Натали О`Найт - Время жалящих стрел

• Название: Время жалящих стрел
• Автор: Натали О`Найт
• Жанр: Героическая фантастика

В очередной том саги о Конане-варваре входит роман Кристофера Гранта и Натали О`Найт «Конан и Время Жалящих Стрел».

---

Огоньки масляных светильников отражались в глянцевитой поверхности его наряда, дробились и переливались, сплетаясь в замысловатые гирлянды. Казалось, что тучное тело наследника престола окружает многоцветное переливчатое сияние, а сладкий запах его духов был настолько силен, что Валерий, стоявший за пару десятков шагов, непроизвольно поморщился и демонстративно закрыл нос платком. Вскоре вокруг Нумедидеса собралась целая толпа.

– Прошу простить меня, принц, – рассеянно заметил Амальрик, не сводя с вновь пришедшего настороженных глаз.

Мгновенно он позабыл о собеседнике, и от этого Валерий лишь сильнее ощутил себя уязвленным.

– Мне нужно перемолвиться парой слов с вашим кузеном.

– Ну, разумеется, барон. Как же иначе… – Теперь уже Валерий ответил на самом изысканном лэйо, с ненавистью отмечая, однако, что Амальрик даже не заметил насмешки. И прибавил вполголоса, в спину удаляющемуся немедийцу, на самом грязном хауранском жаргоне, какой слышал лишь от наемников и шлюх в кабаках:

– Убирайся ко всем демонам, грязный пес, и пусть адские кошки заживо сдерут твою поганую шкуру!

Ему тут же сделалось неловко за свое мальчишество, хотя он и был уверен, что немедиец не мог понять его, но тот, похоже, и не расслышав его последних слов, удалился поспешно, небрежно раздвигая столпившихся вокруг придворных. Валерий, в одиночестве оставшийся стоять в нише у окна, всеми забытый и никому не нужный, вдруг поймал себя на мысли, что ненавидит все это пышное собрание, без малейшего исключения, настолько сильно, что если бы была возможность запереть их всех здесь и поджечь зал снаружи, он исполнил бы это не задумываясь.

Во рту его был привкус желчи, и красные круги перед глазами. Вскоре ему удалось взять себя в руки, иначе неизвестно, что бы он мог натворить, дав волю ярости, – однако злость его не улеглась по-настоящему и продолжала тлеть, подобно углям на пепелище. Достаточно было дуновения ветерка, чтобы пожар разгорелся вновь.

С ужасом и отвращением он вспомнил сцену, что пришлось ему пережить утром: Релата ни за что не желала отпускать его или настаивала, чтобы он взял ее с собой. На нее не действовали ни объяснения, ни уговоры. В конце концов он сорвался на крик, едва не поднял на нее руку…

Он и вообразить не мог, что станет с ней, когда она узнает о судьбе отца и братьев. Малодушие не позволило ему заговорить с ней об этом.

Он не мог понять, что чувствует к этой девушке.

Не любовь, нет, ибо в сердце его не было ничего похожего на пламенную, бушующую страсть, от которой он сгорал в былые дни. Несмотря на всю боль и страдания, чувство, что он питал к Тарамис была волшебным, чарующим, оно испепеляло и возрождало, придавало сил, дарило крылья… он был бы счастлив, если бы ему вновь довелось испытать нечто подобное, однако, казалось, врата души его закрылись навеки, петли проржавели, и ключ был навсегда утрачен.

Он больше не способен был любить.

И все же Релата не оставляла его равнодушным. Он не нашел в себе сил прогнать ее вчера вечером, хотя, разумеется, это было единственным возможным выходом, ибо он прекрасно сознавал, какие толки пойдут в Лурде, как только кто-нибудь обнаружит присутствие девушки в Алых Палатах. Он не воспротивился даже, чтобы она осталась с ним до утра – проклиная собственную слабость и малодушие, он уступил ее мольбам. А ведь в тот миг он даже не желал ее!

Страсть пришла позже, конечно же… но это не имело ничего общего с истинным чувством; он лишь уступал сладострастию, что столь умело разжигала в нем эта маленькая медноволосая ведьма. Однако когда наступило пресыщение, от этого огня остался лишь привкус золы на губах и смертельная тяжесть в душе.

Он был рад, что смог наконец уйти – и страшился минуты, когда придется наконец возвращаться, со стыдом сознавая, что вновь не найдет в себе мужества прогнать девушку.

В ее настойчивости было что-то противоестественное, истовое, безумное, что пугало его и внушало подспудное отвращение, словно в каждом ее взгляде и жесте ему чудилось касание демона. И в то же время источаемый ею яд был слишком сладостен, чтобы у него достало сил противиться… Он был в тупике и, при всем желании, не мог отыскать выхода.

