Патриция Корнуэлл - Джек Потрошитель

• Название: Джек Потрошитель
• Автор: Патриция Корнуэлл
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Публицистика
• Год: 2004
• ISBN: 5-699-07828-2

Тайна Джека Потрошителя несколько лет не давала покоя королеве детектива Патрисии Корнуэлл, американской Марининой, превратившись в своеобразную идефикс. В поисках улик она приобрела целую галерею из 30 полотен Уильяма Сикерта — известного художника, основателя английского импрессионизма — своего главного подозреваемого. По мнению писательницы, героинями портретов были его жертвы. На разгадку тайны, о которую обломали зубы не только лучшие ищейки Скотланд-Ярда, но и все без исключения светила мировой криминалистики, Корнуэлл поставила не только репутацию королевы детектива, но и немалую часть своего состояния. Зато теперь благодаря ее титаническим усилиям весь просвещен — ный мир может вздохнуть с облегчением — самый зловещий, скрытный убийца в истории наконец-то пойман с поличным.

---

Возможно, Фредерик Эбберлайн воздержался от замечаний по поводу дела Джека Потрошителя, потому что он был достаточно умен, чтобы не писать о том, чего не знал. В свой дневник он включил только те дела, которые расследовал и раскрыл лично. Он наклеивал на страницы газетные вырезки, а затем делал собственные замечания, которые никогда не были ни многословными, ни чрезмерно эмоциональными. Нам становится ясно, что он много работал и работа эта была довольно тяжелой. 24 января 1885 года, когда был взорван лондонский Тауэр, инспектор Эбберлайн «был очень занят работой, поскольку государственный секретарь, сэр Уильям Харкорт, хотел каждое утро получать информацию о ходе расследования. После тяжелого трудового дня мне приходилось до четырех-пяти часов утра составлять для него отчеты и рапорты».

Если инспектор Эбберлайн писал отчеты для высшего руководства после взрыва в Тауэре, он наверняка делал то же самое и во время преступлений Потрошителя. На место взрыва Эбберлайн прибыл «немедленно после преступления». Он приказал, чтобы все оставались на своих местах до тех пор, пока полиция не допросит всех, кто оказался на месте преступления. Многих он допросил лично. В ходе допросов он «обнаружил» одного из преступников, поскольку тот медлил с ответами и вел себя необычно. О взрыве в Тауэре много писали, мастерство инспектора Эбберлайна вызывало восхищение. Если четыре года спустя его участие в расследовании было более скромным, это объясняется его повышением по службе и присущей ему осторожностью. Он был человеком, привыкшим трудиться много и напряженно, не требуя признания и похвалы. Простой часовой мастер, который стремится наладить то, что сломалось.

Мне кажется, что он страдал из-за преступлений Потрошителя, и много времени проводил, бродя по ночам по улицам Лондона, наблюдая, вычисляя, пытаясь увидеть что-то в густом тумане. Когда коллеги, друзья, члены семьи и торговцы Ист-Энда устроили для него прощальный ужин в 1892 году, они подарили ему серебряный сервиз для чая и кофе и высоко оценили его работу по раскрытию преступлений. Как писала газета «Ист Лондон Обсервер», перед собравшимися, чтобы отметить достижения инспектора Эбберлайна, выступил суперинтендант дивизиона Арнольд. Он сказал: «Эбберлайн приходил в Ист-Энд и посвящал все свое время тому, чтобы пролить свет на совершенные здесь преступления. К сожалению, порой обстоятельства складывались так, что добиться успеха было просто невозможно».

Эбберлайну было больно и обидно признаваться прессе в том, что у него нет «ни малейшего ключика к решению проблемы». Он всегда умел перехитрить преступника. Над раскрытием преступлений Потрошителя он работал так напряженно, что чуть было не поплатился за это собственным здоровьем. Очень часто он не спал по нескольку ночей. Он и раньше бродил по улицам в штатской одежде и сидел с обитателями ночлежек на грязных кухнях до утра. Но что бы инспектор Эбберлайн ни делал, «негодяя» ему поймать не удавалось. Я не удивлюсь, если его путь пересекался с путями Уолтера Сикерта. Не удивлюсь я, если мужчины разговаривали друг с другом, если Сикерт предлагал инспектору собственные версии. Какое удовольствие должен был он получать от подобных разговоров!

«Теории! — позднее записал в своем дневнике Эбберлайн. — Мы почти заблудились в теориях. Их невероятное множество!» Совершенно ясно, что в старости инспектору было неприятно вспоминать об этом провале, несмотря на огромное множество раскрытых преступлений. Он предпочитал говорить об улучшении условий в Ист-Энде или о том, как он раскрыл целую цепь дерзких ограблений.

Несмотря на весь свой опыт и одаренность, Эбберлайн не смог раскрыть величайшее преступление в его карьере. Этот провал причинял ему боль даже тогда, когда в старости он занимался собственным садом. Фредерик Эбберлайн сошел в могилу, не представляя, против кого он сражался. Уолтер Сикерт не был похож на обыкновенного убийцу.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ ВЯЗАНИЕ И ЦВЕТЫ

Тело Мэри-Энн Николс оставалось в уайтчепелском морге до четверга, 6 сентября, когда ее полуразложившийся труп наконец-то нашел покой.

