Мэдлен Л`Англ - Камилла

• Название: Камилла
• Автор: Мэдлен Л`Англ
• Издательство: Астрель, АСТ
• Жанр: Детская проза
• Год: 2005
• ISBN: 5-17-024271-9

Камилле Дикинсон пятнадцать лет. Она живет с родителями в престижном районе Нью-Йорка, учится в престижной школе, и все в ее жизни складывается благополучно. Но это продолжается лишь до того момента, пока девушка не встречает Жака Ниссена. Глубокие переживания Камиллы связаны отныне с этим «другом дома», некогда счастливую семью преследуют неприятности. Хорошо, что девочку окружают друзья…

---

– Фрэнк всегда приходил ко мне, – сказала Луиза, – когда я плакала. Хотя я плакала очень редко. Фрэнк был со мной очень ласков, когда я была маленькой. Он очень изменился… Но продолжай.

– Наконец пришел папа. Он ласково со мной поговорил. Странно, но в тех случаях, когда папа проявлял ко мне внимание – а это бывало нечасто, – я чувствовала себя безопаснее и защищенное, чем когда я бывала с мамой. Он дал мне попить водички, и рассказал мою любимую сказку про трех медведей, и велел мне спать.

Наутро, когда я проснулась рано-рано, я опять подошла к зеркалу, постояла, посмотрела на себя, и вдруг у меня в голове что-то щелкнуло.

– Это я, – сказала я себе, – Камилла Дикинсон. Я – это я. И вот так я выгляжу. Сегодня мой день рождения. Я существую, как и все остальные люди, те, которые раздеваются в доме напротив, те, кто идет мимо меня по улице. И тут мне не стало так уж важно, что люди на улице и в домах напротив ничего обо мне не знают.

– Я тоже помню, когда осознала себя, – сказала Луиза. – Только это было совсем по-другому. Это было в парке. Я за что-то очень разозлилась на Фрэнка, и швырнула в него камнем, и попала ему в голову, а он отрубился. И я подумала, что я его убила. И тут вдруг я поняла, что тот человек, кто это сделал, – это я. Удивительно, да? А как ты думаешь, все люди помнят, когда они осознали себя?

– Не знаю, – ответила я.

Потом она снова взялась за блокнот и карандаш и спросила:

– А почему мама не пришла к тебе? Она была больна или что?

– Да. Она была сильно больна. Чуть не умерла.

– Ее увезли в больницу? – спросила Луиза с живым интересом, какой она всегда испытывала ко всем подробностям, касающимся болезней, больницы и т. п.

– Да. Как раз в утро моего дня рождения. Это был самый ужасный мой день рождения за всю жизнь.

– Ты ее навещала в больнице?

– Да. К нам приехала бабушка. Бабушка Уайлдинг. И отвезла меня в больницу на такси. Это была странная поездка.

– Почему?

– Все было ужасно. Потому что люди на улице ничего не знали про мамину болезнь, и про то, что это мой день рождения, и про то, как мне страшно за маму. Они шли себе и шли, точно ничего не случилось.

– Да, – согласилась Луиза, – я понимаю. Всегда легче, если кто-то знает про тебя, да? Когда Мона с Биллом подерутся, мне уже не так тяжело, как только я расскажу тебе об этом. Они тебе не объяснили тогда, что было с твоей мамой?

– Нет. Я была еще маленькая. Я была очень напутана. Мне казалось, если мама в мой день рождения оказалась в больнице, значит, она умирает.

– Ну, дальше, – сказала Луиза.

– Я раньше никогда не бывала в больнице. Мне и сейчас страшно вспоминать тот день.

– Я люблю больницы, – сказал Луиза. – Когда я стану доктором, моя квартира будет в самой больнице. Но продолжай.

– Вот, собственно, и все. Мама пробыла в больнице пару недель, а потом вернулась домой.

Луиза что-то быстренько записала в блокнот, приговаривая:

– Это интересно, это очень интересно.

Потом у нее появилось на лице какое-то смущенное выражение.

– Ей-богу, Камилла, мне ясно, что мне еще очень многому надо научиться, если я хочу стать психиатром. Я бы должна была так много извлечь из того, что ты мне сказала. Должна была понять причину твоих комплексов. А я, кажется, так ничего и не извлекла. Единственное, что я поняла, что я полная невежда. Ты и правда не знаешь, что было с твоей мамой?

– Я не помню, сказали ли они мне вообще что-нибудь.

– А у нее не было ли выкидыша?

Я смутилась. Я не знаю ничего про те вещи, про которые знает Луиза. Все это просто не приходит мне в голову.

– А когда ты решила стать астрономом?

Я покачала головой:

– Точно не знаю. Сколько я себя помню – всегда. Бабушка говорила мне названия звезд, когда я гостила у нее летом в штате Мэн. И водила меня в планетарий, и давала читать книжки. Я просто… я просто никогда ничем другим не собиралась заниматься.

– Ясно, – сказала Луиза. – Сильное влияние бабушки в вопросах карьеры.

И она опять что-то записала в блокнот.

Тут мы услышали, как хлопнула входная дверь. Пришел Билл. Мона сказала что-то тихим голосом, но Билл не ответил. Потом мы услышали, как Мона сказала громко:

– Ты можешь хотя бы поздороваться? Но Билл опять ничего не ответил.

