Евгений Коротких - Черный театр лилипутов

• Название: Черный театр лилипутов
• Автор: Евгений Коротких
• Издательство: Пилигрим-пресс, Культурный слой
• Жанр: Современная проза
• Год: 2006

Жизнь бродячих артистов, или точнее лабухов, непредсказуема, загадочна и порочна. Каждый вечер ресторанные загулы, куртизанки и, конечно же, полное безденежье. Каждое утро лабухи просыпаются на краю финансовой пропасти, и вновь и вновь бредут по бескрайним просторам навстречу приключениям и в поисках заработка.

Конечно, лабухи Куралесинской филармонии — прожигатели жизни, ну, а если присмотреться еще пристальнее, — это шуты, для которых жизнь не только игра в праздник, но и трагедия, потому что шутами управляют злые и жадные «царьки» — руководители «единственного в мире черного театра лилипутов». И вряд ли стоит смышленому читателю объяснять, насколько участь шута трагичнее участи плута.

Шутовской роман «Черный театр лилипутов» — это уникальное произведение, где на фоне трагикомичной жизни лабухов в полной мере выписаны характер и психология лилипута Пухарчука, главного артиста «черного театра».

В мировой литературе аналогов не существует .

---

Я пустил пробный шар и увидел, как перепугался Пухарчук.

— Уже и шуток не понимаешь! — закричал он очень грустно и слишком звонко. — За кого ты меня принимаешь?

— Если честно… то теперь я даже не знаю, за кого тебя принимать. Скорее всего за морозоустойчивого жлоба.

Когда я зашел с завернутым бутербродом к себе в номер, Левшин брился в ванной. Увидев меня, он чуть не порезался.

— Ты это, правда, не нарочно? — спросил он меня, показывая на лоб.

Я посмотрел в зеркало и увидел там ярко-оранжевый рог.

— Можешь считать, — ехидно улыбнулся Витюшка, — что билеты ты сегодня все раскидал. С таким набалдашником можно сделать заделку, не выходя из номера. Рогоносец, — хмыкнул он.

Витюшка приводил себя в хорошее настроение. Я несколько раз спросил у него, что произошло у них вчера, но Левшин, словно не замечая моего вопроса, пытался уйти от реальности в свой привычный мир иллюзий и веселья.

— Ну давай, что у тебя? — развернул он мой обед. — Вот это да! — покачал Витюшка головой. — Вкусно!

— Еще бы, — улыбнулся я и рассказал, во сколько мне чуть не обошелся этот бутерброд.

— Лилипута пупок испортил, — помрачнел Левшин. — И ты таким станешь, особенно не волнуйся… Знаешь, каким классным парнем Пухарчук был, мне всегда деньги занимал, а теперь во всем подражает Закулисному и боится его, боится, чтобы замену не нашли. Это хорошо, Закулисный такой болван, ему до фени, главное, башли идут, а другой давно бы разогнал такого лилипутика, который уже больше самого руководителя. Вот ты мне скажи, где ты такого лилипута видел, как у нас? — Я их вообще не видел.

— Еще увидишь, — махнул рукой Левшин. — Я почти все коллективы маленьких знаю, всех перевидел, но такого, как наш… Разве это лилипут? Он скоро вместо Закулисного с Иркой будет спать!

— Ты знаешь, — сказал я, — а с Иркой неплохо было б… Хоть она и сука, но что-то в ней есть.

Я поскромничал, сказав «что-то». Опять вспомнилось ее гибкое сильное тело и длиннющие ноги в черно-синих чулках. Левшин мерзко выругался.

— Она не сука, она тварь! — подпрыгнули злобно у него усы. — Когда Ирка в овощном работала, ее последний грузчик обходил, ее в карты разыгрывали: кому с ней в подвал за проигрыш идти. Если б не Закулисный, болван, она так бы в подвале и сгнила!

— Круто ты про нее, — засомневался я, хотя по опыту знал, что, как бы ни врал Витюшка, в его словах всегда была доля правды.

— Я… круто? — воскликнул Левшин, облизывая спелые губы. — Да любая моя крошка лучше и честнее этой твари! — смачно давил он на последнее слово. — Ну кто она была? Ну… я даже ее по-другому назвать не могу, а сейчас нас за людей не считает! Витя! — передразнил он Ирку. — Во сколько вы вышли из гостиницы? Чтоб это было в последний раз! — разбушевался Левшин. — Да кто она такая, чтобы мне это выговаривать?! Ей какое дело! А пупок ублажает… Она же его, дурака, сожрет и сама будет «Мойдодыром» заправлять!

— Не понял?…

— Да ну их всех к черту! — схватил он папку, давая понять, что разговор на эту тему исчерпан.

Левшин закончил завтрак и вытер губы моим полотенцем. Он был без комплексов и плевать хотел на условности. Я ему это прощал, потому что сам был не прочь вытереть ноги его полотенцем.

— Левшин, — сказал я. — Меня мучает один вопрос. Я ведь даже не видел наш «Мойдодыр», а хожу на заделку.

— Да… — ухмыльнулся Витюшка. — Лучше б ты его никогда не видел. Я три месяца работал администратором и даже в упор не знал, что творится на сцене.

— Но если будут расспрашивать подробности?

Ты администратор, ты должен выкрутиться из любого положения. Говори, что это профессиональный секрет, пускай придут и сами посмотрят, догадаются.

Он хотел что-то еще добавить, но в дверях появился Видов.