Лисы, вспомнилось ему, нередко отгрызают себе лапу, угодив в капкан.

Размышления его прервал шум и смятение, начавшиеся на другом конце приемной, и, точно волны, разошедшиеся по всей зале. Наконец распахнулись высокие белые двери, украшенные гербами, и показался король Вилер. На пороге он застыл, словно бы в нерешительности. Придворные притихли в недоумении.

С того места, где стоял Валерий, ему не слишком хорошо было видно происходящее, однако он не мог не заметить, каким усталым и встревоженным выглядит самодержец. Полные губы были сжаты так, что превратились в тонкую бесцветную нить, на лбу залегли глубокие морщины.

Но вот, точно взяв себя в руки, король начал привычный обход зала.

Медленно, неспешно он переходил от одной группки придворных к другой, обмениваясь с каждым несколькими ничего не значащими словами, но даже издалека заметно было, как он рассеян, и мысли его явно далеки отсюда. Искушенные царедворцы, остальные также почувствовали это, и напряжение в зале, вместо того чтобы ослабеть, сделалось лишь сильнее. Вельможи переглядывались, обмениваясь вопрошающими взглядами, однако никто не в силах был разрешить недоумения, задать же королю вопрос напрямую не осмеливался никто.

Со своего наблюдательного поста Валерий заметил, как мелькнул в толпе аспидный камзол немедийского посланника, и вид его вновь пробудил дремавшую досаду, однако то был лишь отголосок, бледная тень подлинного чувства, и его собственная обида вдруг показалась принцу мелкой и нелепой. Правда, насколько он мог судить, Амальрику так и не удалось приблизиться к Нумедидесу, – ну что ж, слабое, но утешение. И он усмехнулся нелепости собственных мыслей.

Тем временем Вилер продолжал обходить приемную. Вид у него был по-прежнему отсутствующий, и он явно торопился поскорее разделаться с утомительной церемонией. Валерий не мог понять, что так встревожило суверена.

Как вдруг наружная дверь распахнулась рывком, и, на ходу отталкивая вцепившихся в его пропыленный плащ стражников, в зал ворвался человек.

Он был грязен. На небритом лице запеклась кровь. В глазах блестело безумие.

Появление его вызвало шок среди придворных.

Точно боевой ястреб к томным павлинам, влетел он сюда и, позабыв и о протоколе и об обычной вежливости, продираясь сквозь застывшую толпу вельмож, рухнул на колени перед королем.

– Ваше Величество!

Дюжина Черных Драконов, забряцав алебардами, ринулись в сторону юноши, словно стая воронья.

На фоне багровых занавесей, охристо-красных витражей и червоных плит пола их черные мундиры выглядели зловеще.

Валерий прикрыл глаза.

Амилия. Кровь и пепел. Красное и черное.

Он узнал этого юношу.

Это был Винсент – сын барона Тиберия.

Принц понял, что должно последовать сейчас, и застыл на месте. С внезапным уколом стыда он вспомнил, что, за скандалом с Релатой, не нашел даже времени никому сообщить о том, что видел вчера в Амилии. Но теперь, похоже, его вмешательство уже не потребуется! Эта мысль вызвала у принца прилив облегчения. Он был рад, что не придется суетиться, ничего объяснять, отвечать на неизбежные вопросы о том, зачем его, собственно, понесло во владения Тиберия. Нет, воистину, пусть лучше обойдутся без него!

Внезапно его обожгла догадка.

А что если этот провинциальный дворянчик примчался сюда по его душу?

Вдруг он хочет поведать королю о том как, он, Валерий, обесчестил его сестру? И сейчас при всем дворе он произнесет страшные слова. «Принц Валерий – грязный соблазнитель, надругавшийся над законами Аквилонии!»

После такого позора ничего другого не останется, как перерезать себе жилы или броситься на меч! Ибо не будет места в Аквилонии, где ему бы не плюнут в спину!

Неожиданно он вспомнил себя маленького, трясущегося мокрого от слез и вечерней росы перед страшным волколаком. Как он шептал тогда «Митра всемогущий, сделай так, чтобы все это было понарошке…» Да уж воистину, все повторяется. «Митра всемогущий, сделай так, чтобы этот человек ничего не знал о Релате!»

Валерий внезапно понял, почему никому не рассказал об Амилии.

Потому что он втайне был рад смерти барона и его сыновей!

Только боялся признаться себе в этом. Потому и не стал искать останки в горящем замке. Не потому, что это было бесполезно. Всегда можно что-то предпринять… А потому что страшился, что найдет кого-нибудь живого. Кого-нибудь из тех, кому бы лучше было умереть… По крайней мере, если бы такое случилось, то он сам оставался в безопасности.

Но, оказывается, один из них жив, и только Митра ведает, что за слова сейчас сорвутся у него с языка.

Он замер в ожидании.