в строй.

– Его вообще могли бы не ранить, – заметил один из добровольцев, дравшийся рядом с Рифом Эллиотом, – не сверни он шею японскому офицеру, который чуть было не снес голову капитану Гарланду.

Элизабет качнуло, и она была вынуждена опереться рукой о стену.

– А капитан Гарланд жив? Не пострадал?

– Ничуть, – весело ответил доброволец. – Когда я в последний раз видел его, он был целехонек, что называется, как огурчик. Вот каков капитан Гарланд. Он еще может дать фору многим молодым.

После обеда до нее дошли слухи о всеобщей капитуляции, но звуки боя продолжали доноситься отовсюду.

– Генерал не верит, – сказал один из санитаров. – Говорит, что будет сражаться до тех пор, пока не получит письменный приказ о сдаче.

Два часа спустя автомобиль под белым флагом с высоким армейским начальством пересек линию фронта и направился к штабу бригадного генерала Уоллиса. А уже через несколько минут все слушали, потрясенные, известие о том, что Гонконг сдается японцам.

– «По приказу его превосходительства губернатора и главнокомандующего все подразделения вооруженных сил Его Величества должны сложить оружие, – читал по бумажке молоденький капитан. Это был приказ бригадного генерала Уоллиса военнослужащим, находившимся под его командованием. – Приказываю ни в коем случае не открывать огонь, не уничтожать оружия и оборудования. В противном случае могут пострадать британские граждане, взятые в заложники. Отныне все перегруппировки и реорганизация подразделений будут происходить только в строго централизованном порядке».

* * *

Авангард японцев скрылся в темноте, и Ронни потихоньку пополз вперед. Он преодолевал дюйм за дюймом, чувствуя, как из раны на шее течет кровь. Ронни понимал, что, может случиться, не только на ноги – на четвереньки ему не подняться. Когда стало понемногу рассветать, он выполз на пыльную дорогу. Тут последние силы оставили его, он на время потерял сознание, а придя в себя, долго лежал ничком, моля лишь об одном: чтобы раздавшийся звук принадлежал британскому, а не вражескому автомобилю. Мольба его была услышана.

– О, приятель, мы-то думали, что ты уже давно на том свете. – Знакомый голос звучал радостно. Ронни испытал острую боль в затылке и в шее, когда чьи-то руки попытались перевернуть его на спину. – А потом смотрю – твои светлые волосы – они приметные, и говорю: «Будь я проклят, если это не Ронни Ледшэм». Мы бы тебя не подобрали, но капрал Дэвис почему-то очень хочет с тобой побеседовать. Что-то насчет лошади, на которую он поставил кучу денег и которая не только не выиграла, но и вообще прихромала последней.

Ронни попытался улыбнуться, но мышцы лица его не слушались. Он лежал в кузове грузовика, и, если Бог будет к нему милостив, в конце этого путешествия его ждали больничная койка и укол морфия.

– Судя по тому, что япошки хотели отрубить ему голову, у меня такое чувство, что и они ставили на его лошадь, – сказал другой голос, и все засмеялись.

Неожиданно на дороге разорвался снаряд, как раз перед грузовиком, и машина резко вильнула. Боль пронзила тело Ронни, спутав все мысли. Когда подъехали к ближайшему госпиталю, он опять был без сознания.

Следующее, что он услышал, был недоуменный голос, произнесший:

– Везучий же ты сукин сын, Ледшэм. Не многим так фартит: остаться в живых после удара саблей по основанию черепа.

Ронни попытался открыть глаза. Его перестало трясти и качать из стороны в сторону. Он стал неповоротливым и вялым. Шея оказалась плотно забинтованной. Он с трудом остановил взгляд на изможденном докторе и попытался выдавить улыбку.

– Одного японского клинка еще недостаточно, чтобы вывести меня из игры, – прохрипел он. – Где я?

– В госпитале, – ответил врач, удовлетворенный тем, что этот пациент должен выжить.

– Слава Богу! – прошептал Ронни и закрыл глаза. Когда шесть дней спустя начальство госпиталя с мрачным видом объявило собравшимся в одной палате о британской капитуляции, Ронни оказался среди очень немногих, кого эта новость обрадовала. Для него это в первую очередь значило, что война позади и что скоро он сможет вновь увидеть Жюльенну.

– Как думаешь, что сделают с нами япошки? – спросил его какой-то солдат.

Ронни, как один из немногих ходячих раненых, помогал замотанной медсестре менять повязку на ноге молодого человека. В ответ он лишь слегка пожал плечами, но даже это движение заставило его скривиться от внезапной боли. У Ронни было такое чувство, будто он поправляется после ужасной болезни – самой ужасной из известных людям.

– Интернируют, я думаю, – оптимистично предположил он. – Какое-то время жизнь будет для нас не слишком радостной и комфортной, но ведь это не надолго. Ничто не длится вечно.