— Чудовище! — зашипел на него Витюшка. — Ну и что ты теперь мне предлагаешь? Она это так не оставит. Что, мне действительно придется жениться на этом старом мухоморе?

Коля невесело рассмеялся.

— Левшин, я бы на твоем месте не раздумывал. Скажи спасибо, что я еще колбасу вернул, а то бы сейчас в изоляторе сидели.

— Как вспомню, как ты перепугался старушек, — скривился Витюшка, передразнивая Видова. — Товарищи, простите, у меня двое детей, мы больше не будем, я вас обманул и еще, дурак, колбасу вернул.

— А я как вспомню, — передразнил Видов Левшина.

— Как ты… Люд очка, ну можно в щечку… ну в щечку — и все… Ха-ха-ха! — загоготал он. — Прокурора по особо важным делам!

— Ни-и черта себе старушки! — рассмеялся я, представив рожу Левшина, когда он узнал об этом.

— Ну и чему ты радуешься, лох? — свирепо отозвался Витюшка, наскакивая на Колю. — Я же обещал на ней жениться! Если б я хоть на секунду мог представить, с кем ты меня познакомил! Девочки… — просюсюкал Левшин, вспоминая, наверно, как распускал хвост Видов.

— За наше случайное знакомство! Да эта девочка раз плюнет просто так, и ты на урановых рудниках с тележкой никогда не расстанешься! Что мне-то делать? А если она захочет и вправду за меня замуж выйти?

В дверь постучали.

— Да! — заорал Левшин.

— Вам это просили передать из триста одиннадцатого номера девочки, — сказала горничная, ставя на стол огромную тарелку с дымившейся яичницей и поджаренными кусочками колбасы. — И еще просили передать, что вы им очень понравились и они всегда будут рады видеть вас на Петровке…

Горничная мило улыбнулась, положила каждому по вилке, рядышком постелила салфетки и вышла.

— Всегда будут рады видеть на Петровке… — задумчиво проговорил Левшин. — Это что, намек?… или я действительно понравился? А Людочка — прелесть…

— Старушки молодцы! — схватился за вилку Коля. — Какая яичница!

Не успел он отковырнуть глазунью, как в комнату влетел недоуменный Пухарчук с надрезанной котелкой колбасы. Он достал из кармана свернутый листок бумаги и прочитал:

— Желаем творческих успехов, девочки из триста одиннадцатого номера…

Все уставились на Женька.

— При чем здесь ты? — грозно сказал Левшин, внимательно посматривая на колбасу. — Слава Богу, уехали. Старушки все перепутали, давай сюда колбасу. Это они мне передали!

Женек начал морщить носик и, наверно, ужасно жалел, что пришел к нам за информацией. Он ушел таким же недоуменным, каким появился, с единственной разницей, что котелка колбасы уменьшилась ровно наполовину.

Мы расправились с чертовски вкусной яичницей и бросились с Витюшкой на заделку.

Администратор я или нет? На этот вопрос я должен, был ответить себе ровно через полчаса, как только несчастные дети уткнутся в буквари. Пока они едят манную кашу и запивают ее обезжиренным молоком, а у их родителей еще не повытягивались носы, чтобы с криком: «Ни-и черта себе!» отдать рубль на невероятное зрелище. — Ну, Евгешка, давай! — рванул я дверь, едва только прозвенел звонок на урок. — Завуч где находится? — спросил я первого попавшегося двоечника.

В том, что он был двоечником, я даже не сомневался, он был копейка в копейку моим отражением в юности, такой же наглец и негодяй.

— Пошел ты… — бросил он мне через плечо и тут же схлопотал от меня могучий пинок.

— На втором этаже, семнадцатый кабинет, если хочешь, могу проводить! Ты чего куришь?

— Пошел ты, — небрежно посмотрел я на него и побежал к завучу.

В кабинете № 17 страдала женщина с белоснежными роскошными плечами.

Безумная жажда по интеллектуальному другу не просто читалась в ее глазах, каждое слово было наполнено таинством и ожиданием.

— Вы артист? — засветились ее голубоватые с поволокой глаза. — Скажите, вы верите в чистую любовь?

— Платон, — прошептал я, — не мой дедушка. Не знаю. Урок давно начался, а я еще не приступал к заделке.

— Сцена, — мечтательно произнесла женщина. — Я ведь тоже была совсем молодой, — смотрела она в окно своими голубоватыми глазами на молодую конопатую осень. — Как я мечтала о сцене…

Я не понимал, откуда столько откровений, но почему-то вспомнились слова Левшина: «Если уж это чудовище Петя встал на довольствие, то о чем думаешь ты?»

Женщина лет тридцати пяти сидела в вязаном пурпурном платье с открытыми плечами и поигрывала носком вишневой туфельки. Она была вся там, на задворках своей молодости, и в больших искрящихся глазах было непонимание: когда же все пролетело и неужели ничего не вернешь… Она забыла обо мне и лишь теребила выбившийся белокурый локон.

— Простите, — вторгся я в прошлое и оборвал паутину воспоминаний. — Мне бы очень хотелось пригласить вашу школу на спектакль, конечно, в первую очередь вас…

Завуч вспыхнула, румянец разлился по ее бледным матовым щекам, рука метнулась в сумочку за платочком.

Я рассказал ей о нашем удивительном театре, который еще сам в глаза не видел.

Она слушала с широко раскрытыми глазами, но когда я добрался до Женька, женщина опять схватилась за платочек и прошептала: