Юзеф Крашевский - Старое предание (Роман из жизни IX века)

• Название: Старое предание (Роман из жизни IX века)
• Автор: Юзеф Крашевский
• Издательство: Гослитиздат
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1956

Предлагаемый вашему вниманию роман «Старое предание (Роман из жизни IX века)», был написан классиком польской литературы Юзефом Игнацием Крашевским в 1876 году.

В романе описываются события из жизни польских славян в IX веке. Канвой сюжета для «Старого предания» послужила легенда о Пясте и Попеле, гласящая о том, как, как жестокий князь Попель, притеснявший своих подданных, был съеден мышами и как поляне вместо него избрали на вече своим князем бедного колёсника Пяста.

Крашевский был не только писателем, но и историком, поэтому в романе подробнейшим образом описаны жизнь полян, их обычаи, нравы, домашняя утварь и костюмы.

В романе есть увлекательная любовная линия, очень оживляющая сюжет:

Герою романа, молодому и богатому кмету Доману с первого взгляда запала в душу красавица Дива. Но она отказалась выйти за него замуж, т.к. с детства знала, что её предназначение — быть жрицей в храме богини Нии на острове Ледница. Доман не принял её отказа и на Ивана Купала похитил Диву. Дива, защищаясь, ранила Домана и скрылась на Леднице.

Но судьба всё равно свела их….

По сюжету этого романа польский режиссёр Ежи Гофман поставил фильм «Когда солнце было богом».

---

Обычно враги, совершавшие набеги ради добычи, поспешно уходили в леса, где, освободившись от груза, отдыхали и готовились к новому нападению, созывая добровольцев.

Так и сыновья Хвостека ушли с горсткой наёмников на Поморье, где снова набирали людей.

Разведчики, посланные на рубежи, возвратились с донесением о вновь готовящемся наступлении.

Но теперь оно уже никого не страшило, напротив, его даже хотели, рассчитывая окружить и разбить наголову врага. На пути, по которому наступали неприятельские отряды, они уже ранее все разорили, так что теперь не могли произвести новых опустошений, а в лесах можно было их обложить и перебить всех до единого.

Сыновья Хвостека также легко могли попасть к ним в руки.

XXVII

Весть об избрании Пястуна в несколько дней обошла весь край, переходя из дома в дом. Чем дальше от Гопла, тем больше отклонялся от истины рассказ о необыкновенном прорицании и воле богов: слушая его, все диву давались… И все верили, что это было предопределение богов, которые вершат судьбы мира… Явились какие-то чужие, никому не ведомые люди, точно они для того лишь были ниспосланы, чтобы изречь слово, которому даже самые знатные не могли противиться, ибо тогда вече единодушно и единогласно вызвало из лесу старого бортника и, разыскав его, когда он бежал, заставило княжить.

Только Лешеки и их приверженцы, связанные с ними узами крови, не смели ничего сказать, но сильно приуныли. Они боялись, что всех, кто принадлежит к их роду, уничтожат из мести.

— Старый Милош, глава рода, больше не показывался на вече. Он заперся со слепым Лешеком в своём уединённом городище, выставил стражу, удвоил караулы — и от всего устранился. Жил он теперь лишь одной надеждой: дождаться внука от своего ослепшего дитяти и в нём вновь возродиться.

Лешеку нашли жену; старая мать стала нянчить двоих детей, неусыпно оберегая обоих. В жены ему дали пятнадцатилетнюю девочку, но и он, ослепнув, обратился в дитя, и, словно едва начиная жизнь, они играли подле матери под сенью старых дубов. Жена Лешека, которую звали Белкой, усевшись рядом со своим слепцом, пела ему песни, он играл на гуслях, а старая мать рассказывала им сказки о богатырях, и так понемногу шло время.

Порой отец тайком прислушивался к весёлому лепету скорбной четы, но не показывался и не вступал в разговор, боясь каким-нибудь неосторожным словом напомнить о перенесённых муках и горе. И он и мать хотели скрасить жизнь несчастному калеке, для которого весь мир теперь сосредоточился в одном голосе и одном сердце.

Незаметно, ничем не отличаясь, проходили день за днём; редко слышался у ворот голос чужого человека, ещё реже кого-нибудь впускали в городище. Бумир с другими старейшинами неоднократно пытался увидеть Милоша. Но только раз старик велел впустить их, сказал, что не желает ни во что вмешиваться, и с тем отправил, а когда они снова явились, надеясь настоять на своём, им даже не отперли ворот.

В один из первых дней после избрания Пястуна, когда Лешеки начали тревожиться за себя, кто-то громко постучался в ворота; было это в полдень.

Старый Милош лежал в стороне под дубом; под другим, прислонясь к толстому стволу, сидели Лешек и Белка; старая мать, как всегда, была с ними. К Белке стаями слетались голуби с деревьев, а она сыпала им зерно. Возле Лешека лежали его любимые собаки, и он часто их гладил, У ног старого Милоша вытянулся, урча, медведь, с которым он никогда не расставался, и скакали две ручные сороки. Когда послышался шум у ворот, голуби взлетели на дерево, собаки вскочили и залились лаем, медведь, не поднимая морды, зарычал, а сороки яростно застрекотали, то вприпрыжку бегая по земле, то присаживаясь на ветви.

Тем временем слуга поднялся на верхний помост посмотреть, кто приехал.

У ворот стояло двое людей, укутанных с головы до ног в поношенные епанчи, вид у них был убогий и жалкий. За минуту до этого стража, расхаживавшая по валу, видела, как они быстрым шагом вышли из лесу, где, должно быть, оставили лошадей.

