О`Санчес - Кромешник

• Название: Кромешник
• Автор: О`Санчес
• Жанр: Современная проза
• Год: 2004
• ISBN: 5-94278-501-5

Автор, скрывающийся за псевдонимом О`Санчес, написал книгу о Криминале – и не только о нем. И хотя о «Кромешнике» уже отзывались как о русском антиподе «Крёстного отца», за внешней детективностью повествования скрывается глубокий психологический роман осуществовании на грани жизни и смерти, света и кромешной тьмы…

Действие романа происходит в преступной среде вымышленной страны Бабилон; в центре повествования – история жизни Кромешника – гения криминалитета, загадочной полудемонической фигуры.

Текст книги представлен в авторской редакции.

---

– Да, молодец, что тут скажешь. Но какого хрена ты с окурками представление устраивал?

– А пепельницу взять – она увесистая.

– Не те окурки, не крути дурака, будто не понимаешь! На улице ты с какой целью окурки подбирал, за ним? – Дядя Джеймс качнул затылком в сторону Подкидыша.

– Зачем лишние следы, если их можно убрать? Внутри все сгорит, значит, следопыты снаружи всю мелочь собирать будут. Да и он учиться должен, понимать, что важна каждая мелочь, что небрежность недопустима, что лопухов…

– Ну, погнал, погнал! А гранатомёт найдут – это не следы?

– Заграничный, вот в чем фокус. Даго в Европе такими пользуются. У макаронников же и куплен, все удачно сошлось. Отпечатков, надеюсь, Арнольд не оставил, а то придётся… Да спит он крепко. И ослаб от потери крови, и доза мощная. В городе разбудим.

– Ой ли? Такие-то они дураки, лягавые! Там китайцы, там, понимаешь, американцы дагообразные. Шита белыми нитками вся твоя конспирация!

– Белыми ли, чёрными, а пока работает. Джеймс, к девятнадцатому подходим.

– Вижу. Кстати, окурки да гильзы выкинь из кармашка, да?

Патрик аж перекосился от стыда за себя: действительно, спящий Подкидыш навалился на Патрика, и тому сначала жалко было его беспокоить, а потом он забыл, разговаривая с шефом. Ух, как стыдно, ексель-моксель! Он вытряхнул из левого кармана оба злополучных окурка и две гильзы, вышвырнул их в окно: пусть ищут и сверяют, кому нужно.

Дядя Джеймс свернул на просёлочную дорогу, где их ждал дежурный пост и полевая рация, настроенная для сигнала во все точки в городе.

Сигнал был дан, а это означало, что какофония субботних улиц Бабилона уже через считанные минуты пополнится треском автоматных очередей, грохотом взрывов и унылым плачем полицейских сирен.

– Пленных не брать, убытки после посчитаем! – таково было яростное напутствие Дяди Джеймса Герману, Боцману, Нестору, Мазиле и другим предводителям боевых групп, сформированных ещё на предварительном совещании. Эту фразу он произнёс по рации открытым текстом – для большей внушительности, понимая при этом, что её одну к делу не пришьёшь, даже если эти слова будут перехвачены и записаны властями. Герман также обязан был поставить в известность банды, контролирующие сопредельные территории, о возможных инцидентах в их владениях, извиниться и кратко пояснить суть происшедшего, но ни в коем случае не загодя, а по свершившемуся факту.

Поскольку дежурный пост стал бесполезен, Дядя Джеймс приказал ребятам двигаться в город, ехать впереди и в пределах прямой видимости, а за кольцевой – к Боцману, в его распоряжение. Подкидыша решено было отправить с ними – пусть домчат и сдадут с рук на руки доктору Гликману. Это было рациональнее, чем везти его с собой, когда и так времени в обрез, а забот по горло.

– Ну, теперь только держись – команду я дал, – сообщил он Патрику, залезая на водительское сиденье. – Теперь срочно на хату, пока полиция с ума не посходила: начнут хватать правого и виноватого.

– С чего бы им нас хватать – мы же за кольцом мотор сменим?

– Все равно: узнают – задержат. Допросы, вопросы, сличения-обличения, на фиг надо! Франк чего-то меня ищет срочно, а зачем? Если пенять станет насчёт переговоров – так теперь все в порядке, и даже врать почти не придётся. Я ему намекнул, где нас ждать, он ту квартиру знает. А может, ему…

– Он не должен был знать, я ему не говорил…

– Я говорил… И я показывал… Замолкни, я знаю, что делаю, и от Франка тут подлянки не жду.

– Значит, не только Франк, но ещё и бабы какие-то знают, да?

– Ты что, прокурор? Ишь допрос устроил! И всюду-то ты заговоры ищешь, всех-то подозреваешь! Да, и бабы были, представь себе. Ты пьянствовал, понимаешь, некому было меня, сироту, на путь истинный наставить…

– Не сходится. Из твоих рассказов следует, что ты недели две его не видел до последних событий, а я… Но ты же сам говорил: обеспечить абсолютно секретную точку, чтобы никто не знал!

– Ну, все! Пыль вот уляжется, ты найдёшь и обеспечишь. Не отвлекай от дорожных знаков и сам не отвлекайся, охраняй меня и зырь по сторонам.

– Несерьёзно это, Джеймс. Тебе не двадцать лет, почикают – тогда поздно будет над заговорами смеяться.

