Димфна Кьюсак - Скажи смерти «нет!»

• Название: Скажи смерти «нет!»
• Автор: Димфна Кьюсак
• Издательство: Правда
• Жанр: Современная проза
• Год: 1984

Имя австралийской писательницы Элен Димфны Кьюсак (1902—1981), неутомимого борца за мир, давно знакомо советскому читателю. У нас в стране увидели свет многие ее произведения. В настоящий сборник вошли романы: «Скажи смерти „нет!“, „Черная молния“, „Полусожженное дерево“, где писательница бросает обвинение общественной системе, обрекающей на смерть неимущих, повествует о трудных поисках утраченного смысла жизни своих героев.

---

— А что, если я не захочу держать ее закрытой?

— Пока вы здесь, вы будете делать то, что я вам говорю. Если бы в департаменте здравоохранения работали как следует, они бы давно вас отсюда вышвырнули! Но в наше время у домохозяев никаких прав не осталось!

— Неужели так и не осталось?

— Нет. Но если мне не дают вас отсюда вышвырнуть, то заставить вас держать дверь запертой я могу. Я вовсе не хочу, чтобы все мои жильцы заразились этой мерзкой болезнью.

— Ах, так вы не хотите, никак не хотите? — Барт двинулся навстречу толстой седой даме, нелепо взгромоздившейся на высокие каблуки. Он поднял руку с хлебным ножом и угрожающе помахал им перед хозяйкиным лицом.

— Знаете ли вы, миссис Смит, что ваши жильцы скорей всего могут подцепить какую-нибудь мерзкую болезнь в одной из ваших вонючих помоек, которые вам следовало бы держать в чистоте.

— Да как вы смеете! — Она отступила на шаг.

— И разрешите мне сказать вам также, если вы сами так невежественны, что не знаете этого, разрешите мне сказать вам, что нельзя заразиться этой, как вы называете ее, мерзкой болезнью через микробы, находящиеся в воздухе! Вам ведь сказали это, когда вы бегали в департамент здравоохранения, сказали ведь?

Она отступила еще на шаг и огляделась.

Барт спустился к ней, направив нож, словно штык, прямо в ее пышную грудь.

— Они ведь сказали вам также, что вы не можете нас выгнать, правда? Но вы решили, что сможете нас запугать. Что ж, вы, может, и смогли бы запугать двух беззащитных девушек, но меня вам не запугать, ясно?

Он поднес нож ближе к ее колышущейся груди.

Коротенькими перебежками она отступала к лестнице, выставив перед собой унизанные кольцами руки.

Барт шел за ней следом по вестибюлю. Его громкий голос разносился по всему дому, до самого четвертого этажа, и Барт получал от этого истинное удовольствие. Хозяйка облизнула губы, в ужасе оглядывая вестибюль.

— Может, вам никто не говорил еще, кто вы такая на самом деле, так вот я собираюсь вам это сказать. Вы трусливая старая стерва и обдирала! Вы здесь спекулировали всю войну и сейчас продолжаете спекулировать, вы здесь со всех дерете втридорога. Вы их всех запугали, и они вас боятся. Но я-то вас не боюсь. Нисколечко! И отныне жена моя тоже не будет вас бояться. И смотрите же, если она скажет мне когда-нибудь, что вы свой нос к нам сунули, я, когда вернусь домой, приду сюда, в вашу контору, и тогда…

Он многозначительно провел ножом по воздуху на уровне ее горла. Она схватилась руками за шею, повернулась и, бросившись в контору, захлопнула за собой дверь.

Барт пошел обратно через вестибюль и тихо усмехнулся про себя, когда услышал, как она тщательно запирает двери конторы. Он вернулся в комнату и еще шире открыл дверь.

— Отныне, миссис Темплтон, — сказал он громко, — мы будем держать дверь распахнутой, и храни господь того, кому это не понравится!

Его раздражение и гнев улеглись, и он обернулся к Джэн, ожидая, что она посмеется вместе с ним и похвалит его. Но она рыдала, зарывшись лицом в подушку и заткнув уши руками.

II

В первые дни Барт удивленно думал, как, оказывается, много работы, когда присматриваешь за больным в маленькой однокомнатной квартирке. А к концу недели он только диву давался, как Дорин ухитрялась справляться со всем этим да еще и работать. Ему пришлось научиться оказывать Джэн очень интимные услуги, оскорбляющие ее стыдливость. В первое время она плакала после его неуклюжих попыток помочь ей в этом, плакала из-за горькой беспомощности своего состояния, и его добродушные шуточки не могли сделать все это менее унизительным.

Когда он поступил работать шофером в парк автомашин, сдаваемых напрокат частным лицам, он стал уходить на работу рано утром, и ему еще нужно было до ухода приготовить завтрак для себя и для Джэн, постелить постель, погладить рубашку и оставить Джэн что-нибудь поесть на день. Покончив со всем этим, он чувствовал себя, как после дневного перехода в армии, и когда он, наконец, запирал за собой дверь и заносил ключ в дворницкую для сестры Даггин, он виновато ловил себя на том, что испытывает облегчение.

Сама по себе его новая работа ему нравилась, и ему вовсе не казалось утомительным водить свою большую машину по городу. Ему доставляли наслаждение часы, проведенные на чистом воздухе, но ему претило, что многие клиенты, берущие машины напрокат, ожидали от него какого-то подобострастного прислужничества. Он презирал себя, когда ему приходилось выпрыгивать из машины и распахивать дверцу для человека, который и сам отлично мог бы это сделать. Ему приходилось стискивать зубы, когда они небрежно совали ему в руку чаевые, и сдерживаться, чтобы не сказать, куда они могут отправляться вместе со своими чаевыми. Ему нужны были эти чаевые, нужны были все деньги, которые только можно было заработать. Он и не представлял себе, как быстро расходятся деньги, когда нужно кормить двух человек, платить за квартиру и покупать лекарства. Много было трудностей в мирной жизни, которых он и не предвидел.

III

Как-то под вечер, вскоре после их женитьбы, он вернулся домой, совершенно вымотанный за день тяжелой сменой, целой вереницей привередливых пассажиров и собственными попытками успеть сделать закупки между ездками. Хотя солнце уже село, жара тяжко нависала над узкой улочкой. В вестибюле их дома воздух оказался еще более душным и спертым. Когда же он открыл двери их квартирки, в лицо ему так и ударили смешанные кислые запахи испарений, дезинфицирующих средств и стряпни. В свете маленькой лампочки, горевшей у кровати, Джэн выглядела бледной, измученной. Он почувствовал, как в нем поднимается волна раздражения и протеста против того, что она вынуждена лежать вот так день за днем, не видя солнечного света, не вдыхая свежего воздуха.

— Здравствуй, детка. — Он старался, чтобы в голосе его не слышалось раздражения. — Хорошо провела день?

Она кивнула. Она обманывала его, и он знал это. Он наклонился, чтоб поцеловать ее, но она оттолкнула его и обвиняюще помахала у него перед носом каким-то письмом.

— Ты знал об этом, да? — настойчиво спросила она.

— А что это? — Он взял у нее письмо.

— Мне перестали выплачивать пенсию.

— Ах это? Ну конечно! Они прекращают платить, как только выходишь замуж. Это обычная вещь.

— Так я бы не выходила за тебя, если бы знала, что они перестанут платить мне. — Она заплакала и отвернулась от него, стараясь справиться со слезами.

— А что б на это та добродетельная мегера, что в конторе под лестницей сидит, сказала?

— Ей и не обязательно было б знать. Мы бы сделали вид, что поженились, а я сохранила бы пенсию.

— А тебе не кажется, детка, что муж стоит тридцати двух шиллингов в неделю?

— Ох, Барт! — Она прижала его руку к своей щеке. — Я никогда не сумею объяснить тебе, что значило для меня то, когда ты захотел на мне жениться. Но я и так всю свою жизнь до самого конца была бы твоя, если б ты только захотел, и без того, чтобы ты связывал себя.

— А если я хотел быть связанным?

Он погладил влажные пряди волос у нее на лбу.

— Ты не мог предвидеть, как это тяжко будет, и мне бы нужно было тебя удержать от этого, но только все было так неожиданно, а мне так отчаянно хотелось этого. Если бы это было не так сразу, я остановила бы тебя.

— Значит, мужем я оказался неподходящим, так?

— Ты самый замечательный муж на свете, Барт, но ведь ты мне даешь все, а я ничего не могу дать тебе взамен.

Барт опустился на колени у постели и обхватил Джэн руками. Он прижался щекой к ее щеке, и сердце его разрывалось от желания и от сострадания к ней.

— Не говори так, Джэн! Никогда больше не говори этого! Я знаю, что я неуклюжий малый и что я не могу так хозяйничать, как Дорин, но я научусь. И с каждым мгновением, что мы проводим вместе, что я ухаживаю за тобой, ты становишься только дороже для меня. Веришь?

Она молчала, нежно проводя пальцами по его лицу. А внутри у нее все бушевало от боли и исступленной радости.

— Никто меня не торопил, и я давно уже хотел на тебе жениться, но только в этом тогда было бы мало толку, потому что мы все равно не смогли бы вместе жить. А теперь мы вместе. Разве этого недостаточно?

Она покачала головой.

— Нет. Сейчас, когда я ничего не могу дать тебе взамен, — нет.

Он крепче прижал ее к себе.

— Ты даешь мне все на свете. Только то, что дала мне ты, и стоило иметь — из всего, что у меня в жизни было. У меня среди приятелей бывали раньше и настоящие друзья, теперь ты мой дружище, Джэн. Я всегда, в сущности, был довольно одинокий парень, а теперь я нашел тебя — нашел половинку себя, которой мне не хватало все время. И с тобой я стал целым человеком. Ты единственная смогла дать мне спокойствие. Разве этого недостаточно?

Джэн тихо плакала. «Нет, нет, — твердила она про себя, — этого недостаточно, ты же знаешь, что этого недостаточно. Брак не должен быть таким. Ты ведь только и знаешь, что ухаживать за мной все время. Брак — это как тогда в лачуге и так, как сейчас — вместе: когда дают и берут, когда страсть и уверенность друг в друге — вот каким должен быть брак». Рыдания душили ее.