Слуга не мог разглядеть лица пришельцев, но по движениям и голосам их догадался, что они молоды. Оба нетерпеливо требовали, чтобы их впустили поговорить с Милошем.

Страж отказал им.

— Князь болен, к нему никого не пускают.

Они продолжали настаивать и браниться, но тщетно.

Наконец, один из них, особенно рьяно осаждавший ворота, снял с пальца перстень и, показав его слуге, велел немедленно отнести господину.

Открыв глазок в воротах, слуга взял перстень или, вернее, половину перстня, державшегося только на цепочке, затем поплёлся к своему господину, лежавшему под дубом, и вручил его, низко кланяясь.

Милош поглядел, вздохнул, смахнул слезу, скатившуюся по лицу, крикнул жене, чтобы она увела детей в дом, и велел впустить этих гостей.

Сад сразу опустел, даже собаки ушли за Лешеком. Наконец, отодвинули засовы и отперли ворота: пришельцы медленно вошли во двор. Едва переступив вал, они преобразились: вдруг изменились их лица и осанка. Там они стояли, смиренно съёжившись, тут плечи у них расправились, поднялись головы и заблестели глаза.

То были Лешек и Попелек — сыновья Хвостека.

Презрительно поглядывая по сторонам, они направились к Милошу, который при виде их слегка приподнялся, но не встал им навстречу. Он только повернул голову, чтобы разглядеть их издали. Когда они встали перед ним, он приветствовал их движением руки, но ничего не сказал.

Тогда заговорил старший:

— Мы пробрались к вам, князь, с опасностью для жизни, ибо нас, законных наследников, травят здесь, как диких зверей. Между тем вы тут сидите взаперти, не желая защищать права своего рода… Пришли мы, чтобы принудить вас помочь нам и дать людей.

Милош грозно поглядел на обоих.

— Вы? Меня? Принудить? — медленно переспросил он.

— Да, — продолжал старший, — да, я унаследовал власть от своего отца… и хоть молод ещё, все же я господин этого края и ваш. А уж собственному роду и крови я ни в коем случае не позволю восстать против меня.

Милош слушал, время от времени глаза его загорались; медведь, лежавший у его ног, почуяв по голосу чужих, злобно рычал. Казалось, он только ждал знака, чтобы наброситься на них.

— Мы должны отвоевать, — говорил старший, — и нашу землю и городище. Все Лешеки обязаны идти с нами. А эту чернь, поднявшую голову, пора подавить, выжить отсюда, обуздать или уничтожить.

Он говорил медленно, поминутно останавливаясь и выжидая, не отзовётся ли Милош. Князь молчал.

— Мы оба пришли спросить вас, за кого вы стоите — за нас или за этот сброд и мужичьё?

Старый Милош, видимо, кипел яростью, но сдерживался и молчал. Только изредка вспыхивали глаза из-под набухших век, и он кусал свой сивый ус, а его огромная, исхудалая и костлявая рука, лежавшая на коленях, нетерпеливо подрагивала.

Последний вопрос, брошенный с вызовом, наконец вывел его из себя.

Рука его взметнулась.

— Ни за вас, ни за них! — крикнул он в гневе. — Вас я не знаю и знать не хочу. Вы тут стоите передо мной, оба живые и здоровые, а где мои сыновья?.. Как осмелились вы… вы… явиться сюда?.. Будто не ведомо вам, что по велению вашего отца один мой сын убит, а другой ослеплён? Вы явились напомнить мне о том, что кровь детей моих велит мне тотчас же одного из вас убить, а другому выколоть глаза и бросить их собакам.

Сыновья Хвостека вспыхнули и, невольно схватившись за мечи, испуганно переглянулись.

Старик вглядывался в их юные, цветущие лица, в блестящие их глаза, и все сильней овладевали им гнев и скорбь. Молодые князья молчали.

— Вы… мне… здесь, в моем же доме, смеете приказывать… меня принуждать! Вы… меня!..

Старший покраснел от гнева.

— Я имею на это такое же право, как отец! — вскричал он, топнув ногой и гордо вскинув голову. — Я призываю вас вступить в войну за наш и за ваш же род. Отец мой повелел убить вашего сына за то, что он восстал против него и бунтовал, а другой лишился глаз, оттого что вслед за братом поступал так же, как и тот… благодарите, что он оставил ему жизнь.

Милош вдруг поднялся с земли, выхватил из-за пазухи рог, поднёс его к губам и затрубил.

Со всех сторон во двор стала сбегаться челядь. Сыновья Хвостека, не зная, что их ждёт, слегка побледнели и, встав плечом к плечу, крепче сжали мечи.

Бежавший впереди старый слуга князя с ужасом глядел на своего господина. Милош, поднявшись во весь рост, трясся от гнева; показывая рукой на молодых князей, он вскричал сдавленным голосом:

— Связать обоих… и бросить их в яму! В яму!

— Нас связать? — загремел старший, бросаясь к Милошу. — Ты осмелишься?

— Вы сами шли на это, отдавшись в мои руки, чтобы я мог отомстить за моих сынов… Кровь, пролитая ими, требует вашей… Один из вас погибнет, и ослепнет другой.

Отвернувшись, он показал на них рукой сбежавшимся людям.

— Связать их!.. В темницу!..

Челядь ринулась на князей, которые, встав спиной друг к другу, выхватили мечи, готовясь защищаться. Вдруг один из слуг бросился на колени и, схватив за ноги младшего, повалил его наземь, остальные уже хватали их за руки.