Иван Наживин - Иудей

• Название: Иудей
• Автор: Иван Наживин
• Издательство: ТЕРРА
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1995
• ISBN: 5-300-00234-8, 5-300-00233-X

---

Осторожный Веспасиан, прежде чем действовать, решил запросить о будущем тот оракул, который находился на горе Кармель. Хитрый старик отлично понимал, что если боги не особенно интересуются его будущим, то все же в ответе оракула несомненно отразятся настроения людей. На Кармеле не было ни храма, ни изображения божества, а только жертвенники. И жрец Базилид, в делах понаторевший, рассмотрев внутренности зарезанных животных, торжественно сказал:

— Веспасиан, что бы ты теперь ни задумал — постройку ли дома, расширение ли поместий, умножение ли числа рабов, — делай: тебе назначается большое жилище, широкие границы, много людей…

Расчёт Базилида был весьма прост: если в предприятии Веспасиан сломает голову, то он будет не в состоянии повредить Базилиду, а если ставку он выиграет, то вспомнит об умном жреце. Веспасиан выслушал голос богов с удовольствием: во всяком случае, верующих это подбадривает, а неверующих… тоже подбадривает. И, щедро одарив проницательного Базилида, он объявил, что он прежде всего отправляется в Александрию: Египет — житница империи, и потому хорошо ключ от неё положить себе в карман.

Настал и день отъезда. В гавани Цезареи стояли готовые к отплытию корабли. Тит, в блещущем шлеме, в пурпуровой трабее, поднялся во дворец Береники. Красавица все больше и больше связывала свою судьбу с судьбой мужественного воина, в котором она чувствовала душу орла. А он только ей одной и дышал.

Белые руки замкнули своё волшебное кольцо вокруг его шеи.

— Ехать мне сейчас вслед за тобой или… — прижалась к нему она.

— Нет, богиня моя, не надо, — отвечал он, крепко прижимая её к своей груди. — Отец оттуда начнёт, вероятно, свой поход на Рим, а я вернусь сюда, чтобы покончить все дело здесь…

Она опустила свою красивую головку. В ней боролась иудейка с Августой. Ей было жаль своей страны. Она понимала, что нельзя оставить этот неугасимый очаг всякой смуты. Они не дадут покоя ни себе, ни Риму. Рим не может уступить и отступить… И к тому же — Августа великого Рима… Нет, от этого отказаться она не могла никак.

— Хорошо. Я буду ждать тебя, — проговорила она. — Но ты не медли. А если ты будешь терзать меня долгой разлукой, я сама поеду за тобой.

— Нет ничего на свете, что я не отдал бы за близость к тебе, за любовь твою! Не слова, не слова говорю я тут, — жарко повторял он, — нет! Ты моё солнце, в тебе весь мир для меня…

…И к вечеру, когда поднялся береговой бриз, суда распустили свои золотые в сиянии заката паруса. Береника стояла на террасе и смотрела, как среди пожаров заката одна за другой выходили галеры в открытое море… И вдруг вспомнились ей Афины, толпа и среди неё волшебной красоты юноша и его восторг перед ней… Сердце сжалось. Она попробовала встряхнуться: нет, нет, это так что-то, вроде сказки, вроде милого утреннего сна. Этого не будет… А будет — и уже близко — её торжество: вот так же, среди торжественных пожаров неба, войдёт она, Августа, на священный Капитолий…

Но в сердце её, где-то глубоко-глубоко, все же пела грустная песенка…

LXVII. ЧУДОТВОРЦЫ

Как только с Фаросского маяка дали сигналами в Александрию знать, что показался императорский флот, весь город высыпал на набережные. Под звенящие звуки труб провёл свои легионы навстречу императору Тиверий Александр. Шлемы легионеров резко блистали на солнце, и тяжёл был их мерный шаг. Как ни гнил и ни разваливался Рим, в этих железных легионах чувствовалась ещё большая сила: достаточно было Тиверию Александру в Александрии провозгласить Веспасиана императором, как весь огромный Египет покорно склонился перед новым владыкой…

Веспасиан, Тит и другие военачальники стояли на палубе головного корабля и смотрели, как навстречу им в пламени жаркого дня плывёт пышная, белая Александрия и весь этот огромный, удивительный, таинственный Египет, страна самых резких противоположностей: нигде так не ярко солнце и не черны так тени, как тут; чудовищное плодородие долины граничит тут со смертью пустыни, рядом с горами-пирамидами фараонов, для которых было возможно все, пригнутый к земле раб, а рядом с рабом, низведённым на степень животного, — животные, возведённые в сан богов. И за всей этой пёстрой и причудливой завесой современности — тысячелетняя бездна истории, сказания о временах, когда не рождалась ещё Халдея!..

Ослепительно блещущая Александрия надвигалась все ближе и ближе. Уже можно было ясно различить лес мачт в гавани, видны были сверкающие шлемами и оружием легионы и толпы людей повсюду: по набережным, балконам, крышам, пальмам… Корабли бежали. Сердца бились: Александрия была началом похода на Рим!

И вот точно острые мечи разрезали пылающий воздух резко-звенящие звуки труб, и среди восторженного рёва толп — чем они, собственно, восторгались, им было неизвестно, но от этого их восторги были только пламеннее, — первый корабль вошёл в тихую гавань, матросы бросились подбирать паруса, и скоро на пристань полетели чалки. Тиверий Александр — уже старый, но крепкий и стройный воин в блистающих доспехах — первым встретил грузного Веспасиана. Легионы, потрясая оружием, разразились кликами. Взволнованный Веспасиан только теперь окончательно поверил, что он — владыка вселенной. Тит сиял: для него открылся в эту минуту короткий путь на Палатин. И первой мыслью его была мысль о ней, златокудрой, которую он за любовь её поднимет на недосягаемую высоту…

Среди кипящих водоворотов пёстрой, горластой, неизвестно вдруг отчего очумевшей толпы блестящее шествие в сопровождении сверкающей реки легионов направилось в беломраморный дворец, в котором, казалось, так ещё недавно жила, любила и умерла Клеопатра…

«А теперь поживёт и моя Ценида, — подумал про себя Веспасиан. — О-хо-хо-хо… Вот она, жизнь-то человеческая!..»

Ценида была его любовница, женщина, как и он, невысокого происхождения…

На ступенях храма Озириса стояла какая-то белая величавая фигура, на которую оглядывались все.

— Кто это? — спросил Веспасиан Тиверия.

— Знаменитый философ Аполлоний из Тианы, — отвечал тот. — Он путешествует по Египту и теперь вышел, видимо, приветствовать императора…

Аполлоний в самом деле величаво склонился перед Веспасианом. Тот небрежно милостиво кивнул ему головой: он невысоко ставил философов. Может быть, раньше знаменитый мудрец и обиделся бы за это пренебрежение к нему, но Аполлоний начал решительно уставать от людей и их бесплодного кипения. Тут, в Египте, его буквально замучили все эти гностики, орфики, пифагорейцы, психики, пневматики, их истины, их боги, их споры. Теперь, к старости, царство мысли представлялось уже Аполлонию не в виде цветущего сада, как прежде, а в виде тех туч песка, которые нёс иногда ветер с ливийской пустыни, которые омрачали солнце и лишали все живое возможности не только радоваться, но даже просто дышать…

И не успел Веспасиан привести себя после пути в порядок, как вокруг него закипели интриги. Он привык к этому и был совершенно спокоен: он своё дело знал. Прежде всего он ощутил враждебный напор в сторону Дельты, где жили исключительно иудеи: раз они в Иудее имели дерзость подняться против Рима, вполне естественно было бы ударить здесь по ним так, чтобы и мокро не осталось. Когда-нибудь с проклятым народом этим нужно же покончить!

— Пустяки, — сказал спокойно Веспасиан. — В Иерусалиме они поднялись против Рима и будут наказаны так, как следует, а там, где живут они спокойно, зачем я буду трогать их? Мне нужны деньги, деньги у иудеев, так зачем же я буду бить их по голове?..

Тиверий Александр промолчал, а Иосиф просиял: продав иудеев, он продолжал ставить на патриота.

— Большинство греческих и римских писателей в установлении истины о возникновении мироздания ошибались, — сказал он. — Это случилось потому, что они были незнакомы с нашими священными книгами. Но все они до единого свидетельствуют о нашей глубокой древности…

В те времена древность происхождения народа считалась равносильной благородству его происхождения.

Сразу, как всегда, закипел горячий спор.

— Но Манефон и другие пишут, что иудеи в древности были только прокажёнными египтянами, изгнанными из Египта, — сказал один из спорщиков. — А почитай, что пишет Алион… Они в пути заболели, кроме проказы, ещё какими-то бубонами и должны были поэтому остановиться и отдыхать. Отсюда и пошла их пресловутая суббота, саббат, ибо египтяне называли бубоны «саббатозис».

— Антиох Эпифан, по словам того же Апиона, нашёл в иерусалимском храме человека, которого иудеи заперли и откармливали как свинью; потом таких пленников они убивали, вкушали от их внутренностей, приносили над трупами клятвы в ненависти к грекам, а трупы бросали в яму…

— А эта история с Фульвией в Риме! — воскликнул молодой красивый воин. — К ней пробился как-то иудей, выдававший себя за великого знатока в иудейском законе, которому Фульвия была привержена. И вот он со своими товарищами уговорили Фульвию, чтобы она послала в иерусалимский храм дар из пурпура и золота. Конечно, все это они прикарманили себе. Сатурнин, муж Фульвии, пожаловался на них своему другу, императору Тиверию, и тот сейчас же приказал, чтобы все иудеи оставили Рим. Четыре тысячи их были тогда отправлены солдатами в Сардинию…