Марио Льоса - Разговор в «Соборе»

• Название: Разговор в «Соборе»
• Автор: Марио Льоса
• Издательство: Академический Проект
• Жанр: Современная проза
• Год: 2000
• ISBN: 5-8291-0045-2

Роман «Разговор в „Соборе“ — один из наиболее значимых в творчестве известного перуанского писателя Марио Варгаса Льосы (род. в 1936 г.). Оригинальное и сложное по стилю произведение является ярким образцом прозы XX века.

---

А разговор с Чиспасом случился спустя много времени после смерти отца и через неделю после того, как он вместо хроники стал заниматься передовыми статьями, и за несколько дней до того, как Ана потеряла место в клинике. Тебе прибавили пятьсот солей, Савалита, в газету ты ходил теперь по утрам и уже почти никогда не виделся с Карлитосом, и вот в один прекрасный день у порога своего дома ты столкнулся с Чиспасом. Вы перебросились несколькими словами, стоя на тротуаре: как насчет того, чтобы завтра пообедать вместе? Ты выкроишь для меня время, академик? Конечно, Чиспас. Весь день ты без особого любопытства раздумывал, что случилось, зачем ты ему понадобился. И на следующий день Чиспас заехал за Сантьяго. Он впервые появился у вас в доме, Савалита, и ты следил из окна, как господин в бежевом костюме, в жилете, в канареечного цвета рубашке с очень высоким воротником, замявшись в нерешительности, толкнулся сначала в дверь к немке. Помнишь, каким жаждущим взглядом окинула она его с ног до головы, показывая, где ваша квартира: вон туда, вон в ту дверь. Помнишь, как Чиспас в первый и в последний раз ступил на порог твоего дома? Он похлопал тебя по спине — привет, академик! — улыбчиво и непринужденно, оглядел хозяйским оком обе комнатки.

— Идеальная берлога, Сантьяго, — оглядел стол, и книги, и подстилку Батуке. — Квартирка прямо создана для такой богемы, как ты с Аной.

Обедать отправились в швейцарский ресторан. И официанты и метрдотель знали Чиспаса в лицо, почтительно пошучивали с ним, вились вокруг него радушно и рьяно, а он заставил тебя попробовать земляничный коктейль — это их фирменный напиток, — нестерпимо сладкий и крепкий. Они уселись за столик, откуда открывался вид на море, и глядели на высокие волны, на хмурое зимнее небо, и Чиспас предложил для начала чупе по-лимски, а потом — курицу в пряном соусе или утку с рисом.

— Десерт я сам выберу, — сказал Чиспас, когда официант, приняв заказ, отошел. — Бисквиты с бланманже. После делового разговора нет ничего лучше.

— Собираешься вести со мной деловой разговор? — сказал Сантьяго. — Но надеюсь, хоть работу в фирме предлагать не будешь? Весь вкус отобьешь.

— Я знаю, у тебя от одного слова «деловой» начинается крапивница, — сказал со смехом Чиспас. — Но на этот раз не отвертишься. Не бойся, это недолго. Я специально привел тебя сюда: может, под пиво и острый соус эта пилюля легче пройдет.

Он снова засмеялся — на этот раз не совсем естественно, и, пока звучал смех, ты, Савалита, успел заметить в его глазах беспокойный блеск — посверкивающие тревожные точечки: ах ты, богема, богема, — сказал он, — богема неисправимая. Ясно, думает он, уже не сумасброд, не деклассированная личность, не закомплексованный тип, не коммунист. Нашлось словечко поласковей и порасплывчатей, под которым можно понимать все, что угодно, думает он. Богема ты, богема, Савалита.

— Ну, давай свою пилюлю, — сказал Сантьяго. — Приму перед едой.

— Тебе ведь ни до чего нет дела, академик. — Чиспас замолчал, хотя гладко выбритое лицо еще подрагивало от смеха, но прятавшееся в глубине глаз перерастало в тревогу. — Сколько времени прошло с папиной смерти, а ты так и не удосужился узнать, в каком виде наши дела.

— Я всецело полагаюсь на тебя, — сказал Сантьяго. — Я уверен, ты не уронишь репутацию нашей фирмы.

— Ну, ладно, давай серьезно. — Чиспас поставил локти на стол, подпер подбородок. Помнишь, Савалита, как он моргал, как ртутно блестели его глаза?

— Поторопись, — сказал Сантьяго. — Предупреждаю: как только подадут чупе, о делах — ни слова.

— А дела, как ты сам понимаешь, есть, и ими надо заняться, — сказал Чиспас, понизив голос. Он оглядел пустые столы вокруг, кашлянул и заговорил с расстановкой, осторожно и даже боязливо подбирая слова: — Вот, например, завещание. Там есть сложности, ввод в права наследования затягивается. Тебе придется пойти к нотариусу, подписать целую гору бумаг. Сам знаешь, какой у нас в Перу бюрократизм, сколько волокиты.

Бедняга Чиспас не только смущался и мучился от неловкости — он еще и явно трусил. Должно быть, он тщательно готовился к этому разговору, старался предугадать, о чем ты его спросишь, Савалита, что попросишь, что потребуешь, чем пригрозишь. Должно быть, припас целый арсенал объяснений и доказательств? Как тебе было стыдно, Чиспас, думает он. По временам он замолкал, устремлял взгляд в окно. Стоял ноябрь, на пляже еще не поставили зонтики, и не видно было купающихся; вдоль насыпи сновали автомобили; у серо-зеленого, неспокойного моря виднелись там и тут кучки людей. Высокие волны с шумом разбивались вдалеке, набегали на пляж, а на белой пене покачивались утки.

— В общем, значит, таким образом, — сказал Чиспас. — Отец старался привести дела в порядок, боялся нового инфаркта. Мы только успели начать, как он умер. Только начали. Идея была в том, чтобы отвертеться от налогов на наследство и всей этой бумажной возни. И потому, чтобы придать всему вид законности, все перевели на мое имя. И контракты, соответственно, тоже, и прочее. Ты же умный парень, сам должен понимать зачем. Старик вовсе не хотел все оставить мне одному. Он хотел облегчить дело. Никак не ущемить твои права и права Тете. Ну, и мамины, конечно.

Чиспас улыбнулся, и Сантьяго тоже. Подали чупе, и клубившийся над блюдом пар усиливал острую напряженно-неловкую атмосферу, витавшую за столом.

— Что ж, идея замечательная, — сказал Сантьяго. — В самом деле: что может быть логичней, чем все перевести на тебя и избежать сложностей.

— Не все, не все, — быстро сказал Чиспас, заулыбавшись и слегка взмахнув руками. — Только лабораторию и фирму. Только дело. Ни дом, ни виллу в Анконе. И ты же сам понимаешь: это чистая фикция. Это же не значит, что я стал единственным наследником. С мамой и с Тете мы все уже уладили.

— Ну и чудно, — сказал Сантьяго. — Так, деловая часть окончена. Пришел черед чупе. Смотри, Чиспас, какая прелесть.

Помнишь, Савалита, как он замигал, заморгал, захлопал ресницами, помнишь его захлебнувшуюся на полуслове недоверчивость, и неловкое облегчение, и проворное мелькание рук, протягивавших тебе хлеб, масло, наполнявших твой стакан пивом.

— Я знаю, тебя это все бесит, — сказал Чиспас. — Но дольше тянуть нельзя. Надо прояснить твое положение.

— А что в моем положении неясного? — сказал Сантьяго. — Перец передай, пожалуйста.

— Дом и вилла записаны, естественно, на маму, — сказал Чиспас. — Но она про Анкон и слышать не желает, говорит, что ноги ее там больше не будет. С Тете мы договорились. Я купил ей акции на сумму, примерно соответствующую ее доле в лаборатории. То есть она как бы уже получила наследство, понимаешь?

— Понимаю, — сказал Сантьяго. — Но ты прав: меня эти разговоры и правда ужасно бесят.

— Теперь с тобой, — не слушая его, засмеялся, снова заморгал Чиспас, — у тебя ведь тоже есть право на кусок этого пирога. Вот это мы и должны обсудить. Я думал, мы с тобою могли бы заключить договор, как с Тете. Прикинем, сколько тебе причитается, и, раз уж ты так ненавидишь бизнес, я выкуплю твою долю.

— Засунь себе мою долю знаешь куда, — сказал, засмеявшись, Сантьяго, — и не мешай, я ем чупе. — Но Чиспас глядел на тебя, Савалита, очень серьезно, и тебе тоже пришлось принять серьезный вид. — Я ведь говорил отцу, что никогда и ни за что не стану принимать участие в деле, так что забудь и про долю мою, и про положение. Уйдя из дому, я тем самым отказался от наследства. Поэтому никаких акций, никаких покупок, и вообще тема закрыта. Ладно?

Как он яростно заморгал, Савалита, какой свирепой сделалась его растерянность: ложка застыла в воздухе, красноватая струйка стекла обратно в тарелку, и несколько капель упало на скатерть. Он смотрел на тебя, Савалита, не то скорбно, не то испуганно.

— Ну, хватит, хватит выпендриваться, — сказал он наконец. — Ты из дому ушел, но все равно остался сыном нашего отца. Я могу подумать, что ты и впрямь рехнулся.

— Да. Я рехнулся, — сказал Сантьяго. — Никакая часть мне не причитается, а если бы и причиталась, ни единого грошика получать из отцовского наследства не желаю. Ясно?

— Акции не хочешь? — сказал Чиспас. — Хорошо. Есть другой вариант. Мама и Тете согласны. Перепишем виллу в Анконе на твое имя.

Сантьяго, расхохотавшись, хлопнул ладонью по столу. Подскочил официант: что желаете, ах, простите, я думал, вы мне. Но Чиспас оставался серьезен: видимо, вернулось самообладание, смятение исчезло и глядел он теперь на тебя, Савалита, ласково и покровительственно.

— Если ты не хочешь получить акции, дом в Анконе — самое то, — сказал Чиспас. — Мама и Тете не возражают. Мама отчего-то возненавидела Анкон, говорит, что никогда больше туда не поедет. Тете и Попейе строят себе дом в Санта-Марии. Дела у Попейе идут отлично: он же двигает Белаунде в президенты. Я так занят, что побездельничать летом — для меня роскошь непозволительная. Так что вилла…