Олег Кузнецов - Дальний поиск

• Название: Дальний поиск
• Автор: Олег Кузнецов
• Жанр: Детектив

---

— С-сымать не буду, плёнка кончилась, — не своим голосом сказал Белов; губы у него вздрагивали. — Да я любого! За тигра! Как бешеного пса!

Произошло нечто несообразное: директор, схватив бригадира, что называется, «за грудки», тряхнул его с такой силой, что голова Костина беспомощно замоталась и с неё слетел небрежно надетый треух, обнажив изрядную лысину, неожиданную у этого, в сущности, ещё молодого человека.

Так же внезапно Георгий Андреевич отпустил Костина. Минуту он стоял, глядя сверху вниз на тигра, и, когда вновь повернулся к толпе, его лицо было бледным и отрешённо спокойным.

— Без специального разрешения вход в заповедник запрещён, — тускло сказал он. — Тем более с оружием. Объявляю вас и вашу бригаду задержанными. Следуйте за мной для составления протокола. — И он направился к крыльцу управления. Сделав несколько шагов, обернулся к Костину. — А лично у вас я прошу прощения. Я, кажется, был не очень вежлив… Но за вами остаётся право потребовать от меня удовлетворения в законном порядке, через милицию,

— Чего?

— А зверя сфотографирую. Вы, кажется, хотели подпереть его палками? Хорошо, подоприте, пожалуйста

— Чего?

Оказалось, ещё не кончилась плёнка в трофейной «лейке» Георгия Андреевича. Наверное, целую катушку измотал он, с разных точек снимая тигра, при этом с помощью рулетки сделал тщательные замеры и исписал несколько страниц в блокноте. Исполнил он и свою угрозу насчёт протокола, а затем самолично, очень спокойный и непреклонный, выпроводил смущённую бригаду за пределы Тернова. Под конец всё-таки не сдержался — на прощанье погрозил охотникам кулаком.

Между тем не на него одного вся эта история подействовала удручающе. Житель посёлка, обыкновенный, в сущности, житель глухого таёжного угла, привыкший чтить охотничью удачу или, в крайнем случае, завидовать ей, если она ни с какого боку его самого не греет, тоже ощутил что-то вроде нависшей беды, причём, пожалуй, и какую-то свою собственную виноватость. Впрочем, внешне ничем особенным это не выразилось, разве что сварливостью матерей, непроходящим испугом самых маленьких ребятишек, сосредоточенностью дедов, в молчании полезших на свои печи, да ещё поступком одноногого Силантьева, который, встав на пути Георгия Андреевича, сказал шутливо: «Слышь, теперь впору меня взять в охранники. А что? Я себе из багра костыль сооружу и тогда любого браконьера не так, так этак достану».

Вернувшись в управление, директор повёл себя довольно загадочно: сделал несколько беспорядочных распоряжений, которые и назавтра, а иные так даже и через неделю мог бы сделать, был стремителен, сосредоточен и непоседлив: то в столе ящиками подвигает, то в кладовку метнётся, то к сейфу, то попишет, то вдруг замрёт, склонившись над трёхвёрсткой. Агния наконец догадалась: это сборы.

— Георгий Андреевич, никак за Чухунту намечаете, матёрого тропить?

— Намечаю, Агнюша, намечаю. Раз следы там есть — полагаю, Костин их не выдумал, — значит, надо идти.

— Завтра?

— Завтра как бы поздно не было. Сегодня.

— Это на ночь-то глядя?

Прикрыв ладонью рот, Агния осеклась: ну дело ли оговаривать человека, который в тайгу уходит. Только он сам, уходящий, может знать точно свой час и свою минуту.

Георгий Андреевич положил в мешок кое-какой лабораторный инструмент, бинокль, новую толстую тетрадь в синем коленкоровом переплёте, «лейку»… Из харчей же — кое-что: чай, да соль, да хлеба немного… «Не так чтобы уж очень надолго уходит», — решила все примечавшая Агния, но тут Георгий Андреевич взялся за своё ружьё, которое ещё ни разу не расчехлял со дня своего приезда. Вздохнув, он попестовал его, проверяя, сколько в нём тяжести, вынул затем из коробки пять патронов и, подумав, два из них положил обратно. Агния забеспокоилась:

— Стало быть, не на один день, Георгий Андреевич?

— Не на один, не на один, Агнюша… — рассеянно отозвался он и вдруг, как бы что-то вспомнив, испытующе, чуть нахмурясь, посмотрел на девушку. — Вообще-то я могу здорово задержаться, ты это прими, пожалуйста, к сведенью и позаботься, я тебя очень прошу, чтобы, в случае чего, не было никакого беспокойства и паники. Понимаешь ли, вся работа должна идти так, будто я и не отсутствую, я очень на тебя надеюсь.

— Сколько же вас ждать, Георгий Андреич? Неделю?

— Кто знает, кто знает… Да, насчёт мальчика. Хотел я его сам отвезти в Ваулово… Надо договориться с учительницей и насчёт квартиры, и всё такое… Может, это ты сделаешь? Где он, кстати?

— Да здесь же. В канцелярии сидит. Пишущей машинкой заинтересовался. Привести:

Приведённого тотчас Юрку Георгий Андреевич поставил перед собой между колен, погладил его остриженную наголо голову, немного замялся, не зная, что сказать. Все известное о мальчике можно было собрать в одну щепоть: сиротство, детский дом, бегство из детского дома, небольшая компания коренщиков, от которой он ненароком отбился и решил на свой страх и риск в одиночку искать дорогой корень…

— Ну вот, Юра, в понедельник поедешь в школу…

Но дальше этой фразы напутственное слово Георгия Андреевича не пошло. Мальчишка, зажмурив глаза, решительно замотал головой.

— Ты что?

— Зачем посылаешь в школу, Андреич? Я грамотный. Писать умею, читать умею, считать умею. Мне хватит.

— Смотрите-ка, разговорился, — подивилась Агния.

— Ага, с образованием, значит, всё в порядке, — сдерживая улыбку, сказал Георгий Андреевич. — Чем же ты тогда намерен заняться?

— Работать буду, в заповеднике. Как Никита. Сами говорите: мужчин мало. Я мужчина.

— Постой, постой… Что-то в этом роде я сегодня уже слышал. Это надо же!

— Мерно-ов! Развяжи, христом-богом прошу! Пальцы окончательно ничего не чуют!

— Потерпишь. До Ваулова часа два езды, там развяжу.

— До Ваулова! — простонал Щапов. — Отмёрзнут напрочь! Тебе же опосля ответ держать, почто не уберёг мою целость и сохранность. И-и… Куда я без рук?!

— Руки тебе совсем ни к чему. Даже сказать, лишние. А показания будешь языком давать.

— Мернов, души в тебе нету!

— У, язви тебя! — Мернов остановил лошадь, обернулся к Щапову. Тот, вытащив из-под сенной подстилки руки, на совесть связанные увесистым мотком верёвки, с болезненной гримасой протянул их Ивану Алексеевичу. Мернов сдёрнул одну из рукавиц и сразу увидел, что жалобы не притворны: пальцы, похоже, начинали белеть. Быстро развязав верёвку, приказал: — Три снегом. И не вздумай баловать.

Пока Щапов, постанывая, оттирал заскорузлые, потерявшие подвижность пальцы, участковый, мрачно наблюдавший за ним, принял решение;

— Ладно, поедешь пока так. Но смотри у меня. Я предупредил.

Надёжно обозначенная дорога, миновав небольшую долинку, нырнула в извилистый коридор, пробитый в мешанине деревьев и кустарников, которые, хотя и обнажённые, обступили повозку плотной, казалось, непроходимой не только для человека, но и для всякого зверя стеной. По временам большие дубы и буки по бокам дороги, сплетаясь вершинами, закрывали скудное зимнее небо, и тогда становилось сумрачно, словно поздним вечером, и в глазах участкового словно растворялись дуга и хомут и мерно кивающая голова Василь Васильича.

По-видимому, именно это обстоятельство — сумрак— помешало участковому вовремя заметить своеобразные сигналы, которые чуткий коняга вдруг стал подавать своими ушами. Минутой позже, когда вновь оказались на светлом участке дороги в начале начинавшегося подъёма, Иван Алексеевич разглядел-таки тревожные прядания лошадиных ушей и свёл брови, пытаясь разгадать их причину, но к этому моменту и времени-то для выводов и догадок не оставалось: впереди раздался шквальный грохот и треск, ошалевший Василь Васильич захрапел, поднимаясь на дыбы и вырываясь из упряжи. Пришлось участковому сделать то, что на его месте сделал бы и любой опытный лошадник, — соскочить с саней, схватить лошадь под уздцы, огладить её, в общем, попытаться успокоить.

Но страхи ещё только начинались. Из-за поворота, сверху, вывернулась, заполонив дорогу, ломая кусты, вздымая снег, живая, подобная лавине, масса — гурт диких свиней голов в тридцать: высоко подпрыгивающие подсвинки, крупные веприцы и ощетиненные секачи.

(Виновник этого появления — удачливый охотник, только что смертельно напугавший мирно отдыхавших на днёвке кабанов, — в эту минуту преспокойно уходил в сторону дороги. Без видимого напряжения он уносил в зубах двухпудового подсвинка с прокушенным позвоночником.)

Но и без тигра события на дороге спрессовывались с ужасающей быстротой. Стиснутый кустарником гурт, подобный многотонному монолиту, несомый не поддающейся подсчёту мышечной энергией, к тому же, в сущности, слепой (как со страху, так и по природному свойству свиней), надвигался на подводу с огромной скоростью. Когда до жуткого столкновения оставались какие-то метры, свою посильную лепту в события внёс и Захар Щапов. Вскочив в санях на ноги, он заорал во всю силу своих незаурядных голосовых связок. Это был вопль торжествующего охотничьего азарта, скорей звериный, чем человеческий, и он намного перекрыл треск сучьев, топот и уханье кабанов. Где-то вдалеке, уже не меньше чем за сто или двести метров, спокойно и даже с важностью уходивший тигр счёл за благо припустить рысью, на дороге же произошла полная мешанина: передние животные попытались повернуть, задние полезли на них, и почти тотчас громада достигла ног Мернова. Вздыбленная лошадь извернулась в упряжке каким-то совершенно не лошадиным образом, и конец оглобли угодил Ивану Алексеевичу в голову. Он повалился.