– Фрэнк ушел куда-то и не вернулся на ланч, – говорила Мона.

Было слышно, как отодвинулся стул, но Билл продолжал молчать.

– Тебе что, все равно?

– Почему бы ему не уйти, если ему надо? – ответил Билл наконец. – Я его не виню. – Голос его звучал как-то тускло.

– Тебе что, все равно, что твои дети проводят большую часть времени на улице? – спросила Мона.

Раздался такой звук, точно Билл пнул ногой какой-то предмет.

– Как ты можешь быть таким бесчувственным? – закричала Мона. – Никого в жизни не встречала такого бесчувственного, как ты. Тебя хоть что-нибудь, хоть что-нибудь трогает?

Билл ничего не отвечал, только было слышно, как он пинает стулья, затем раздался стук. Это пепельница была резко швырнута на стол.

– Все, что ты можешь, это курить! – продолжала кричать Мона. – Все, что тебя интересует, так это проклятые сигареты! Тебе было бы наплевать, если бы обоих детей кто-нибудь убил у тебя на глазах!

Оскар принялся возбужденно лаять.

– Пошел прочь, ненавистный зверь! – заорала на него Мона.

Луиза низко склонила голову над блокнотом и сделала вид, что она что-то старательно записывает. Но я заметила, как краска бросилась ей в лицо, когда Мона подняла крик. А затем лицо ее сделалось мертвенно-бледным, а волосы, упавшие ей на лицо, казалось, пламенеют красным цветом. Я взглянула на нее, отвела взгляд и уставилась на пружины верхней полки кровати.

6

– Даже если я не могу это объяснить, я знаю, что все тобою сказанное очень показательно. Ты можешь еще что-нибудь припомнить?

Лежа на нижней кровати и уставившись на пружины верхней, я вспоминала. Я вспомнила то, что было глубоко запрятано в темных уголках моего сознания. Я как бы это начисто забыла. И странно, как я могла забыть такое важное для меня. По-видимому, я старалась сознательно это забыть. Если бы я помнила, то не могла бы жить спокойно и счастливо. Но сейчас слова, которые выкрикивала Мона, пробудили это воспоминание, и оно выплыло на свет.

Это произошло летом. Мы проводили лето в штате Мэн. Мне тогда исполнилось четыре или пять лет. Это была самая макушка лета. Было лениво, тепло, зелено. Бабушка Уилдинг, мамина мама, собиралась приехать погостить у нас недельку-другую. Дядя Тод обещал ее привезти. Мы ждали их к ужину. Но настало время ужина, а бабушка так и не появилась.

Бинни отвела меня наверх, раздела, выкупала, надела на меня пижаму и велела спуститься, пожелать спокойной ночи маме и папе. Я спустилась вниз и остановилась в дверях, ведущих на веранду. Папа готовил два коктейля, себе и маме. Мама сидела в качалке, покачивалась взад-вперед. Из глаз у нее ручьем текли слезы. Я побоялась ступить на веранду. Вдруг мама качнулась вперед, вытерла тыльной стороной ладони слезы и сказала дрожащим, злым голосом:

– Как ты можешь быть таким бесчувственным! Мама и Тод давно уже должны быть здесь. Или по крайней мере… А ты сидишь и распиваешь коктейли, как будто ничего не случилось.

– Что ты хочешь, чтобы я делал? – спросил папа. И лицо его приобрело каменное выражение, как у статуй в Метрполитен-музее.

– Я хочу, чтобы ты беспокоился! – закричала мама. – Я хочу, чтобы тебя касалось, что я умираю от тревоги. Я знаю, что-то ужасное… А ты сидишь тут со своим коктейлем и ничего не предпринимаешь! Тебя ничто, кроме твоего коктейля, не интересует!

– Я ничего не могу поделать, Роуз, – спокойно возразил ей папа. – Я звонил твоей маме, но там никто не отвечает. Значит, они выехали. Если они не появятся к десяти часам, позвоню Мардж и Джен, но я не хочу их тревожить до тех пор, пока не будет абсолютной необходимости.

Это все происходило до того, как тетя Джен вышла замуж, она все еще жила с дядей Тодом и тетей Мардж.

– О, Господи, – простонала мама, – о, Господи!

– Тебе было бы легче, если бы я метался из угла в угол и корчил обеспокоенную мину? – спросил папа. – Сейчас ничего не остается делать, кроме как ждать. Я не думаю, что внешние проявления тревоги могли бы чему-нибудь помочь.

– Если бы ты действительно беспокоился… – сказала мама. – Если бы ты старался хранить спокойствие ради меня… Но ты не тревожишься. Тебе все равно, если Тод и мама… Для тебя ничего не значит, если с ними случилось что-то ужасное.

– Ты случайно не впадаешь в истерику? А, Роуз? – спросил папа. – Тысячи причин могли задержать их в пути.

Мама покачала головой:

– Нет, нет. Ты всегда такой. Тебя ничто не способно взволновать. Ты всегда говоришь: «Все будет хорошо». Когда мама болела воспалением легких, ты тоже не беспокоился, тебе было все равно.

Папа осторожно вылил себе в стакан еще один коктейль, затем сказал, медленно подбирая слова: