Джон Окас - Исповедь куртизанки

• Название: Исповедь куртизанки
• Автор: Джон Окас
• Издательство: РИПОЛ-Классик
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-386-00374-6

Действие романа разворачивается вокруг головокружительного восхождения простолюдинки Жанны Бекю к вершинам власти и богатства самой куртуазной эпохи человечества. Подробная и откровенная история жизни главной героини начинается в монастыре, описывает ее первую любовь, работу в парикмахерской и пребывание в роскошном публичном доме мадам Гордон и завершается почти сказочным превращением в графиню дю Барри, сумевшую затмить саму маркизу де Помпадур.

Книга, названная критиками самой поразительной историей со времен великого Дидро.

---

Когда мы угрюмо сидели за обеденным столом, мне принесли письмо от герцога Эммануэля. Король продолжал гнуть свою линию. Когда кардинал Эмо приехал исповедать его, Луи, большой любитель тянуть время, отослал его.

– Отлично, – сказал граф Жан. – У нас еще есть время. Напиши Эммануэлю письмо, пусть скажет королю, что необходимо как можно скорее изложить на бумаге его пожелания относительно твоего будущего.

Я отказалась. Мы поссорились. Жан покинул замок, не попрощавшись, и я никогда больше не видела его.

Через некоторое время прибыл посланник с запиской от принца Шарля де Дюпона, непомерно богатого человека, с которым я когда-то флиртовала. Он узнал, что случилось, и предлагал мне свой замок в качестве убежища. Шон утверждала, что я должна серьезно подумать над этим предложением. Но тщеславие превратило меня в оптимистку. Я была уверена, что все так или иначе изменится и ситуация разрешится в мою пользу. Может быть, Луи выздоровеет. А если и скончается, то, несомненно, оставит необходимые распоряжения, и обо мне позаботятся. Я отправила Шарлю мои извинения.

За ужином произошла ужасная ссора между Адольфом и Элен. Адольф хотел остаться со мной до конца, а Элен торопилась уехать.

– Ты что, раб своей тетушки? – кричала она. – Мне стыдно называться твоей женой. Завтра я уезжаю в Англию – с тобой или без тебя.

Она вскочила из-за стола и убежала наверх собирать вещи. Я посоветовала Адольфу взять себя в руки и пойти к жене. Пора ему становиться самостоятельным. Неизвестно, что ждет меня впереди. Наутро он со слезами на глазах обнял меня на прощание и уехал вместе с женой.

Шон собиралась ехать в Тулузу и все утро уговаривала меня покинуть Францию, но я не хотела даже слышать об этом. Я ждала следующее письмо от Эммануэля, рассчитывая на хорошие новости.

Но нет. Эммануэль написал, что у короля была ужасная ночь. Он метался от боли и бредил в лихорадке, говоря о своих похоронах и могиле. Некоторые подручные кардинала Эмона подозревали, что король симулирует безумие, чтобы не пришлось оглашать скандальные подробности его личной жизни. Они были согласны отпустить ему грехи лишь при условии, что Луи вразумительно признает все свои грехи и поклянется искупить их. За отца вступились принцессы. И кардинал Эмо ввиду сильной слабости короля, а также потому, что тот является первым человеком в стране, согласился дать королю прощение, если он покается во всех своих проступках сразу и пообещает, что в случае выздоровления будет не только создавать видимость религиозного чувства. Луи должен был также поклясться никогда не завязывать больше греховных отношений.

– Вот видишь, сестра, – сказала Шон. – Твой оптимизм необоснован.

В действительности надеяться мне было не на что, но эта странная упрямая эйфория не проходила. Я была настолько неблагоразумна, что была готова пойти на риск, только чтобы не смотреть правде в глаза.

После обеда Шон пришла прощаться со мной. Мы надеялись, что когда-нибудь встретимся в более счастливое время.

Ближе к вечеру приехал герцог Эркюль. Я гуляла в саду, собирая розы, росшие вдоль тропинки у реки. Он настаивал на моем немедленном отъезде из Франции, обещал лично отвезти меня в Англию.

– Я попытаю счастья с новой королевой, – ответила я.

Эркюль, привыкший к моим неразумным решениям, не стал спорить, поцеловал меня и уехал.

Теперь со мной остались только Генриетта, Женевьева и Лоран. Я привыкла иметь под рукой все, чем владею, и получать все, что хочу, по первому требованию. Когда мне не удалось найти свой любимый пеньюар, я обрушилась с руганью на Лорана, который его не выложил. Потом стала спрашивать, насколько он верен мне. Он стоял, словно преступник на допросе, и говорил очень тихо, пытаясь защититься и клянясь в вечной преданности. Но, как это часто бывало, когда я была утомлена и крайне возбуждена, я сорвалась. Я пила коньяк, одергивала его на каждом шагу и возражала каждому его слову. Этот поток оскорблений продолжался долго. Я не думала о нем как о человеке, достойном уважения. Я заставила его раздеться и избила утыканными шипами стеблями недавно собранных роз. Он стоически перенес боль, несмотря на то что я поцарапала ему ягодицы и по его ногам струилась кровь. Кровавое зрелище пробудило во мне презренную страсть. Я бросилась на него и овладела им. Но чувственное удовольствие не только не принесло успокоения, но лишь взбудоражило меня еще сильнее. Мне было ужасно стыдно за то, как я обошлась с преданным слугой. Меня терзала потребность быть наказанной, а это, в свою очередь, навело меня на мысли об убийстве. Я боялась, что окончательно потеряю рассудок и в ярости убью Лорана.

– Мне слишком тяжело, – сказала я ему. – Я не могу больше видеть тебя. Ты можешь оставить себе все, что получил от меня, и вот тебе еще кое-что, чтобы ты смог перебраться куда-нибудь… – И я отдала ему бриллиантовое ожерелье, которое стоило пятьдесят тысяч ливров. – Но я хочу больше никогда не видеть тебя.

Лоран не плакал, когда я била его, но, услышав эти слова, он разразился рыданиями. Он бросился мне в ноги, умоляя позволить ему остаться. Я отпихнула его.

– Я оставляю тебя не в худшем состоянии, чем когда подобрала тебя, – холодно сказала я. – Если считаешь, что заслуживаешь большего, что ж, ты сам виноват.

Он не замолчал, продолжая осыпать меня заверениями в огромной своей любви, и тогда я так сильно ударила его ногой, что испортила педикюр.

– Вас не удивило, что мадам де Мирапуа и все остальные отвергли вас? – спросил отец Даффи.

– Нет. А вас это удивляет, святой отец? – Священник усмехнулся:

– Разве вы забыли? Я слышал исповеди тысяч осужденных аристократов. Могу признаться, я считаю, что в правительстве должны сидеть люди, которыми оно управляет…

Улыбаясь, он продолжал – мягко, беззлобно:

– Вы стали одной из них, одной из этих модниц, переоценивающих собственную значимость, которых волнуют лишь их собственные взлеты и падения, с их ненасытными амбициями, неспособностью к состраданию, которые жить не могут без внимания и восхищения других, которых внешний вид волнует больше, чем внутреннее содержание.

– Да, – согласилась Жанна, – я больше заботилась о том, чтобы меня видели в обществе престижных людей, нежели о том, чтобы окружить себя преданными друзьями. Мадам де Мирапуа и иже с ней волновали только их собственные чувства. Думаю, ее дезертирство не удивило меня лишь потому, что я ничем от нее не отличалась.

– И в самом деле, – сказал священник. – Вы считали, что имеете право на определенные блага, но при этом отказывались взять на себя связанную с этим ответственность. Вы были беспринципны, делали все, что хотели. Но, даже добиваясь своего любыми путями, вы злились, когда другие люди не выполняли ваши желания. Вы вели паразитическое существование. Вы пользовались другими людьми на каждом шагу и попирали их права. Вы привыкли считать, что все вам должны. Вы были склонны идеализировать людей, с чьей помощью могли удовлетворить свои амбиции, но презирали и унижали тех, кто не мог принести вам пользу. Вы думали, что имеете право распоряжаться другими людьми, обладать ими. Вы скрывали ощущение собственной неполноценности и неуверенность под личиной величия и всемогущества. Вы жили в мире претенциозных фантазий. Но были ли вы счастливы? Едва ли. В действительности вам было скучно и тревожно. Блеском душу не накормишь. Золото – ничто по сравнению с милостью Божией.

Слова отца Даффи не показались Жанне жестокими. Он просто помог ей выразить все то, что она и так знала.

– Вам было жаль Луи? – спросил священник. Она снова опечалилась:

– Тогда была способна грустить. Все эти проблемы, приготовления, прощания, торопливый отъезд – у меня просто не было возможности оплакивать его.

– Это действительно грустно, – сказал священник. – Как с Лораном, так и с Луи вы думали только о себе, а не скорбели о потере человека, который был вам дорог.

Жанна не спорила с ним:

– О, Ля Франс! Лоран! Как мне вас не хватает!

Немного поплакав, она продолжила свой рассказ.

Луи умер днем 10 мая 1774 года. Вместо того чтобы оплакивать почившего короля, люди радовались. Чернь пила вино и пела песни, высмеивая его.

Ко мне прибыла официальная делегация из Версаля. Кардинал Эмо заставил напуганного короля подписать указ, составленный Негодницей Мари. В соответствии с ним меня как государственную преступницу немедленно сослали в монастырь Пон о'Дам, что около Мье, где жили несколько десятков монахинь и послушниц.

Генриетта и Женевьева вызвались проводить меня в Мье. Рано утром одиннадцатого мая мы пустились в путь и, проведя в дороге целый день, добрались до монастыря. Перед нами предстали древние развалины. Внутри царил аскетизм, было грязно, темно и мрачно, как в тюрьме. Какой контраст с версальской роскошью!

Аббатиса, мадам де Фонтенель, оказалась суровой женщиной средних лет. В карете меня ждали два сундука с нарядами, но она не позволила моему кучеру принести их.