– Слушай, Патрик, морда рыжая! Ну почему я должен твоё зудение терпеть? Хуже нет, когда ты под руку нудить начинаешь. Вру: когда ты на волынке играешь, вот этого – нет хуже на свете! Я не обязан перед тобой отчитываться, я тебе бабки плачу, а не ты мне. Я руковожу всем и отвечаю за все, а не ты! Раз я говорю, что там все в порядке, значит, так оно и есть. Ты понял, я спрашиваю?

– Понял. Понял я! На твоё место не претендую и должен молчать. – Патрик обиженно замер на заднем сиденье и демонстративно повернулся к окну.

Дядя Джеймс почувствовал, что переборщил, что надо бы загладить несправедливый выговор, но не было сил на это. Лихорадочное возбуждение мало-помалу прошло, накатила усталость и апатия, хотелось поскорее добраться до «точки» и расслабиться, забыть, до следующего утра хотя бы, все проблемы настоящего и будущего. Но нет, Джеймс понимал, что как следует отдохнуть не удастся до самого вечера: Франк ждёт со своими разговорами, да за ситуацией надо следить, чтобы в случае непредвиденных осложнений пассивный контроль сменить на активный – а как иначе? Все же он пересилил себя и со вздохом извинился:

– Ну, харэ дуться! Это я промахнулся с квартирой – вольты и живчики в голову ударили. Не все тебе одному дурью маяться. – Он переложил на баранку левую руку, а правую согнул в локте и протянул назад ладонью кверху.

Патрик помедлил пару секунд и хлопнул по его ладони своею. Но обида в его душе осталась в виде мутного и трудно объяснимого словами осадка. Утром и днём он был в полной форме, работа вытеснила из сознания и подавленность, и воспоминания о ночных кошмарах, но теперь, когда все утряслось более-менее, тоска и дурные предчувствия с утроенной силой застучали в мозг и сердце. И Джеймс не по делу завёлся – тоже, видать, нервишки шалят. Да ещё этот поганый похоронный марш достал до самых почек. Что у них, другого развлечения на радио нет? Или маршал безвременно загнулся…

– Джеймс, ради бога, выруби ты кладбищенский концерт этот, невмоготу уже.

– Ты что, офонарел?! Это же полицейская частота – сейчас заговорят, залают, только относи! Авось что полезное услышим… А пока пусть шуршит; вот уж не думал, что ты такой тонкокожий.

Холодок ошеломительной догадки шевельнул корни рыжих волос, и Патрик незаметно заткнул пальцами оба уха. Так и есть – Мендельсон звучал с прежней силой…

Спинка переднего сиденья больно стукнула его по носу.

– Патрик, заснул, что ли? Побежали скоренько в подставу, а то вымокнем. – Дядя Джеймс уже выскочил из «косатки», сгорбился и затрусил к темно-вишнёвому «форду», стоящему в условленном заранее месте на платной стоянке. Мелкий и противный дождик, недавно вроде бы начавшийся, успел напрудить целые лужи, и Дядя Джеймс боялся промочить ноги. И как это обычно бывает – оступился, и левая нога его провалилась едва не по колено в выбоину, заполненную дождём. Дальше он уже распрямился и пошёл не спеша и не выбирая дороги, густо усеивая путь грязной и скудной матерщиной.

Патрик догнал его у мотора, сел рядом, на переднее сиденье. Похоронный марш утих, но Патрик стал вдруг слышать голоса людей, живущих в многоквартирном доме, что стоял напротив через улицу: они смеялись над ним и Джеймсом. Он метнул взгляд на шефа, но тот явно ничего не слышал: продолжая ругаться сквозь зубы, завёл мотор и выбрался на проезжую часть.

– Настрой пока: рисочка вот тут быть должна. Hа короткие переключись…

«Паршивейше весьма, – затосковал Патрик. – Надо будет отпроситься у Джеймса домой, хотя бы часика на четыре или пять, сконцентрироваться, мозги очистить».

Такое случалось с ним дважды за всю его жизнь, и оба раза ему удавалось выпутаться быстро и без посторонней помощи, но сейчас ситуация экстремальная и помочь некому: пожалуешься – Джеймс спишет в два счета в лунную губернию, на старые заслуги не посмотрит. Не сразу, естественно, и не в глаза, но отдаст соответствующий приказ: ха! – в затылок, и мозги на пол.

Патрик знал ещё один варварский, очень тяжёлый в исполнении способ поправиться: надо глотнуть изрядную порцию барбитуратов, а ещё лучше – аминазинчику. Потом минут десять побегать вверх-вниз по лестницам, кровь разогнать, чтобы лекарство лучше усвоилось, на глюки внимания не обращать. Потом сразу же лечь спать часа на четыре…

– Да что ты там ковыряешься так долго? Дай, я сам гляну… Вот падлы, помощнички… подсунули приёмник, он же не берет полицейскую волну. Ну, идиоты, я не могу… Чегой-то ты бледный весь из себя, укачало?

– Не жрамши со вчерашнего утра, откуда румянцу взяться?

– А только что красный был, как помидор. Голоден – это поправимо: там в холодильниках жратвы навалом, в основном, правда, консервы, но и картошка есть, и лук, и мясо, и рыба, и пиво, и яблоки. Но тебе не налью, потому как пить не умеешь. Будешь есть яблоки, они витамины содержат, а не градусы. Готовить по-мужицки будем, без изысков. Если моя кухня надоест, найдётся кому готовить, – Франк у нас известный гурман. Но он пивом брезгует, только марочные вина ему подавай, а то и коллекционные. Я взял пару литров какой-то дряни, как чувствовал, что найдётся потребитель. Но это будешь не ты, тебе не налью, потому как и вино ты пить не умеешь.