Дина Лампитт - Серебряный лебедь

• Название: Серебряный лебедь
• Автор: Дина Лампитт
• Издательство: Крон-Пресс
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1996
• ISBN: 5-232-00221-Х

Это роман о событиях трагических и фантастических, жизни бурной, но бессмысленной, любви разделенной, но несбывшейся. Действие разворачивается в Англии в начале XVIII века, на закате правления династии Стюартов. Очаровательная Мелиор Мэри Уэстон, наследница замка Саттон, на котором лежит двухвековое проклятье, влюблена в юношу по прозвищу Гиацинт, таинственным образом появившегося в их семье. Но силы зла делают свое черное дело — ей не дано соединиться со своим возлюбленным…

Хотя герои и события романа «Серебряный лебедь» выдуманы, как и замок Саттон, многое из того, что в нем происходит, основано на исторических фактах, а главные герои книги действительно существовали, и жизнь их была такой, как здесь описано.

---

Накануне свадьбы Сибеллы и Джозефа в поместье Саттон царило полное спокойствие. Только Гиацинт с самого утра пребывал в каком-то странном настроении и чувствовал себя хуже, чем когда бы то ни было.

Голова болела с каждым часом все сильнее и сильнее, и он заставил себя начистить медные украшения и привести в порядок кожаную упряжь — все это должны были надеть на лошадей наутро, в день свадьбы Сибеллы. Он все еще надеялся, что физический труд поможет ему снять напряжение.

И тогда это произошло. В ушах начал нарастать шум, голова, казалось, вот-вот разорвется на части, и в медном наглазнике, который он держал в руках, отразилась неясная картинка. Гиацинт прищурился, и картинка, к его ужасу, прояснилась — даже своими слабыми глазами он смог разглядеть, что изображение двигается: Джозеф и Сибелла шли к алтарю рука об руку: она, такая нежная, и он — изысканный, роскошный, в белом атласном сюртуке и черных брюках. За ними шла Мелиор Мэри, похожая на зимнюю розу. Картинка растаяла, оставив тяжелое ощущение несчастья, словно невидимая рука сдавила Гиацинту горло.

Наглазник выпал из разжавшихся пальцев, ноги ослабели, и юноша присел на солому. Тихий звук заставил его обернуться. В дверях стояла Сибелла и в упор смотрела на него.

— Вы все ясно видели? — спросила она так быстро, что слова показались Гиацинту произнесенными на чужом языке.

— Что?

Ее голос стал немного громче:

— У вас видения, Мэтью?

— Я… я не знаю. Просто увидел странное отражение, вот и все.

Сибелла повернулась к нему спиной.

— Со мной такое тоже случается, с раннего детства. Сначала я пугалась, хотя мне известно, что этим даром обладала вся моя семья на протяжении многих столетий.

— А кто относится к вашей семье?

Он никогда не спрашивал ее об этом, сам не зная почему.

— Фитсховарды. Наш род происходит от цыганки, которая родила ребенка от графа из Норфолка. Говорят, что ее сожгли на костре. Она обладала могуществом древних, а ее сын, умевший читать по звездам, тоже знал много великих истин. Его дочь могла быть самой могущественной из них, если бы не онемела.

— Что с ней произошло?

— Она отреклась от мира и стала Христовой невестой — монахиней. А род продолжил ее брат Джаспер.

— А он обладал этой силой?

— Нет. Он был очень умен и стал придворным королевы Елизаветы. Хотя, по слухам, он был в Кале во время осады и бесстрашно защищал королеву Мэри.

— И я родился в Кале, — тихо сказал Мэтью.

— Да, я знаю. Предок Мелиор Мэри тоже защищал эту крепость. Его звали Генри Уэстон. Возможно, все наши предки были знакомы друг с другом.

— Возможно, но мне никогда не узнать об этом, ведь я незаконнорожденный. Фамилию Бенистер я получил только по милости семьи, воспитавшей меня.

— Может быть, пробудившееся в вас новое восприятие мира поможет вам и когда-нибудь вы обо всем узнаете.

— Надеюсь, так и будет, хотя и боюсь этого. Мне кажется, я услышу совсем не то, что хотел бы услышать.

Сибелла обернулась и посмотрела на него.

— По-моему, вы предназначены для Господа, Гиацинт.

— Что вы имеете в виду? Что я умру?

— Со всеми нами это когда-нибудь случится, но я подразумевала другое: вы должны старательно изучать истинное назначение вещей.

Они смотрели друг на друга в тусклом свете конюшни, и волосы Гиацинта отсвечивали медью в лучах заходящего солнца.

— А вы знаете, кто я? — спросил он.

— Нет. Я часто спрашивала об этом, но почему-то никогда не получала ответа. Вы очень таинственны.

Гиацинт пристально посмотрел на нее.

— Вы любите Джозефа Гейджа?

— Я всегда его любила. Но и вас я люблю, вы и сами знаете.

Он кивнул.

— Да.

— Это непостижимо. Я пошла бы с вами на край света, если бы вы позвали меня с собой. Как же еще объяснить, чтобы вы поняли? Похоже, будто две души живут в одном теле.

— Да, то же самое чувствую и я. — Он резко отвернулся. — Это постоянно мучает меня из-за Мелиор Мэри.