Ее поместили в «прочный» деревянный гроб и на конной повозке отвезли за семь миль от Лондона на Илфордское кладбище, где и похоронили. В тот день солнце показалось всего на пять минут. Стоял густой туман, шел дождь.

На следующий день, в пятницу, состоялось пятьдесят восьмое ежегодное заседание Британской ассоциации, на котором говорилось о необходимости установки и постоянного надзора за громоотводами, о случаях поражения молниями и об ущербе для телеграфных проводов, причиняемом молниями и дикими гусями. Говорилось на заседании о гигиенических преимуществах электрического освещения. Физики и инженеры спорили о том, является ли электричество материей или энергией. Было заявлено, что бедность и нищета могут быть ликвидированы, если «предупредить развитие слабостей, болезней, лености и глупости». Томас Эдисон сообщил о создании фабрики, на которой должно было производиться восемнадцать тысяч фонографов в год по цене от 20 до 25 фунтов за штуку.

Погода в тот день была еще хуже, чем в предыдущий. Солнце не выглянуло ни на минутку, на севере раздавались раскаты грома. Шел сильный дождь, почти что со снегом. В густом холодном тумане лондонцы возвращались с работы и отправлялись в театры. В «Лицеуме» при полном аншлаге шел «Доктор Джекилл и мистер Хайд», а в театре «Роялти» поставили пародию на него под названием «Хайд и Сикилл». В любимом мюзик-холле Сикерта «Альгамбра» представление начиналось в 10.30 вечера. Здесь танцевали женщины, а капитан Клайвз показывал свою «замечательную собаку».

Энни Чэпмен задремала над своей последней рюмкой, когда ночная жизнь Лондона еще только начиналась. Неделя выдалась скверной, хуже, чем обычно. Энни исполнилось сорок семь лет, у нее недоставало двух передних зубов. Она была пяти футов роста (152 см), полная, с голубыми глазами и короткими темными волнистыми волосами. Как позднее отмечала полиция, «в ее жизни бывали и лучшие времена». На улице ее звали «Темной Энни». В некоторых документах утверждается, что бросивший ее муж был ветеринаром, но в большинстве других говорится, что он был кучером у джентльмена, жившего в Виндзоре.

Энни не общалась с мужем после расставания. Она не интересовалась его жизнью, пока получала каждую неделю по 10 шиллингов. Внезапно в конце 1886 года деньги перестали приходить. Однажды потрепанного вида женщина появилась в пабе «Веселые виндзорские кумушки» и стала интересоваться Чэпменом. Она сказала, что прошла пешком двадцать миль из Лондона, остановилась в местной ночлежке и хотела узнать, что случилось с ее мужем, почему тот перестал присылать ей деньги. Женщина у дверей паба сообщила бродяжке, что мистер Чэпмен умер в Рождество. Он не оставил Энни ничего, кроме двух детей, которые не хотели иметь с ней ничего общего. Образованная дочь уехала во Францию, а сын жил в Виндзоре.

Энни некоторое время жила с мастером, изготавливающим сита. А когда и тот ее бросил, она стала одалживать небольшие суммы у брата. Ему в конце концов это надоело, и он перестал давать ей деньги. Энни не общалась с другими членами своей семьи. Когда у нее были силы, она подрабатывала вязанием и продажей цветов. Знакомые считали ее умной и предприимчивой по натуре, однако пристрастие к алкоголю погубило Энни Чэпмен. Она более не заботилась о том, чем заработать на жизнь.

За четыре месяца до смерти Энни несколько раз попадала в лазарет. Она обитала в ночлежках, чаще всего в доме 35 по Дорсет-стрит, соединявшей Коммершиал-стрит и Криспин-стрит, как перекладина стремянки. В этом районе насчитывалось около пяти тысяч коек в разных ночлежках. Во время расследования убийства Энни Чэпмен газета «Таймс» писала: «Присяжные могли почувствовать, что цивилизация XIX века имеет и такие стороны, которыми невозможно гордиться». В мире Энни Чэпмен к бедным относились, «как к скоту». Обитатели Ист-Энда постоянно находились на «грани голода». Насилие процветало и еще более усиливалось нищетой, алкоголем и жестокостью.

За четыре дня до смерти Энни поссорилась с другой обитательницей ночлежки по имени Элиза Купер. Элиза набросилась на Энни на кухне, требуя вернуть тарелку супа, которую Энни у нее одолжила. Энни швырнула на стол полпенни и сказала, что та может сама сходить и купить себе суп. Женщины начали ругаться. Их ссора продолжилась и в ближайшем пабе. Энни дала Элизе пощечину, а Элиза вцепилась Энни в глаза.

Синяки на лице Энни сохранились и до субботнего утра 8 сентября, когда Джон Донован, распорядитель ночлежки на Дорсет-стрит, пришел требовать восемь пенни за постель у тех, кто собирается провести здесь еще одну ночь. Энни ответила: «У меня нет денег. Я больна, мне нужно в лазарет». Донован напомнил ей о правилах. Энни ответила, что уйдет и найдет деньги. Она умоляла не отдавать ее койку другому постояльцу. Донован впоследствии сообщил полиции, что Энни «находилась под воздействием спиртного», когда ночной смотритель вышвырнул ее из дома.