Внезапно вспомнив об отражении в наглазнике, Гиацинт добавил:

— Но, когда вы выйдете замуж, наши пути больше не должны пересекаться. У вас будет своя жизнь, а у меня — своя. Если наша странная привязанность друг к другу не исчезнет, то это станет опасным для всех нас.

— И даже для Джозефа и Мелиор Мэри?

— Да.

Она сделала шаг навстречу ему.

— Вы меня поцелуете?

Как ему было знакомо ощущать в руках ее тело, чувствовать на своем плече золотисто-розовую головку, прикосновение к шее ее губ. Он целовал Сибеллу только однажды и тогда сразу понял: они — одно целое. А сейчас поцелуй должен был разрушить это очарование, на мельчайшие частицы расколоть их невозможную связь.

Гиацинт грубо оттолкнул ее; рот сжался, подбородок затвердел, что не соответствовало его мягкой красоте.

— Идите готовьтесь к свадьбе, Сибелла. На карту поставлено слишком многое.

Девушка выпрямилась, и ее взгляд стал таки же, как всегда, — она уже простилась с ним.

— Я молюсь, чтобы никакая древняя магия не угрожала нам.

— Сначала пусть она попробует поборот меня, — угрюмо ответил Гиацинт.

В замке Саттон царило оживление — из церкви Хоули Трайнити в Гилфорде доносился колокольный звон, каждый удар которого оповещал все графство Суррей, что, согласно древней традиции, в этот день из дома должна выйти невеста. И, как двести лет назад, когда Энн Пиккеринг, всем известная под именем Роуз, выходила замуж за сына хозяина этого дома, во всех комнатах суетились до самого рассвета. Особенно много хлопот было с оформлением Большой Залы цветами, которыми так богат июньский сад. Розы были вплетены в гирлянды из гвоздик, в воздухе стоял неповторимый аромат жасмина, среди серебристо-серой лаванды виднелись светло-голубые незабудки, и редкой красоты изысканный венец потряхивал своими колокольчиками в беседке из свежей зелени, сооруженной главным садовником прямо в доме.

На кухне, как и всегда перед свадьбой, повара трудились всю ночь, и огромный торт в виде причудливого фонтана, хитро украшенный с помощью проволоки и льда, уже стоял на отдельном столе под газовой накидкой. В последний момент, когда торт надо будет нести на стол, в самом конце торжества, известного под названием «свадебный завтрак», главный повар спрыснет пузыри фонтана шипучим вином, чтобы усилить эффект.

Галереи для музыкантов были тщательно вымыты и вычищены, и сейчас, когда до рассвета оставалось всего около часа, музыканты с инструментами в руках уже стояли на своих местах. На смену музыкальным инструментам, принятым двести лет назад, пришли французские арфы, немецкие флейты и английские трубы, звучавшие одновременно со скрипками, виолончелями и клавикордами. Заиграли «Музыку воды» маэстро Генделя. Джозеф Гейдж, который был сейчас женихом, год назад присутствовал на знаменитой вечеринке, где исполняли эту музыку, — тогда Георг I и его двор прибыли на Темзу, и изысканные звуки взлетали к небу, пока заря не осветила речные просторы. Великолепие того вечера произвело на него такое сильное впечатление, что теперь он заказал эту музыку специально в честь своей свадьбы.

В комнатах на верхнем этаже служанки кропотливо работали над платьями для дам. Они заглаживали каждую сборку и каждую складку большими тяжелыми утюгами, которые нагревали на плите и приносили с кухни завернутыми в толстую ткань, чтобы они не остыли по дороге. Но всеобщей гордостью было, конечно, платье невесты, украшенное валансьенскими кружевами, с искусно и богато расшитой юбкой; оно ниспадало к полу волнами роскошного шуршащего белого атласа. Рядом с платьем висела изумительная расшитая вуаль, которую подарила семье родственница графа из Норфолка и жена Генри Уэстона. Эту вуаль надевали все невесты Саттона испокон веков. Дополняла все это великолепная сверкающая диадема, когда-то украшавшая голову венгерской принцессы. Джозефу не удалось скупить все драгоценности Польши, но он выбрал другой, не менее древний символ богатства и власти. Для полного комплекта к диадеме полагались ожерелье и серьги. Украшения великолепно искрились даже в ярких лучах утреннего солнца. Как только заря ярким огнем осветила небо, целая армия садовников и прислуги вышла на улицу, чтобы подмести и вычистить до блеск главный подъезд к дому и двор — ведь сегодня несметное количество карет со всех концов графства и даже из Лондона привезет сюда самых блестящих и знаменитых людей, чтобы отпраздновать свадьбу величайшего богача Джозефа Гейджа и подопечной Джона Уэстона Сибеллы.

Конюшни и кареты хозяев дома тоже привели в порядок и украсили — они должны были выглядеть не хуже экипажей гостей. За всем этим следил Мэтью Бенистер. Он находился в самом центре кипящей вокруг него работы, надев очки, увеличивающие и без того большие голубые глаза, и выискивал малейший непорядок, который следовало немедленно устранить: или не очень аккуратно расчесанную гриву, или соломинку, лежащую не на своем месте. Он пришел в Саттон из Кале; его жизнь полностью растворилась в этом доме, здесь нашел он любовь и боль, красоту и отчаяние, и некое снизошедшее на него древнее знание подсказывало, что где-то тут, в Саттоне, находится ответ на все мучительные вопросы. Ключ к его судьбе был заключен в этих стенах.